Тучи стянули небо, спрятав луну и звёзды, погрузив всё сущее в столь густой мрак, что не видно было даже собственной руки, воздух был тяжёл и пах грозой, а два воина вглядывались в чёрную ночь. Они не ждали гостей, охраняя вход в храм Гора, но бдительности не теряли: на обоих давило словно бы беспричинное, но мрачное и навязчивое предчувствие, что нечто дурное грядёт, и оно совсем рядом.

Вдруг один настороженно подскочил, озираясь. Второй замер:

Первый был уже не уверен. Он напряжённо оглядывался какое-то время, но потом всё же убрал хопеш за пояс. 

— Показалось, должно быть…

— Ещё бы, скверная ночка, — второй зябко поёжился, несмотря на духоту. — Чего только не померещится.

Далёкая грозовая вспышка на мгновение высветила пространство вокруг, окрасив в ослепляюще белый пески и низкие тучи, и воины застыли, словно молния поразила их самих: в пяти шагах от них возвышалась исполинская мужская фигура.

Он прокрался в ночи. Громадный, но неслышный и невидимый; мертвенно-бледный, с пепельными волосами, будто боги вылепили его из белой глины и забыли покрасить. Его взгляд был страшен — злобный и такой же бесцветный. В один широкий шаг он преодолел всякое расстояние между ними и выверенным ударом вспорол горло тому, кто стоял ближе — его предсмертный крик потерялся в громовом грохоте.

Второй очертя голову побежал внутрь. В этом не было трусости: он уже знал, что погибнет, и желал лишь успеть предупредить остальных.

— Эпистат здесь! — выкрикнул солдат, и его тело пронзила невыносимая боль. Он почувствовал, как по спине и ногам бежит горячая кровь, а жизнь покидает его так быстро, что даже поразился этому напоследок — будто птица улетает.

Амен снял мёртвое тело с клинка, оно со стуком рухнуло на пол. Выпрямился и вгляделся в темноту: никого. Быстро и уверенно двинулся вглубь храма, больше не таясь и не скрываясь. В этом теперь не было смысла, ведь все услышали, что он здесь.

Он шагал по широкому коридору, его поступь эхом отражалась от каменных стен. Амен не спешил, не суетился, но каждое его движение было резким и стремительным. Все его чувства обострились, тело стало лёгким и гибким, а разум — ясным. Ему нравилось это ощущение простоты и чёткости, которую дарило предвкушение убийства. В такие моменты чувствовал себя неукротимым, неотвратимым как смерть.

Амен свернул в узкий проход, ведущий в подвалы, и погрузился в полную тьму.

Все факелы потушены, вокруг тишина. Ни один человек не смог бы в таких условиях ни увидеть, ни услышать противника и оказался бы сейчас беззащитен, как слепой щенок. Но не эпистат Амен.

Ночь — его время. Не только потому, что ночью он видит лучше, чем днём, когда слишком светлые глаза слепит солнце. Всё дело в том, что он умел видеть… иначе.

Тусклая теплота чужой Ка коснулась левой руки. Она не имела ничего общего с нагреванием или осязанием, он называл про себя это ощущение «теплом» лишь для удобства. Раздул ноздри, будто принюхался: нет, не почудилось. В трёх-четырёх шагах от него действительно прячется живой человек.

Амен развернулся и поднял хопеш. Клинок давно стал продолжением его руки, как игла у прыткой швеи или молот у кузнеца. Он качнул им, взвешивая силу и точность удара: всё же бить вслепую трудно даже для него. Выставил вперёд ногу, проверяя нет ли неодушевлённых препятствий и, когда понял, что вокруг пусто, молниеносно подскочил к затаившемуся и широко полоснул его по животу.

В воздухе раздался звук разрезаемой плоти. Чужой хопеш, выпавший из ослабевшей руки, лязгнул о камень. Амен выпрямился, отпустив его, и человек осел на пол, тяжело охнув.

Смерть от вспоротого живота медленна и мучительна, таких раненых принято добивать, но Амен безразлично отвернулся. Умирающий, что заправляет собственные кишки себе в брюхо, не представляет угрозы, потому ему нет до него дела. Пусть подыхает сам, у эпистата нет лишнего милосердия ни для одного из этих сукиных сыновей.

