И он заехал только сказать ей «привет»…

А. Горшенев, Е. Рыбакова «Акварели»

− Это твое окончательное решение?

− Конечно, неужели тут еще можно сомневаться. Это же такой шанс!

− Шанс, конечно… Я не могу с тобой поехать.

− У меня защита кандидатской.

− А я-то подумал… Уверен, ее можно отложить года на два-три.

− А я уверена, что нет. Мне почти тридцать, когда, по-твоему, я буду защищаться?

− Послушай, два года ничего не решат.

− Очень даже решат! Ты даже представить себе не можешь, что для науки значат два года! Каждый месяц на счету, не то, что года.

− В конце концов, защититься можно и там.

− Там, это где? Ты даже сам толком не знаешь, куда едешь. И к тому же здесь у меня кафедра, научный руководитель… Да все у меня здесь! Послушай, неужели тебе вот так необходимо уезжать, именно сейчас и так… надолго.

− И ты еще спрашиваешь? Само собой! Мне за сорок, а я все капитан, а там реальные перспективы и служебный рост, с карьерным вместе. Это шанс, реальный и своевременный, и другого такого может не быть. Так что сейчас или никогда. Я стану майором, потом подполковником, полковником…

− Не исключено! Там же какие возможности, а меня уже приглашают с повышением. Так что все возможно, а ты сомневаешься, надо ли ехать.

− Еще бы. Но я с тобой не поеду.

− Да почему?! У нас же такие планы…

− Да потому что ты уже принял решение, не посоветовавшись со мной, и пытаешься это решение навязать мне, не считаясь со мной, с моим мнением. Ты говоришь о карьере, о своей карьере, забывая, что я тоже хочу сделать эту самую карьеру. Ты предлагаешь мне отложить защиту кандидатской на неопределенный строк и без перспектив, потому что неизвестно, что будет через два года. Другими словами, два года в аспирантуре я провела зря. Нет уж, кандидатская почти готова, время для нее самое подходящее, так что защищаться я буду сейчас и здесь.

− Это бесполезный спор. Я уезжаю через четыре дня, дай знать, если поедешь со мной.

Дождь заливал улицы и проспекты, разгоняя редких прохожих и автомобилистов. От потоков воды не спасали зонты и плащи, и женщина, стоявшая за колонной, вымокла до нитки, но казалось, она не замечает промокшей обуви и одежды, и даже не пыталась защититься от потоков воды. Она, не отрываясь, смотрела на поезд, выискивая кого-то в толпе, а потом вздрогнула и закусила губу, увидев знакомый силуэт. Мужчина, не глядя по сторонам, прошел к поезду, протянул проводнице документы, а затем прошел в вагон. Через некоторое время поезд дернулся и медленно отошел от перрона, набирая ход и увозя пассажиров очень далеко от Москвы, женщина за колонной стиснула руками рот, а потоки воды на ее лице подозрительно напоминали слезы…

Часть 1

Neggi

Твое от тебя никуда не уйдет, если он для тебя, а ты для него, то вы будете вместе, несмотря на обстоятельства, звания и годы. Истина, которую подтвердили Николай Петрович и Галина Николаевна.

След

Круглов/Рогозина, Антонова, Николай Рогозин, Матвей Рогозин и др.

Галина  Рогозина

Николай  Круглов

Валентина Антонова

Я - для тебя, ты - для меня

Двенадцать лет спустя…

Круглов прочитал телеграмму, и руки похолодели, а лист выпал из ослабевших пальцев. Трясущейся рукой он сорвал телефонную трубку, второй ругой растягивая узел галстука и расстегивая пуговицы рубашки.

− Ира, срочно закажи мне билет на ближайший рейс до Москвы! – проорал он, едва услышал голос своего секретаря.

− Это невозможно, Николай Петрович, в связи с погодными условиями сообщение с материком прервано. Вы же сами вчера говорили…

− Мне необходимо как можно скорее быть в Москве, и мне плевать на погоду!

− Я ничего не могу сделать, простите.

Николай резко втянул воздух, задержал на секунду дыхание, выдохнул и сказал:

− Соедини меня с Пановым.

В ожидании звонка Круглов старался не думать о плохих вестях, что получил только что, он старательно дышал, контролируя каждый вдох и выдох, и лихорадочно соображал, как ему попасть в Москву.

− Иван Сергеевич на второй линии, − сообщила ему секретарь, и Круглов услышал:

− Подполковник Панов, слушаю.

− Здорово, Круглов. Скажи мне, Иван Сергеевич, долго у нас еще ЧС будет с погодой?

− Да как тебе сказать, тут же точно не предскажешь. Но неделя точно, дней десять даже.

− Мне в Москву надо, срочно.

− Не, Петрович, бесполезно. Ты видал, что творится за окном? Март, а метет, как в январе. Во весна у нас, мать ее…

− Слушай, ты же глава МЧС области, скажи, что мне сделать, чтоб на материк попасть?

− Ничего, если жить хочешь. Жди, Коля, погоды, или хотя бы окончания метели.

− Я не могу ждать, у меня мать в Москве умирает!! Я должен успеть, понимаешь ты или нет?! Мне плевать на погоду, Ваня… Я должен ее увидеть…

Коля замолчал, проглатывая ком в горле, а подполковник МЧС пошелестел какими-то бумагами, у кого-то что-то спросил, а потом сказал в трубку:

− Будь готов через три часа.

− Привет, родной! Ты чего так рано?

− Это ты чего так рано? Ты же обычно раньше восьми не приходишь домой.

− Лекцию отменили, и я решила, что это знак. Отложила все дела и приехала домой пораньше. А ты уходишь?

− У меня же борьба, забыла?

− Забыла. Ты после борьбы давай сразу домой. Я ужин приготовлю, поедим вместе, мы так давно не ужинали вдвоем.

− Это точно. Ладно, ради этого я даже к Пашке не пойду, сразу домой. А где моя футболка?

− В комнате. Я вчера погладила, а в шкаф убрать забыла.

− Все, я побежал. Пока, мамуль!