Их было восемь, Амен знал это. Они напали на закате и увезли Эвтиду, его непокорную Неферут, воспользовавшись тем, что Амена не было рядом. Троих он убил, осталось пятеро.

Утром к ним прибудет подмога, целый взвод вышколенных наёмников. Опоздай он хотя бы на несколько часов, и освобождать Эву стало бы значительно сложнее — пришлось бы собирать своих охотников и брать храм штурмом. Но всё произошло быстро: он сумел выследить их в тот же вечер, так что оказалось проще действовать одному.

Какая самонадеянность — отправлять на похищение его женщины восемь человек. Хотя и сотня вряд ли бы остановила разъярённого Амена, он бы тогда пришёл с армией.

Перед входом в подвалы оставался последний поворот.

Из-за угла забрезжил слабый свет. Амен остановился. До него донеслась едва уловимая смесь разных Ка — там не меньше двоих. Ждут его. Толку прятаться за стеной не было, потому он вышел к ним, встретившись лицом к лицу.

Двое, оба с копьями и массивными расписными щитами, закрывающими их от подбородка до колен. Один моложе и выше, другой ниже ростом, но коренастый и широкий в плечах.

— Верховный эпистат Амен! — заговорил тот, что пониже, поставленным командирским голосом. — Остановись, именем фараона Менеса говорю тебе!

Амен не стал отвечать, ему было плевать и на Менеса, и на его имя. Молча перехватил хопеш поудобнее, и два воина поняли его без слов. Подняли щиты, выставили вперёд копья. По характерной для опытных бойцов стойке стало понятно сразу: бой будет тяжёлым. Пару мгновений сверлили друг друга взглядом, выжидая, а после…

После все трое начали двигаться одновременно.

Амен бросился вперёд. Он понимал: единственный способ выстоять против противников, вооруженных копьями, это навязать им ближний бой. Он попытался сократить расстояние, но ему не позволяли приблизиться.

Его теснили к стене, чётко и слаженно. Приходилось отступать. Ещё немного, его зажмут в угол и просто заколят. Да, он сильнее их обоих, но что от этого толку, если его насадят на острие как антилопу на вертел?

Непобедимых воинов не существует, во всяком случае, Амен таковых не знал. Но знал тех, кто понимает свои преимущества и умеет их оборачивать в свою пользу. Такие жили дольше других. И Амен из Мемфиса жил долго не столько потому, что был сильным или ловким, сколько потому, что умел навязывать свои условия из любого положения.

Один из воинов, тот, что выше и моложе, стоял на полшага ближе другого. Амен неожиданно развернулся и коротким ударом перерубил древко его копья — острие сверкнуло в свете факелов и исчезло, лязгнув где-то в тёмном углу.

Теперь против него только один соперник с копьём. Пусть немного, но чаша качнулась в его пользу.

Оставшийся безоружным воин отшвырнул бесполезный обломок и вынул из ножен хопеш. Он не думал сдаваться — без промедления перестроился на ближний бой и тут же атаковал. Амен парировал, еле успев увернуться — старший тоже перешёл в атаку.

Лавировал между ними, ведя два боя сразу. Увернулся от одного, блокировал другого, поймав его хопеш в изгиб своего, как в крюк. Вывернул руку, потянул на себя и отшатнулся назад, утянув его за собой. Тот не хотел терять последнее оружие и шагнул вслед за ним, не успев осознать, что именно сюда, в то место, на котором стоял Амен, и придётся удар занесённого копья.

Раздался треск пробитой грудной клетки.

Глаза старшего в ужасе расширились, когда он осознал, что только что сделал. Целился в Амена, а попал в своего соратника — и убил. Сам, своей рукой. Совсем юного парня, не старше восемнадцати. В глубине души Амена даже промелькнуло сожаление о потраченном таланте — столь молодой, но дрался наравне с лучшими. Мог бы стать великим воином.

Парень умер почти мгновенно. Упал на спину, не успев закрыть глаза, копьё крепко застряло в его груди. Второй воин мог бы выдернуть его и продолжать бой, но для этого нужно потратить драгоценные секунды, а Амен вряд ли бы терпеливо стоял рядом и великодушно ждал — инициатива сейчас на его стороне.

Воин был матёрый и опытный, он всё понимал. Единственное, что он мог сделать сейчас — выиграть немного времени.

Он бросил тяжёлый щит, попытавшись сбить эпистата с ног — тот не сдвинулся ни на ладонь, но всё же отвлёкся. Воин вынул из кармана глиняный бутылёк, разбил, разлив содержимое по полу, затем снял со стены факел и с силой швырнул его прямо в образовавшуюся масляную лужу.

Вспыхнуло бледно-голубое пламя.

Амен зажмурился. Его обдало неестественно мощным жаром, как из кузни. Он хотел было перепрыгнуть огонь и побежать вслед за скрывшимся в подвалах противником, но остановился. Пламя было чересчур ярким и быстро расползалось — хотя не должно было, на каменном полу нечему гореть.

Непростой огонь. Амен потом обязательно выяснит, что это за хитрое масло, и возьмёт себе на вооружение — когда перебьёт тут всех.

Подошёл к мёртвому телу, взял под мышками. Подтащил к огню и кинул его поперёк, так что пламя под ним затухло, и, шагнув прямо по нему, помчался вниз по лестнице, понадеявшись на то, что пожар сам уймётся, когда прогорит масло.

Спускался все глубже в подвалы. Поворот, ещё поворот… Он почувствовал их Ка раньше, чем увидел живьём. Ка копьеносца, с которым только что сражался наверху, рядом ещё несколько душ, неизвестных Амену, и одна знакомая Ка — тёплая, нежная — её.

Его захлестнуло короткой вспышкой радости. Сам не смог бы описать, что к ней испытывал, её душу он узнал бы из тысяч, почувствовал бы в толпе — самую желанную из всех.

Радость сменилась яростью: ей угрожает опасность. Она одна в помещении с четырьмя мужчинами, которые не желают ей ничего хорошего. Ему ли не знать, как легко и быстро может произойти непоправимое.

Ярость превратилась в холодную злую сосредоточенность. У него нет права на ошибку, нужно действовать чётко, выверенно и суметь всё сделать с первого раза.

— Выходи, господин эпистат. Давай поговорим и решим всё миром, — раздался незнакомый голос.

Амен нахмурился: он говорил откуда-то слева, там, где он не чувствовал человеческого присутствия. Черномаг?..

Затаился. Нужно оценить обстановку. Зрячесть показывает лишь тени, отпечатки душ. Сейчас этого недостаточно, ему нужно видеть полную картину. Потому всё же шагнул вперёд, выходя к ним навстречу.

Он оказался в полутёмном подвальном помещении, освещённом лишь несколькими факелами. В нём было пять человек: справа стоял знакомый копьеносец, теперь без копья, поодаль — ещё один воин, с мечом и колким взглядом. Слева — человек с холодной Ка, в центре его груди зияла мерзкая засасывающая пустота. Амен поморщился: ещё и поэтому не любил черномагов. Когда шезму мертвы, холод их душ перестаёт раздражать. Черномаг держал ладонь на поясе у рукояти, но оружие не вынимал: показывал готовность и вправду решить всё мирно. Но все его усилия заранее были обречены на провал, потому что Амен не мог оторвать взгляд от ещё одного воина — держащего толстую верёвку, другой конец которой обхватывал тонкие запястья Эвтиды.

Она сидела на коленях, вытянув перед собой связанные руки. Маленькая, хрупкая, платье её сбилось, обнажив смуглые бёдра, длинные косы растрепались.

Амена накрыла жгучая ненависть. Желание убить расползлось по телу чёрной плесенью, овладело рассудком. Ум его стал острым, а сознание — прозрачным, будто безоблачное небо.

Человек с холодной Ка заговорил первым:

— Меня зовут Месхир, господин. Я царский некромант, со мной его верные воины, — он указал на стоящих рядом мужчин. — Фараон велел нам доставить эту Неферут в Мемфис.

— Посадить её на привязь, как собаку, тоже он велел? — прорычал Амен, кивнув на Эву, и они встретились взглядом.

Её янтарно-карие глаза посмотрели на него со страхом и любовью. Амену вдруг пришло в голову: она же боится за него. Едва заметно ухмыльнулся и качнул головой, словно бы говоря: не нужно, моя хорошая.

— Неферут оказалась неразумной и проявила строптивость, — ответил некромант, коротко глянув на свои предплечья — на них красовались царапины, похожие на те, что оставляют женские ногти.