Галина Николаевна Рогозина улыбнулась, покачала головой и подняла с пола рюкзак, брошенный ее сыном, и понесла его к нему в комнату. В комнате царил кавардак, впрочем, как всегда. Вот чего она привить ему не смогла, так это аккуратности. И в кого он такой? – удивлялась она, собирая с пола носки и рубашки и развешивая вещи в шкафу. По всем параметром ее ребенок должен быть очень аккуратным, ведь в семье все строго соблюдают порядок, как в личных вещах, так и в жизни. Даже его отец был очень аккуратным и собранным, подумала Галя и сжала зубы. Ее сын никогда не видел отца, только слышал о нем, и очень страдал от этого, хотя вида не показывал. Но Галя-то видела, с какой завистью он смотрел на Пашу Антонова, сына лучшей подруги Валентины, когда тот со Степаном, своим отцом, отправлялся на рыбалку или в такой любимый ими поход в лес или горы.

У ее сына был пример для подражания – его дед, федеральный судья в отставке Николай Иванович Рогозин. Тот много времени проводил с внуком, учил его мужским премудростям, отвечал на его вопросы и объяснял, что значит быть мужчиной. Мальчик очень любил деда, но втайне мечтал о том, что когда-нибудь у него будет отец, который отвезет его на рыбалку, придет на родительское собрание в школу, отчитает его за драку с одноклассником, а потом покажет прием или два, чтобы из следующей драки он вышел победителем.

Галя сглотнула и закусила губу, четко зная, что никакого отца у сына не будет. Его родной отец умер двенадцать лет назад, так и не узнав, что у него будет сын, а чужого мужчину она боялась привести в дом. Галина Николаевна была полковником полиции и знала, что случается между отчимом и приемным ребенком. Конечно, это скорее исключение, чем правило, но она не хотела рисковать, она слишком сильно любила своего сына.

Галина пристроила рюкзак возле стола, провела пальцем по пыльным полкам и укоризненно покачала головой, зная, чем ее отпрыск будет заниматься на выходных, окинула взглядом «стену чемпиона», где располагались награды ее сына – грамоты, кубки и медали, полученные им на соревнованиях по греко-римской борьбе, улыбнулась и поспешила на кухню. Мальчик прав, они очень редко ужинали вместе, обычно она возвращалась домой поздно, и сын либо доделывал уроки, либо сидел в Интернете, но в любом случае, он уже ужинал, и она ела одна. Сегодняшний вечер был очень редким, и она намеревалась приготовить любимые блюда мальчика, чтоб порадовать его и чтобы воспоминаний об этом вечере хватило до следующего раза.

Помешивая в сковороде жаркое, Галя поглядывала на часы и в окно, высматривая сына, когда зазвонил телефон. На том конце оказалась Валентина, бывшая одногруппница и нынешняя лучшая подруга Гали, патологоанатом по профессии. Свою работу она давно оставила, занимаясь домом, мужем и тремя детьми, двое из которых – очаровательные девочки-близнецы. Галя искренне считала Валю счастливой женщиной и очень радовалась за нее.

− Галя, привет. Ты не занята?

− Нет, я дома, представляешь? Ужин готовлю, скоро сын придет.

− Ну надо же. Это большая редкость – ваши совместные вечера.

− Я, собственно, чего звоню. Помнишь, мы как-то разговаривали про лагерь детский на Селигере? Так вот, вчера Степа сказал, что есть возможность отправить туда детей. И я звоню спросить, ты сына не хочешь с нашими заодно отправить? Заезд через две недели, то есть каникулы они проведут там.

− Хорошая идея. Я думаю, он не против будет. Помнишь, как он хотел на Селигере побывать, когда Степа показывал фотографии из их с Пашей путешествия?

− Помню, конечно, потому и звоню. Тогда диктуй мне его данные и готовь справку из поликлиники и страховку.

Галя продиктовала номер свидетельства о рождении, дату рождения и другие необходимые данные.

− И еще, Галь, напомни мне его отчество.

− Николаевич. Рогозин Матвей Николаевич.

Николай Петрович Круглов стоял над свежей могилой и смотрел вдаль, чувствуя, как слезы текут по щекам. Ветер трепал волосы и забирался под распахнутую куртку, но он не чувствовал холода, как и мелкого снега, смешанного с дождем. Он чувствовал только тоску и горечь, а еще глубокую вину за то, что оставил пожилую маму практически одну в Москве. Если бы не ее двоюродная сестра, то мама была бы совсем одна. Он звонил и считал свой долг выполненным, а мама, меж тем, оказалась больна. Она тщательно скрывала это от сына, упорно делающего карьеру, и он верил в ее «все хорошо». И вот ее не стало, и он остался один, совсем один на этом свете, наедине со своими совестью и одиночеством. Тетка не в счет – у нее своя семья, свои заботы. Она и так столько лет заботилась о сестре.

− Коль, пойдем, пойдем потихоньку, − отвлекла она Круглова от его тяжелых мыслей и повела прочь от могилы, усыпанной цветами. Он покорно шел, оглядываясь назад, и никак не мог поверить, что это действительно случилось. И только дома, в пустой квартире, где каждая вещь напоминала маму, он понял, что все правда – она умерла, и больше ее он не увидит, никогда. Сжимая кулаки и зубы, боясь, что не справится с собой, он достал бутылку водки, оставшуюся с поминок, содрал крышку и сделал глоток, опустошив примерно половину бутылки. Прихватив еще одну, он побрел к дивану, очень надеясь, что в ближайшие дни его никто не побеспокоит.

Через два дня тетя нашла майора небритым, осунувшимся и с сильным перегаром. Отправив его в душ, она навела порядок, сварила кофе и почти силой влила его в племянника, а потом заставила еще съесть суп, наскоро приготовленный из продуктов, нашедшихся в холодильнике.

− Все, Коль, пора приходить в себя. Маму этим не вернешь, а себя погубишь. Вряд ли она рассчитывает тебя увидеть там так скоро.

− Ага. А чтоб эффект закрепить, ты делами займись: разбери бумаги, съезди к нотариусу, реши вопрос с квартирой.

− А еще скажи, как долго ты намерен в Москве пробыть? Я интересуюсь насчет девятин и сороковин.

− На девятины я точно буду, а там посмотрим.

− Ну и отлично. Так, вот тебе еда, супермаркет есть в соседнее доме, это на случай, если еда закончится. Ближе к девятинам я приеду, обсудим вопрос.

− Спасибо тебе, за все…

− Да мне-то не за что. Коль, − тетя присела рядом, − да не казни ты себя. Она любила тебя и зла на тебя не держала. Она гордилась тобой, постоянно рассказывала про твою службу, радовалась твоим звонкам. И знаешь, по-моему, она тебя не ждала…Она знала специфику твоей работы, понимала все, и не обижалась. Только одно ее тревожило – что ты так и не создал семью.

Тетушка похлопала племянника по руке и ушла, оставив того наедине с мыслями и воспоминаниями.

Разбирая мамины бумаги, Николай наткнулся на три толстых альбома с фотографиями и малодушно отложил их в сторону, собираясь вернуться к ним, когда немного отпустит. Нашел завещание, документы на квартиру, какие-то справки и квитанции. И вдруг из кучи бумаг выпала фотография. Коля поднял ее, перевернул и замер: на ней был он и она, Галя, его Галинка… Фотографии было лет пятнадцать, они были молоды и счастливы, и верили, что все у них впереди.

Оставив бумаги на полу, Круглов переместился к окну и долго рассматривал фото, а потом пошел на кухню. Налив в рюмку водки, он выпил ее и уставился в окно.

У него было много женщин, он даже жениться собирался, но не сложилось. И нельзя сказать, что он не вспоминал Галю, вспоминал, даже чаще, чем этого хотелось бы. Все эти годы, что он провел вдали от Москвы, он помнил о двух женщинах, которых оставил в этом городе – о маме, и о ней. Его очень обидел ее отказ поехать с ним, поэтому он не давал о себе знать и принципиально не интересовался ею у мамы, хотя прекрасно знал, что Галя маме нравилась, и она была очень огорчена, что Галина отказалась уехать с ним. Мама очень надеялась, что он женится на Гале, и была уверена, что она будет ему хорошей женой, и все у них будет хорошо. Мама очень сильно переживала его первый неудачный брак, и их с Галей отношения дали ей надежду на внуков. А он и здесь ее подвел…

Николай Петрович снова выпил и перевел взгляд на фото. Прежние обиды и горечь накатили на него, и он засунул фото в хлебницу, которой отродясь не пользовались, и постарался отогнать так некстати вернувшиеся воспоминания… Он всегда боялся этих воспоминаний, они причиняли боль, и потому он старался не вспоминать, не говорить о ней, да и в Москву не приезжал, чтобы случайно не встретиться с ней. Это глупость, конечно, в миллиардном городе шанс встретиться был практически равен нулю, но сам город напоминал ее, такую же стремительную, летящую, вечно в движении. Они любили бродить по Москве просто так, и частенько уезжали из шумного центра на окраину, гуляли по улицам и переулкам, много разговаривали, смеялись, и молчали. Ему хорошо молчалось рядом с ней, и это было совсем не неловкое молчание или молчание от того, что поговорить не о чем. Это было молчание двух людей, понимающих друг друга без слов, и никогда больше такого в его жизни не было, только с ней… Интересно, как она? Защитила ли свою кандидатскую, где работает? А может, ее вообще в столице нет? Изменилась ли она за столько лет или по-прежнему осталась той самой Галей, которую он когда-то безумно любил? Любил?

Круглов прошелся по квартире и вспомнил, как он первый раз привел Галю в гости. Мама весь день суетилась на кухне – еще бы, ведь у нее отец – федеральный судья! – надо принять ее по высшему разряду. А дочь федерального судьи оказалась милой девушкой, смущалась от обильного застолья и мило краснела на ласковое «Галенька». После ее ухода мама долго молчала, а потом сказала, что Галина – это лучшее, что есть у ее сына. И чтобы он берег ее и ни при каких обстоятельствах не позволил ей уйти. А он позволил… Вернее, он сам ушел от нее, променял на карьеру, а в итоге счастья все равно нет. И вот теперь и мамы не стало тоже… Круглов полез в холодильник за очередной бутылкой, но нашлась только еда. Он поразмышлял немного и понял, что это знак, пора завязывать с алкоголем и постепенно возвращаться к привычной жизни. Это Москва на него так действует, да еще эта фотография, черт бы ее побрал! Зачем мама ее хранила? Надо побыстрее заканчивать дела и уезжать из этого города, который вызывал так много болезненных воспоминаний.

− Свитер возьми и шерстяные носки.

− Зачем? Тепло на улице, почти лето!

− Матвей, еще только конец марта, а ты едешь не в санаторий. По ночам бывают заморозки.

− Ладно, хорошо. Но поеду тогда я в куртке и без шапки.

− Но шапку возьмешь с собой.

− Сын, помни, тебе нельзя болеть, ты готовишься к областным соревнованиям. А каждая болезнь, даже легкая простуда – это удар по иммунитету, это я тебе как врач говорю.

− Лучше б ты была домохозяйкой, как тетя Валя, − проворчал любящий сын и запихнул в сумку свитер.

− Тетя Валя, между прочим, тоже врач, патологоанатом. Мы с ней вместе учились.

− Я знаю. Все, аргументы закончились.

Галя покачала головой и улыбнулась, а сын закончил собирать вещи, сунул в боковой карман сумки упаковку чипсов, при этом Галя сделала вид, что этого не увидела, рассовал по карманам наушники и зарядное устройство от телефона и взял будильник.

− В половине шестого. Потому что в семь вы уже отправляетесь в лагерь. И посему ты сейчас умываешься, чистишь зубы и ложишься спать.

− Так точно, товарищ полковник.