Эва надменно фыркнула. Амена пробрала гордость: даже стоя на коленях его непокорная останется собой.

— Иногда приказы фараона могут показаться людям несправедливыми, может быть, даже… — он помолчал, подбирая слово, — недобрыми.

Амен злобно глянул на него. Давно не жаждал убийства настолько сильно.

— Ты ведь умный человек, — вкрадчиво сказал Месхир, — понимаешь природу власти и не станешь ей противиться. Так ведь?

— И какова же её природа? — неожиданно спросил Амен. Он задал вопрос не потому, что ему был интересен ответ, а потому что их четверо. И потому что у них Эва.

Месхир удивлённо вскинул брови.

— Вопрос к храмовым мудрецам, обычно они бьются над такими загадками, — сказал он. — Что такое власть, справедливость, добро и другие… несуществующие вещи.

Амен презрительно усмехнулся.

— То есть, ты не знаешь.

— Я знаю, что лучше идти вместе с теми, у кого власть, чем против, — благодушно ответил Месхир. — И приглашаю тебя на верную сторону.

— А верная она — потому что сторона тех, у кого власть? — прищурился эпистат.

— Я же говорю, ты умный человек и всё понимаешь. По удивительному совпадению добро и справедливость часто оказываются на той же стороне.

Воин, с которым Амен сражался наверху, скучающе перешагнул с ноги на ногу. Тот, что держал Эвтиду, почесал локоть.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — процедил Амен.

Месхир коротко выдохнул и злобно прищурился.

Амен обвёл взглядом помещение, впитывая кожей каждую мелочь — кто где стоит, во что одет и куда смотрит. Если бы закрыл глаза, то всё равно смог бы с точностью описать каждую деталь, будто она была выжжена на внутренней стороне века.

Никогда ещё не чувствовал себя настолько смертоносным. Будто он сейчас сильнее всех людей, сильнее богов.

— Что же такое власть… — начал Амен, краем глаза заметив, что воин, держащий верёвку, вздохнул и перевёл взгляд в потолок.

Он того и ждал — когда именно этот воин потеряет бдительность, хотя бы на миг. Амену будет достаточно.

Одним прыжком он настиг его и широким движением отрубил ему руку. Кровь потоком хлынула на Эву, она прикрыла голову и завалилась набок. Воин с диким воплем обхватил культю другой рукой и упал наземь.

Амен развернулся — два воина с хопешами наперевес ринулись к нему.

— Остановись, Амен! — крикнул Месхир, но никто не обратил на него внимания.

С оглушительным лязгом он блокировал один удар, затем другой. Эва отползла в угол, с трепетом глядя, как сражается её господин. Двое нападали на него одновременно, пытаясь подобраться поближе и ужалить, как навязчивые москиты, но он не позволял к себе приблизиться. Противники надеялись, что его габариты сыграют против него, что огромный Амен ошибётся рано или поздно, но он этого делать вовсе не собирался, ни на мгновение не теряя ловкости, даже наоборот — переходил из обороны в атаку.

Один из воинов парировал его удар, но не справился с силой Амена — тот рубанул сильнее, выбив оружие из рук, и проломил противнику грудь. Умирающий выронил хопеш, но Амен не дал ему упасть, подхватив на лету левой рукой. Обернулся к другому противнику, вооруженный двумя мечами, — к тому самому копейщику, с которым сражался у входа.

Тот бился отчаянно, но недолго — один на один он эпистату не соперник. Расправившись с ним, Амен вытер тыльной стороной ладони кровь с лица и развернулся.

В живых остались лишь сам Амен, испуганная Эва, её корчащийся от боли охранник, жалеющий свою отрубленную руку, и Месхир.

Черномаг сделал шаг назад. Лицо его перекосило от страха. Дрожащей рукой он вынул из-за пояса короткий тонкий кинжал и выставил перед собой — будто иголочку.

Амен кровожадно усмехнулся и двинулся на него. Всё было кончено, они оба это знали.

Приблизившись, пнул его в живот со всей силы, так что Месхир улетел в противоположную стену, ударившись об неё спиной. Амен встал около него, ногой откинул в дальний угол обронённый кинжал. Сел на корточки и положил рядом с собой один из хопешей, высвобождая руку, схватил черномага за волосы, задрав ему голову и обнажив шею. Сказал прямо в его искажённое ужасом лицо:

— Я и есть власть, Месхир.