Да, она полковник, а еще доктор медицинских наук, читает курс лекций в МГУ и Академии МВД, ведет две кандидатские и пять дипломов. А еще у нее есть любящий отец, любимый сын и лучшая подруга, проверенная временем. Это ли не счастье?

Галина Николаевна смотрела в окно и грела руки о кружку с чаем, оставив попытки уснуть. Валя часто приводила ее в пример своим детям, как образец целеустремленности, но никто, даже лучшая подруга, не знали, что когда всего в жизни добьешься, больше всего волком завыть хочется. Все вокруг были твердо уверены, что Галя – счастливая женщина, и только она знала, чего ей все это стоило и что стоит сейчас не биться в истерике, глядя на Валентину и ее крепкую и большую семью. Может, и не сделала Валя головокружительной карьеры, зато у нее есть любящий муж и трое замечательных детей.

Нет, ее сын тоже отличный ребенок, самый лучший сын на свете! Но он рано повзрослел и слишком рано понял, что такое ответственность и самостоятельность. Она гордилась им, его успехами в учебе и спорте, его рассудительностью и серьезностью, воспитанными в нем ею и дедом, но у нее сердце кровью обливалось, при мысли о том, что ее мальчик никогда не получит отцовской любви, а ведь он так на него похож… Те же глаза, озорная улыбка, та же любовь к спорту и вспыльчивость та же. А также упрямство и умение настоять на своем. Но он при этом он способен на компромисс, болезненно справедлив и безрассудно смел, такой же, как отец.

Галя сжала зубы, чтоб не расплакаться, и задержала дыхание, прогоняя слезы. Когда он родился, она поклялась, что ее сын никогда не почувствует себя несчастным и одиноким, он будет гордиться своей матерью, и у него никогда не будет повода упрекнуть ее ни в чем. Она старалась, делала карьеру, сутками работала, зарабатывая себе имя и репутацию, и ушла из системы тоже из-за него. Во-первых, она работала с преступниками, а рисковать своей жизнью и благополучием сына она не хотела, во-вторых, ей предложили повышение в звании и последующую отставку, ибо она стала неугодна некоторым людям. И она согласилась, и ушла преподавать, сменила любимую работу на рутинную тоже ради сына. Он был единственным ее любимым мужчиной, не считая его отца, но его можно не считать. Он умер двенадцать лет назад, не узнав, что станет отцом, и она старалась его не вспоминать, ибо каждое воспоминание причиняло боль. А воспоминаний было много, очень много, и каждое болело по отдельности.

Да, карьеру она сделала, да еще какую, жизнь налажена, сын замечательный, и воспитала она его отлично, что бы там ни было! А личная жизнь… Ну что ж, нельзя иметь все, чем-то надо жертвовать. Не то, чтобы у нее не было личной жизни, была, но на первом месте всегда были сын и работа, а какой мужчина это выдержит? Время от времени она ходила в ресторан или в театр с мужчинами, но дальше культпоходов дело не шло. Галя опять напомнила себе, что это не главное, тихо прошла в детскую и прислонилась к косяку, глядя на спящего сына. Да, он очень похож на своего отца, очень…

− Николай Петрович, здравствуйте.

− Здравствуй, Ира, что случилось?

− Дело в том, что вам пришло приглашение на семинар в Управление МВД, тема: особенности сбора улик в раскрытии особо тяжких преступлений. Через неделю он будет. Так как вы сейчас в Москве, то я решила, что вам будет интересно.

− Молодец, что решила так. Пришли мне приглашение и заодно мой китель. Ключ не потеряла?

− Как там острова? ЧС сняли?

− Да, метель прекратилась, и пришла весна, наконец-то.

− Николай Петрович… − секретарь помялась, − а вы скоро вернетесь?

− Панов просил узнать.

− Скоро. А вообще передай ему, чтобы сам мне звонил.

− Хорошо. Всего доброго. Китель отправлю сегодня же.

Звонок в дверь прозвенел неожиданно, и Галя посмотрела на часы, покосилась на телефон и прошла в коридор, отыскивая взглядом биту, стоящую в углу.

Галя торопливо открыла дверь и впустила подругу.

− Валя? Что-то случилось?

Часть 2

Конечно, она его не узнала, ведь столько лет прошло. А вот он узнал ее сразу, даже несмотря на то, что прошло столько лет. А кстати, сколько лет-то прошло? Пятнадцать, четырнадцать? Двенадцать, точно, двенадцать лет уже прошло… Ну надо же, как время-то летит… Несмотря на то, что прошло так много времени, она ничуть не изменилась. Годы, казалось, не властны над этой женщиной, и она все также красива и стройна, как и в первый день их знакомства. Только волосы она убирает теперь в строгую прическу, да юбку сменила на брюки, а в основном все та же Галя, Галина Рогозина. А интересно, как у нее жизнь сложилась? Наверняка, хорошо, не может у такой женщины быть все плохо. Однозначно, и муж есть, и дети.

Круглов невольно опустил взгляд на ее правую руку, но кольца не увидел, и внутри что-то радостно дрогнуло, а сердце забилось быстрее. Но через несколько секунд разочарование охватило майора, ведь отсутствие кольца ни о чем не говорит, а он хорошо помнил, что Галя не была любительницей украшений.

Подойти к ней, окликнуть? И что? Что сказать, спросить? Помнишь ли ты меня? Как дела? Что ты здесь делаешь? Нет ничего глупее вопросов, которые люди задают друг другу, если расстались много лет назад. И такие вопросы очень опасны, можешь ненароком узнать что-то такое, что тебе не понравится… И что ответить на ее вопросы, если таковые последуют? Рассказать, что генералом он так и не стал? Что является руководителем отдела в ГУВД в Южно-Сахалинске, и что перспектив уже особо никаких, потому что возраст? Что за все эти годы он так и не женился, гоняясь за призрачными перспективами по стране?

Ну уж нет, лучше вообще не подходить к ней! Ведь тогда, тринадцать лет назад, уезжая из столицы и от нее, он был твердо уверен, что у него все впереди, все сложится, и в столицу он вернется на коне, победителем. А вышло все ровно наоборот, и посему в его же интересах с ней не разговаривать вообще, тем более, народ, толпившийся в ожидании лифта, это позволял.

Конечно, он ее не узнал, ведь столько лет прошло. А вот она узнала его сразу, даже несмотря на то, что прошло столько лет. Двенадцать лет, семь месяцев и двадцать девять дней, вот сколько. Она узнала бы его, даже если прошло сто лет, или даже сто пятьдесят… Он совсем не изменился за эти годы, только добавилось морщин, да в волосах появились серебряные пряди. И волосы, раньше вечно растрепанные, теперь аккуратно причесаны. А так все те же усы, та же военная выправка, костюм и галстук, и взгляд тот же, пронзительный и внимательный. Он в Москве? Или приехал в город по делам? Интересно, а как вообще у него дела? Где он служит и стал ли генералом, как и собирался? Где служит, и есть ли у него семья? Конечно, есть, еще бы. И жена, и дети. А по-другому и быть не может, он же мужчина статный, а за генерала кто не пойдет? Все у него есть, и все сложилось хорошо, в отличие от нее. А что кольца на пальце нет (она перво-наперво на правую руку посмотрела), так то не показатель, мужчины редко кольца носят, а Круглов вообще никаких колец не признавал.

Подойти, окликнуть, спросить, как дела? Нет, лучше не надо, а то он поведает, как дела, спросит про ее дела, а что она может ему сказать? Что она не жена и не вдова с сыном на руках? Что днем успешная женщина с полковничьими погонами, а по ночам одинокая мать, отчаянно рыдающая в подушку и завидующая лучшей подруге и ее семейному счастью? Нет уж, лучше вообще не разговаривать и не спрашивать ничего, сделать вид, что она его не видит и затеряться в толпе.

Лифт распахнул двери, и толпа устремилась внутрь, а Круглов чуть посторонился, пропуская людей. Галина Николаевна замешкалась, убирая в сумку удостоверение, и двери закрылись прямо перед ее носом. Лифт загудел, развозя пассажиров по этажам, а перед его закрытыми дверьми остались она и он, Рогозина и Круглов, один на один, если не считать лейтенанта на вахте. Делать вид, что они друг друга не узнали, не было смысла, и толпы уже не было, чтобы уйти от разговора.

Они помолчали, не зная, что сказать друг другу, и глядя перед собой.

− Вот так встреча, − нарушил тишину Коля, − не ожидал тебя увидеть, да еще здесь.

− Я тоже не думала, что встречу тебя, − пробормотала Галя, и они снова замолчали. Нет ничего глупее вопросов и фраз, которые говорят после стольких лет разлуки. Они стояли рядом, старательно не глядя друг на друга и не зная, что еще сказать, чтобы не выставить себя глупым в глазах другого. Они молчали еще и потому, что в огромном мраморном вестибюле слова, даже сказанные негромко, разносились гулким эхом по всему помещению, заходя во все, даже укромные, углы.

Галя сжимала и разжимала в кармане пальто пальцы и малодушно подумывала подняться по лестнице, а Коля, задрав голову, разглядывал лифт, который завис где-то в районе четвертого этажа и опускаться не собирался.

− Лифт почему-то не едет, − пробормотал он, а Галя посмотрела на кнопку вызова, а затем нажала ее. Лифт послушно начал опускаться, а Круглов перевел взгляд на женщину. Ее невозмутимое выражение лица и равнодушный тон задели его. Все-таки они не виделись двенадцать лет, а она ведет себя так, словно они расстались только вчера. Само собой, у нее нет повода для бурной радости ,но могла хотя бы вид сделать, что рада его видеть, хотя бы из вежливости ему улыбнуться, а она даже не смотрит в его сторону. Ну и черт с ней, подумаешь! Очень надо…

Галя услышала, как Круглов засопел рядом, и моментально сообразила, что он злится. Он всегда так сопел, когда на что-то злился или был чем-то раздосадован. Столько лет прошло, а он так и не изменил своих привычек, да и она не забыла… Покосившись на него, Галя откашлялась.

− Я по лестнице, всего доброго.

Но не успела она отвернуться, как двери лифта распахнулись, и Коля отступил, пропуская ее внутрь. Глупо было тащиться по лестнице, когда лифт пришел, к тому же он мог решить, что ей неприятно находиться с ним рядом, и Галя шагнула внутрь, очень надеясь, что ее хваленая выдержка ей поможет.

− Тебе какой? – спросил Коля.

Он нажал две кнопки и повернулся к ней.

− Как дела? – очень надеялся, что голос звучит естественно – бодро и не сильно слышно заинтересованности. Просто вопрос вежливости при встрече с давней знакомой.

− Отлично. Ты сюда какими судьбами?

− Тоже. Как твоя кандидатская?

− Спасибо. Ты в Москве?

− Нет, по делам приехал.

− Само собой. Как Николай Иванович, все еще служит?

− Спасибо, отец хорошо, он в отставке, давно уже. Лет десять, наверное. Как твоя мама?

− Мама умерла одиннадцать дней назад.

− Прости и прими мои соболезнования.

Они опять замолчали, понимая, что все вопросы уже заданы, и больше поговорить им не о чем. Но Круглову почему-то не хотелось отпускать ее, несмотря на все непонятные чувства, что бурлили внутри. Ему нравилось смотреть на нее, слушать ее голос и вдыхать ее запах, такой родной и до боли знакомый. За эти годы она так и не сменила духи.

Галя смотрела в стену лифта и думала, что его голос и взгляд она не забудет никогда, даже если проживет сто лет и полностью погрузится в маразм. Его глаза и голос, зовущий ее по имени – это единственное, что она будет помнить всегда. А еще было очень жаль его маму, прямо до слез. Она всегда было добра к ней, и Галя очень симпатизировала ласковой женщине. Она звала ее «Галенька» и всегда норовила накормить, сокрушаясь, что она слишком худенькая. Галина Николаевна привычно сжала зубы и сглотнула ком в горле, она поплачет потом, когда останется одна.