И вспорол ему горло вместе с трахеей.

Его предсмертный крик превратился в тошнотворное бульканье и тут же затих. Амен широко улыбнулся. Для него не было звука прекрасней, чем хруст разрываемой гортани, когда человек уже мёртв, а хруст ещё остался.

Он поднялся во весь рост и направился к последнему выжившему воину. Остановился, смакуя момент: никогда ещё в его груди не было больше воздуха, чем сейчас, когда он убивает за свою женщину.

Оставшийся воин пополз к стене в бессмысленной попытке выжить, пока Амен неспешно подходил к нему. Когда приблизился вплотную, наклонил голову и сказал:

— Я и есть справедливость.

Он отрубил ему вторую руку. Воин истошно завопил, прижав к груди обрубки, а Амен воткнул хопеш ему в глаз, насквозь пробив череп.

Тьма

Оффенбах

Амен любил её душу. Как любил запах, вкус, голос и весь её облик. Каждая деталь в ней будоражила, выбивала из колеи.

Клуб Романтики: Песнь о Красном Ниле

Амен/Эва

ОМП

Зрячий

Амен сделал к ней осторожный шаг, будто боялся спугнуть дикую птичку. Сделал ещё один, невольно над ней нависнув, как мгновением ранее над своими жертвами. Эва сжалась, а Амен почувствовал себя большим и неуклюжим. Сел рядом, опустившись с ней на один уровень, и нарочито медленно протянул руку, чтобы у неё была возможность отстраниться.

Он привык, что его боятся. «Белая смерть» — так его называли други и недруги. Так было, сколько он себя помнил. И он научился извлекать выгоду из чужого страха. В глубине души понимал, что там, где страх, нет места любви, и смирился с тем, что его никогда не полюбят. Ну и пусть, если это цена, которую нужно заплатить, чтобы стать верховным эпистатом и Белой смертью, то он готов заплатить её стократно.

А потом появилась Эва. Смелая, дерзкая, непокорная. Она не умела бояться. Она перевернула в нём всё, она доказала, что он достоин любви. Она — всё лучшее в нём.

И вот она сжимается под его взглядом, как затравленный зверёк. Её страх ударил его как пощёчина.

Амен коснулся её щеки тыльной стороной ладони. Эва вздрогнула, но не отстранилась.

— Испугалась? — тихо спросил он.

Эва ничего не ответила и отвернулась.

Амен опустил голову. Как он радовался, когда она начала ему открываться и говорить правду — обо всём. Когда начала рассказывать о своём прошлом, о планах на будущее и, наконец, перестала врать. Амен не сразу понял, что она делает это не со зла, а потому что не умеет иначе. Милая лгунья, которая лишь боится, что её отвергнут; на первый взгляд яркая и говорливая, но на деле закрытая и недоверчивая. Долгим упорным принятием он добился того, что она поверила: он всегда будет рядом, что бы ни случилось, ей не нужно бояться остаться одной.

И теперь он видел, что она снова закрывается. Прячется в панцирь, под которым Амену места нет.

Горькое сожаление подступило к горлу. Он только обрёл счастье и сразу же его потерял, не успев им напиться.

Из храма выходили молча. Повсюду царила мёртвая тишина, вокруг не было ни души, лишь то тут, то там виднелись оставленные Аменом трупы. Эва не смотрела на них и следовала за Аменом будто тень. Он косо смотрел на неё и сжимал челюсти в бессильной ярости: так хотел приручить её, а теперь не рад этому.

Штормовые тучи сдуло ураганным ветром, небо начинало светлеть — скоро рассвет. Похищение Эвы застало всех врасплох, так что Агния, Ливий и Рэймсс остались далеко позади, в то время как Амен забрал их единственную лошадь и бросился на поиски.

— Недалеко есть поселение, в нём охотничье убежище, — сказал Амен просто чтобы нарушить молчание. — Мы изредка его используем, когда оказываемся поблизости. Поедем туда, подождём остальных. Они прибудут не раньше вечера.

Эва молча кивнула, соглашаясь.

Убежище оказалось маленькой хижиной, состоящей из одной комнаты. Необжитой, но весьма опрятной и снабжённой всем необходимым — от потухшего очага и деревянной банной кадки, в которой поместился бы даже Амен, до посуды и свежих полотенец. Нехитрой мебели тоже доставало: большой стол, пара табуретов, сундук и две широкие кровати, застеленные чуть отсыревшим, но чистым бельём.