− Галь, может, вечерком встретимся? Посидим, кофе выпьем, поговорим, – предложение прозвучало как гром среди ясного неба, и Галя замерла от неожиданности, и мир замер вместе с ней. Она оторвала взгляд от стены и впервые посмотрела в глаза Круглову. Он смотрел на нее, слегка наклонив голову на бок.

− Не думаю, что это хорошая идея. К тому же вечером у меня дела.

И в этом был весь он, Николай Круглов. Если уж он чего захотел, то шел к этому напролом. Сейчас ему приспичило с ней поговорить. В принципе, ничего такого страшного в этом нет, за исключением того, что рядом с ним у нее дрожат руки, трудно дышать и голова кругом идет. И чувства, непонятные и пугающие, сменяют друг друга со скоростью света. А так ничего.

− Извини, но я не могу и завтра.

− Ты что, до сих пор на меня злишься?

Галя покачнулась, как ей показалось, от нахлынувших эмоций, а на самом деле это просто лифт поехал снова. Она смотрела на Круглова и силилась понять, серьезно он говорит или издевается, а он меж тем, продолжил:

− Столько лет прошло, я думаю, что мы вполне можем друг друга простить и остаться если не друзьями, то добрыми приятелями.

Галя сжимала зубы все крепче, чувствуя, что ледяная волна накрывает с головой, а Круглов невозмутимо смотрел на нее, только что не улыбался. Она кое-как разжала пальцы, сжатые в кулак ,пошевелила ими и усмехнулась.

− Ну конечно, столько лет прошло. Мы уже взрослые люди, вполне состоявшиеся и получившие от жизни все, что хотели. Чего нам теперь делить? Знаешь, Коля, думаю, ты прав, мы можем остаться приятелями, иногда даже встречаться в кафе и поздравлять друг друга с Новым годом. Но мне бы этого не хотелось. Чем старше я становлюсь, тем более выборочно подхожу к кругу моих знакомых и приятелей. Все-таки, нас многое раньше связывало, и расстались мы не так чтобы спокойно, а лишние эмоции мне ни к чему, думаю, тебе тоже. Так что предлагаю распрощаться прямо ту, в лифте, а при встрече кивать и расходиться мимо. Это будет оптимальный вариант.

Круглов понимал ,что сказал что-то не то, но удержаться не мог. Ее равнодушный взгляд и безличное выражение лица разозлили его, вот он и сказал то, что сказал. И совсем не ожидал услышать подобные слова от Гали. Все-таки она изменилась, и сильно, раньше она была тактичной и вежливой девушкой, а теперь перед ним стояла жесткая и холодная женщина, говорящая прямо все, что думала.

Лифт опять остановился, но пассажиры не обратили на это никакого внимания, занятые мыслями и переживаниями. И только когда они слишком долго стояли на месте, Галя обратила внимание на этаж и нажала нужную кнопку. Лифт привез ее на ее этаж, и она, не поворачивая головы, сказала:

− Всего доброго, Николай Петрович, − и вышла из лифта, ни разу не обернувшись. Круглов смотрел ей вслед, пока двери лифта не сошлись вместе. Тогда он ткнул в кнопку своего этажа и досадливо поморщился.

Часть 3

Три дня прошло после их неожиданной встречи, а она все еще не могла успокоиться, успокоиться и забыть. И напрасно повторяла себе целыми днями, что рано или поздно они бы встретились в любом случае, как-никак служат в одной структуре, зря уговаривала себя, приводила разумные доводы, вспоминала в мельчайших подробностях их расставание. Да, обида, боль и тоска возвращались, но они не мешали постоянно вспоминать его голос и взгляд. И сердце непривычно часто и больно билось в груди, как когда-то… Да-да, именно тогда, пятнадцать лет назад, когда она с ним познакомилась. А ее интуиция шептала что-то об опасности и осторожности….

Три дня прошло, пора бы уже прекратить думать о ней, но как-то не получалось. Он не просто думал, он вспоминал, а иногда, когда совсем уж его заносило, то и представлял. Как бы все у них получилось, если бы она согласилась поехать с ним? Например, так: он, она, их дети – сын и дочь, дача по выходным, один плед на двоих, тихий шепот, лохматая собака, и ощущение огромного счастья и безграничного покоя. От таких мыслей теплело в груди, а сердце замирало от восторга. И тут же приходили тоска и стыд. Он вспоминал их разговор в лифте и свое небрежное приглашение на кофе, стыдился, переживал и понимал, что ничего уже не будет: ни собаки, ни детей, ни дачи, даже совместного кофе не предвидится. Она была права, права во всем и имела полное право сердиться на него, ведь он променял ее на карьеру, которая, впрочем, не особо-то и сложилась. Вот уж она бы посмеялась, узнав, что за эти годы он стал всего лишь майором! Зато сколько он потерял…

Пытаясь отвлечься от тоскливых мыслей, он начинал думать о том, что ей могло понадобиться в Министерстве Внутренних Дел. Насколько он помнил, она закончила медицинский институт и защищала кандидатскую по медицине, и какие дела могли быть у врача в МВД? Но вообще-то она могла прийти туда к кому-то, к мужу, например. При мысли о ее муже, Круглов почувствовал раздражение и злость, а еще ревность и отчаяние, ведь ее мужем мог быть он… А интересно, какой он, ее муж? Наверняка не чета ему, подполковник, может быть, или даже полковник, серьезный и ответственный с большими перспективами. И все то, что он представлял себе: семью, детей, дачу и собаку, наверняка у нее есть с другим…

Круглов понимал, что это мазохизм – думать про нее, ее мужа и про нее, но никак не мог остановиться. За все эти годы он, конечно, вспоминал ее, иногда думал о том, какая будет их встреча, но совсем не оказался готов к ней, не готов к тем чувствам и эмоциям, что терзали его уже три дня, а мысли, которые посещали его в эти дни, были совсем уж непривычные и несвойственные ему. Старею, что ли? – думал он с горечью.