Амен развёл огонь в очаге, натаскал воды. Весь пропах потом и кровью, не мешало бы помыться. Услышал шум и обернулся — Эва, наконец, ожила и начала колдовать у стола, разливая что-то по кружкам.

— Что это? — спросил Амен.

— Кислое молоко, нашла в погребе, — ответила Эва. — Кажется, довольно свежее.

Впервые за сегодняшний день услышал её голос. Улыбнулся одним уголком губ — может быть, не всё ещё потеряно?

— Ты будешь мыться первой или я? — спросил он.

Эва коротко посмотрела на него и тут же опустила глаза.

— Как пожелаешь, господин.

Амена кольнуло разочарование. Он помолчал и негромко сказал:

— Можем заночевать на разных кроватях, если хочешь.

Эва застыла и ошарашенно посмотрела на него. Они ночевали вместе каждую ночь на протяжении всех последних недель. Днём могло случиться, что угодно, любое безумие, но засыпали они всегда рядом. Амен уже успел забыть, каково это — засыпать, когда никто не закидывает на него ногу.

Эвтида поставила кувшин с молоком на стол. Сжала губы, лицо её стало задумчивым. Плавно подошла к нему, встала почти вплотную. Амен замер, боясь пошевелиться и снова её напугать. Она подняла руку и коснулась кончиками пальцев шрама на груди, погладила. Затем взглянула на него, распахнув большие карие глаза, и произнесла:

— Да, я испугалась, — ответила она на вопрос, который он задал ещё в храме. — Но люблю я тебя сильнее, чем боюсь.

Амен прерывисто выдохнул. С него будто упала каменная плита. Эва его любит. Всё по-прежнему.

Он сгрёб её в объятия и поцеловал — несдержанно, крепко. Но Эва вырвалась из его хвата, уперлась ладонями в грудь и насуплено сказала:

— Обещай, что в следующий раз попросишь меня зажмуриться и закрыть уши, прежде чем начнёшь расчленять людей.

Теперь чувствовал себя виноватым. Гнев настолько застил ему глаза, что о чувствах Эвы он даже не подумал. С нежностью заправил тёмную прядь за ушко.

— Ты ведь знаешь, что ни за что на свете я не причиню тебе вред?

Эва уткнулась носом ему в грудь и сдавленно пробубнила:

Амен ласково погладил её по волосам.

— Хорошая моя, — прошептал он.

Он не знал, как облечь в слова всё то, что испытывал — вряд ли такие слова вообще существовали. Но Эве не нужно было объяснять, она всё знала. Во многом, потому что испытывала то же самое.

— Я буду любить тебя любого, — она всхлипнула.

Чувства не умещались в ней и выливались наружу слезами.

— Любого. Любого. — Без конца повторяла Эва, вцепившись в него. — Только и ты люби меня, Амен.

Амен зарылся пальцами в её локоны и поцеловал в макушку.

Ванну принимали вместе.

Амен еле уместился в кадку. Эва села спиной к нему, легла ему на грудь. Он бережно тёр её плечи мочалкой, смывал с них пыль и чужую засохшую кровь.

На её запястьях остался след от верёвки, Амен погладил его и поцеловал, жалея. На него вдруг обрушился запоздалый страх, что он мог не успеть. В храме было некогда об этом думать, а теперь его настигло осознание, что он мог потерять её сегодня ночью.

Ни за что. Он этого не допустит. Он прижался к её щеке своей и просто сидел так какое-то время, вдыхая её запах и слушая её дыхание. Ощущая мягкость её кожи. Наблюдая, как вздымается её красивая упругая грудь со смуглыми сосками. Как ласковым светом расходится теплота её Ка.

Он взял её за подбородок и повернул лицом к себе. Поцеловал глубоко, вдумчиво, вжав её бёдра себе в пах. Так целуют, когда поцелуй — это лишь начало, когда хотят большего.

Поднялся с шумным плеском, взял Эву на руки и вышел из ванной. Вытер её сухим полотенцем, пока она вертелась и мешала ему, всё норовя поцеловать. Затем отнёс к постели, уложил на спину и накрыл собой.

Ласкал, гладил, нежил — как она того заслуживает. Эва тихо стонала, зарывалась пальчиками в его волосы, обвивала ногами и целовала…

Его страстная. Его чувственная. Его ласковая. Его совсем чуть-чуть собственница.

Голову кружило. Амен утопал в ней и в своих ощущениях. Спустился поцелуями к шее, а затем и к груди — туда, где нежная Ка ощущалась ближе всего. Он сминал руками грудь, а языком ласкал соски и жалел лишь об одном: что не может вылизать ей душу.

Спустился поцелуями к животу. Эва догадалась, что он собирается сделать, и широко раздвинула ноги. Амен едва не заурчал в предвкушении и легонько прикусил кожу на животе. Её Ка тлела ярко, сводя с ума не меньше, чем запах. Он поцеловал живот и вдруг замер: что-то не так. Её Ка была странной, не такой как обычно…

Осознание обухом ударило по голове. Дыхание спёрло.

Амен поднял голову и хрипло спросил:

— Эва… Ты ждёшь ребёнка?

Эвтида застыла. Взглянула на него, как на сумасшедшего, и также хрипло выговорила:

— Я его чувствую, — прошептал Амен.

Они в изумлении уставились друг на друга, пытаясь принять случившееся. У Эвы задрожала нижняя губа.

Она откинулась на постель и задышала так громко, будто ей не хватает воздуха.

— Нет, я… Нет-нет… — запричитала она.

Амен подтянулся на руках и озадаченно заглянул ей в глаза. В них стояли слёзы, её личико стало почти что несчастным.

— Ты не рада? — нахмурился он.

Эва взглянула на него, и он понял, что сейчас она боится гораздо сильнее, чем несколькими часами назад в храме.

— Я буду плохой матерью, Амен, — срывающимся голосом сказала она.

Он тяжело вздохнул и погладил её по плечу. Она мелко дрожала. Как объяснить ей, что проницательная, ласковая Эва станет замечательной мамой?

— Плохая мать, — начал он, аккуратно подбирая слова, — никогда бы не задалась таким вопросом. Плохой матери было бы всё равно.

Эва всхлипнула, слёзы покатились по щекам как бусинки. Амен наклонился к ней и сцеловал их, поймал губами каждую, пока Эва не перестала плакать.

— Я буду рядом, — пообещал он. — Я всегда буду рядом.

Амен убаюкивал её, качал на руках, будто Эва сама была ребёнком.

— Ты даже представить не можешь, как мне страшно, — шептала она.

У Амена сердце разрывалось, как ему хотелось объяснить ей, пожалеть её… Он прижал её крепче к своей груди.

— Ничего не бойся, — сказал он. — Я вам всё дам. Найму нянек, кормилицу, если пожелаешь… Ни в чём не будете нуждаться.

Эва уже успокоилась, только изредка шмыгала носом. Улыбнулась робко, будто сомневалась в том, имеет ли право испытывать радость. Обняла его в ответ.

Они обнимались, обнажённые, целовали друг друга с тихой, спокойной нежностью. Любовь закрутила Амена как вихрь, как буря. На него одновременно обрушились и возвышенные чувства, и желание оберегать, и животная похоть.

С каждым мгновением поцелуи становились всё глубже, а объятия откровенней. Он положил её на спину, обхватил за талию. Любовался своей красавицей, её смуглой кожей и тонкими чертами. Погладил по плоскому животу, внутри которого чувствовал маленькую тёплую точку — зарождающуюся Ка их ребёнка. И вошёл.

Двигался плавно, неторопливо, надолго задерживаясь внутри. Его вело от осознания, что она целиком принадлежит ему, что он владеет ей без остатка, что даже глубоко внутри неё поселилась его часть — неоспоримое доказательство его прав на неё. Лишь он один ей владеет, лишь ему она принадлежит.

Эва застонала и выгнула спину. Он крепко сжал её талию и залюбовался тем, как красиво ходит волнами её тело, как она извивается, сгорает в его руках, изящная, гибкая, стройная.

Он двигался глубоко, стараясь задеть внутри каждую стеночку. Изводил её. Он уже знал, как ей нравится, он знал её лучше всех, и её тело, и её душу.