Открытие семинара в Управлении Круглов проспал. Когда он появился в зале, наспех застегивая китель, министр уже сказал приветственную речь, огласили программу дня, а за кафедрой стоял докладчик, рассказывая о новой классификации тяжести преступлений. Николай Петрович пробрался на первое свободное место, достал блокнот с ручкой и перевел дыхание, украдкой оглядываясь. Огромный актовый зал был забит офицерами всевозможных званий, редко где разбавленных лицами в гражданском. Знакомых на первый взгляд он не увидел, и расслабился, краем уха слушая докладчика и бездумно водя ручкой в блокноте. Один выступающий сменял другого, а майор думал только о том, когда же будет перерыв. В утренней спешке он даже кофе выпить не успел, и теперь медленно умирал. И поесть чего-нибудь бы не мешало… Интересно, будет время в кафе сходить, или ему предстоит пить кофе с невнятным пирожным? Неважно, лишь бы кофе был, много и горячий, иначе он просто умрет в первый же день, не дотянув до конца конференции. Но тут Николай Петрович услышал и увидел такое, что не только взбодрило его лучше всякого кофе, но и вогнало в ступор надолго.

− Спасибо уважаемому докладчику. А сейчас к микрофону я хотел бы пригласить следующего выступающего, − говорил какой-то тип в костюме, видимо, координатор, − это доктор медицинских наук, полковник полиции Галина Николаевна Рогозина. Она расскажет нам об особенностях сбора биологических улик с места преступления.

Круглов выронил ручку и решил, что это у него слуховые галлюцинации, но на сцену поднималась она, Галина Николаевна, его Галка, в форме полковника и с папкой в руках. Она заговорила, а Коля все так же сидел потрясенный, и мысли в его голове проносились со скоростью света: она доктор медицинских наук, она полковник, и вот какое дело у нее было в Министерстве…

Он слышал все, что она говорила, но не понял ни слова, потому что не вникал в смысл. Он слушал ее голос, смотрел на нее и чувствовал, что медленно умирает: от стыда, тоски и отчаяния. Так вот она какая теперь его Галинка, доктор медицинских наук, полковник…И ему до нее теперь, как до луны, и дело не в том, замужем она или нет. Ему не дотянуться до нее никогда, ибо разница в званиях казалась непреодолимой. Все, майор, вот теперь точно все. Собирай вещи и возвращайся в Южно-Сахалинск, в свой отдел, к своим делам и забудь полковника Рогозину, ибо между вами огромная пропасть, которую не преодолеть никогда.

Круглов проследил, где сидит Рогозина, а когда объявили перерыв, он вышел из зала одним из последних, стараясь не попасться ей на глаза. Ухватив сразу три кружки с кофе, он пристроился на подоконнике, потягивая напиток и пытаясь прийти в себя. Возле соседнего подоконника пристроились два подполковника, и Круглов обратил на них внимание только потому, что заговорили они про Галю.

− Не баба, а зверь, − говорил один, потягивая кофе, − я ее знаю еще с тех пор, как она в ГУВД служила еще капитаном. Если уж вцепится во что, не отпустит, пока до конца не доведет. У нее ни одного висяка не было на моей памяти. Про нее ходили легенды среди преступников, а мужики холостые прямо слюной давились, глядя на нее.

− Да уж, она очень даже ничего.

− А десять лет назад была вообще конфеткой!

Круглов не хотел подслушивать, но невольно придвинулся ближе, а когда они начали обсуждать Галину внешность, сжал кулаки и зубы, чтобы не устроить драку.

− И представь, такая женщина, и не замужем.

− Не может быть! А чего с ней не так?

− Да с ней-то все так. Я точно не знаю, но говорят, что была-таки она замужем, давно и недолго, а потом муж погиб, и она одна теперь сына растит.

− Ну надо же. А что с мужем? Бандитская пуля?

− Вроде, в Чечне его убили. Он там служил, а она в госпитале работала, она ж врач. Вот его там и убили, а она в органы подалась служить.

− Нет, ушла. Преподает теперь в Академии. Но и там Аракчеев в юбке. Наш генерал пытался сыну своему экзамен у нее купить, так она знаешь что сказала? Мол, еще одно подобное предложение, и я не посмотрю, что вы генерал, ОБЭП к вам направлю на раз. А сынок ваш, если не может выучить основную дисциплину будущей профессии, пусть меняет и профессию, и ВУЗ.

− Угу. Может, потому и замуж до сих пор не вышла снова, с таким-то характером.

Офицеры заговорили о чем-то еще, а Круглов сглотнул и попытался собрать мысли в кучу. Значит, Галка вышла-таки замуж, и даже сына родила, а теперь вдова. Ну а что, она всегда была красивой, в поклонниках недостатка не было, и один из них оказался удачливее всех. А что потом замуж не вышла, так это понятно, она всегда отличалась верностью. Так вот ты какой стала, Галина Николаевна… Впрочем, она всегда была настойчивой, принципиальной и ответственной, так что даже неудивительно, что она стала той, какой стала. И все-таки интересно было бы посмотреть на того, кто был ее мужем и кому она родила сына… Наверняка, это очень достойный человек, и очень счастливый, несмотря ни на что. Сын, у Гали есть сын…

Эта мысль не отпускала Круглова, и он то и дело находил Рогозину в зале взглядом и пытался представить ее ребенка. Сколько ему лет, на кого он похож, какой он, ее сын? Однозначно, он прекрасный ребенок, просто потому, что у Гали иного и быть не может.

Где-то слева щемило и болело, а в горле стоял ком, внутри было пусто и одиноко, а ощущение потери было осязаемым и неизбежным. Уехать, и чем скорее, тем лучше. Не видеть ее, не встречаться больше, глядишь, со временем и отпустит. Он не забудет, но привыкнет и научится жить с этим…

Стоянка в Управлении была огромной, но вход на нее был всего один, и потому толпа у турникета была просто огромной. Галя прокляла свою неосмотрительность и отошла чуть в сторону, пережидая наплыв народу. Не так уж и плохо, что она немного подождет, на улице весна, тепло, можно подышать свежим воздухом, а заодно проанализировать свое выступление. Выступать перед огромной аудиторией ей было не в новинку, но она всегда анализировала лекции и выступления на наличие плюсов и минусов, которые учитывала в дальнейшем. Давняя привычка к анализу, еще со времен службы. Увлекшись размышлениями, она вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Отодвинув мысли, она подобралась, не торопясь обернулась и столкнулась лицом к лицу с Кругловым. Нет, все-таки выдержка стала ей изменять, потому что руки немедленно взмокли, мысли заметались, словно испуганные рыбки, а внутри взметнулась буря эмоций. Она медленно оглядела его с головы до ног и поняла, что форма сейчас идет ему даже больше, чем тогда, пятнадцать лет назад. Он нисколько не растерял с годами привлекательность, а стал, казалось, еще импозантнее. Сердце сжалось, и она сглотнула. Как она ему сказала в лифте три дня назад: поздороваться и разойтись? Но не успела Галя рот открыть, как ее окликнул знакомый.

− Галина Николаевна, здравствуйте. Вот хорошо, что я вас встретил! Не уделите мне пару минут?

С трудом приходя в себя, Галя повернулась на голос, заметив краем глаза, что Круглов направился на стоянку, на ходу расстегивая китель и думая о том, что завтра он уедет из этого города и забудет эти дни и то, что он узнал.

Часть 4

Рогозина перечитала последние строки завтрашней лекции, навела порядок на столе и прислушалась – в квартире стояла тишина. Она осторожно прошла в детскую и увидела, что сын, надев наушники, чтобы ей не мешать, погружен в просторы Интернета. Она хотела окликнуть мальчика, но потом передумала. Галя проверила наличие чистых рубашек в его шкафу и вернулась в свою комнату. В распахнутое окно лилась весна, принося с собой свежий запах первых листьев и голоса гуляющих на улице. В душе привычные уже маета и тоска сменяли друг друга и приводили в уныние.  Вообще-то Галина Николаевна никогда не поддавалась эмоциям и во всех ситуациях старалась мыслить трезво и разумно, но сегодня позволила меланхолии взять верх. Она вспоминала Круглова, его взгляд и их последнюю встречу возле Управления. Как бы все получилось, не окликни ее знакомый? Что бы они сказала друг другу? Правильно ли она поступила, отказавшись от его приглашения в кафе? Сердце билось быстрее, а перед глазами стоял Коля в форме. И  ругая себя за глупость и слабость, Галя притянула ноутбук, открыла браузер и набрала в строке поиска его имя.

Круглов смотрел в окно, откинувшись в кресле и сложив руки на груди. Он вспоминал встречу с Галей, семинар в Министерстве и их последнюю встречу на стоянке. А еще Николай Петрович думал, что эти годы он прожил совсем не так, и теперь он это ясно понимал. Никакая карьера не стоит семьи, любимой женщины и детей. Тем более, его карьера… До встречи с Рогозиной несколько недель назад, он не задумывался о будущем, а сейчас отчетливо понял ,что перспектива одинокой старости отчетливо маячит впереди. Но самое страшное не это, самое страшное, что он сам, по собственной глупости потерял единственную женщину на свете, которую любил. Да и чего греха таить, до сих пор он ее любит! А Галя молодец, добилась всего, сына родила…

Полковник рассматривал Круглова, а потом кашлянул, привлекая к себе внимание, но майор даже не пошевелился, рассматривая что-то за окном. Полковник переглянулся с секретарем и вопросительно кивнул, Ира пожала плечами.

– Он как из Москвы вернулся, так сам не свой.

– Смерть матери до сих пор переживает. Была бы семья, не так тяжело было бы.

Полковник зашел в кабинет и прикрыл дверь.

Тот вздрогнул, оторвал взгляд от окна и вскочил, поправляя галстук.

– Товарищ полковник, прошу прощения, задумался…

– Ничего. Присаживайся, Николай Петрович. Ну как дела?

– Хорошо. За последний месяц показатели раскрываемости преступлений выросли…

– Я не о том, – перебил его начальник, – я про твои дела спрашивал.

– Мои?.. – растерялся Коля. – У меня тоже все в порядке…

– Я поднял раппорты и выяснил, что ты в отпуске не был уже очень давно. И отгулов у тебя порядочно накопилось. В общем, пиши раппорт об отпуске, я подпишу. Отдохнешь, в себя придешь. К тому же у мамы твоей сороковины скоро, насколько я помню?

– Ну вот. Побыстрее только пиши, я сегодня в Управление области еду, захвачу твой раппорт с собой.

Полковник ушел, а Круглов вновь уселся в кресло и повернулся к окну. С одной стороны, отпуск пришелся как никогда кстати: он выспится, отдохнет, в себя придет. С другой стороны, он понимал, что наличие большого количества свободного времени непременно приведет к размышлениям, воспоминаниям и ненужным мыслям. Он и так весь месяц места себе найти не может…Но полковник прав, скоро сороковины, и надо бы поехать в Москву, его тетя Липа будет ждать, ведь они договаривались.

Где-то внутри шевельнулась мысль увидеть Галю, но Коля тут же прогнал ее прочь. Где она и где он – между ними непреодолимая пропасть. Он еще поглядел в окно, помаялся, а потом выкопал из-под кипы документов папку и раскрыл ее. С фотографии на него смотрела его Галя, а список ее монографий и публикаций, найденный в Интернете, растянулся на три листа, но Круглова не интересовали ее научные достижения, он жаждал узнать что-нибудь о ней, о ее сыне и муже, но биография ее была очень краткой, и про личную жизнь ни слова. Он еще поразглядывал ее фотографию, потом быстро написал раппорт и поднял трубку.

Я - для тебя, ты - для меня

Содержание

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

Часть 10

Часть 11

Часть 12

Часть 13

Часть 14

Часть 15

Часть 16

Часть 17

Часть 18

Часть 19

Часть 20

Часть 21

Часть 22

Часть 23

Часть 24

Часть 25

Часть 26

Часть 27

Часть 28

Часть 29

Комментарии (0)