Начал двигаться глубже. Он не ускорялся, лишь размашисто двигал бёдрами. От осознания, что она беременна — беременна от него — ощущения делались ярче. Хотелось вогнать себя в неё так глубоко, как это возможно. Её красивое личико хмурилось, когда он задевал что-то внутри — и это ему тоже нравилось, как она извивается и изнемогает под ним.

Перевернул её набок и закинул одну ногу себе на плечо. Вошёл до упора и задержался, а потом вошёл ещё глубже. Эва вскрикнула и вцепилась ногтями в постель. Амен повторил. Она выгнулась и громко простонала.

Как она красиво стонет.

Накрыл пальцами чувствительные складочки между её половых губ, которые так любил изучать языком, и принялся ласкать в такт движению бёдрами.

Смотрел, как его член широко раздвигает её, никуда не спешил, не менял темп. Долго изводил свою девочку. Видел, как напрягается каждая её мышца, как она измученно хмурится, открыв рот, как закусывает губы, пытаясь не стонать, но всё равно срывается и стонет — протяжно, мелодично.

Она задыхалась. Металась по подушкам, как безумная, а Амен продолжал входить в её тело, ощущая, как она сжимается, как наслаждение накрывает её. Едва она утихла, перевернул её на живот и взял сзади. Схватил за ягодицы, раздвинул их и резко вошёл.

Иметь её сзади не менее приятно, а вид не менее прекрасный — тёмные волосы, разметавшиеся по смуглой спине, тонкая талия, широкие бёдра… Пожалуй, за такие бёдра стоит убивать.

Он кончил внутрь, потому что имел на это право. Эва — его женщина. Отныне и навсегда.

После они лежали в обнимку, прижавшись друг к другу. Она засыпала, положив голову Амену на плечо и закинув на него стройную ножку. Он слушал её мерное дыхание и ощущал, что невозможно, невыносимо счастлив. Что невероятной силы любовь прямо сейчас рождается в его могучей груди, и ей тесно внутри, она грозится прорваться наружу.

Амен положил руку Эве на живот: где-то там, в ней, растёт новый человек. Его сын или дочь. Он не смог сдержать радостную улыбку. Да, Эва боится — но это объяснимо, учитывая её детство. Он поможет ей справиться, они всё преодолеют, он уверен в этом. Амен способен взять на себя ответственность за них двоих, если потребуется.

Он почувствовал, что любовь в груди растёт всё больше и становится исполинских размеров. Дышать стало сложно, в горле засвербело. Любовь всё росла, множилась, пока Амен не осознал: её стало ровно в два раза больше.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/0194f1be-0b7e-7507-9d2e-defc5b6a0dae

Свет

На форумах поклонников «Клуба Романтики» сломано много копий по поводу того, какая из интерактивных историй – самая захватывающая. Однако почти все фанаты вносят в свои личные топ-3 «Секрет Небес» за авторством писателя Алисы (она же – Элис). История девушки Вики, которая после смерти пытается разобраться в своих чувствах, встречает знойного красавца Люцифера и вычисляет имя своего убийцы, впечатлила читателей своей продуманностью и реалистичностью. Как и любая хорошая история, эта породила множество фанфиков и теорий на форумах поклонников.
Мы отделили зёрна от плевел и опубликовали в нашем фэндоме только лучшие фанфики «Секрета Небес». Читайте наши ФФ, и вы узнаете, как сложились бы отношения Вики и Дино при появлении сильного ОЖП, а также какую сторону в итоге выберет полукровка Мальбонте. У нас есть произведения и по 2-ой части этой интерактивной истории – с участием Астарота, Эрагона и всех всадников Апокалипсиса, включая одиозного Голода. Особо впечатлительных предупреждаем сразу: часть наших историй имеет возрастное ограничение 18+ и может быть ну очень горячей! 

От оригинальной книги Брэма Стокера душа прямо-таки уходит в пятки. Однако «Клуб Романтики» сумел превратить ужастик о кровожадном графе из Трансильвании в сентиментальную интерактивную историю. «Дракула. История Любви» вполне себе вписывается в современный тренд, который показывает, что вампиры могут не только рычать и сосать кровь, но и ухаживать за девушками – причём куда красивее простых смертных.
Читая наши фанфики по «Дракуле История Любви», вы отправитесь назад во времени в Османскую империю XV века вместе с реставратором Лайей, чтобы разобраться, кто же такой этот загадочный филантроп Влад и почему шесть веков назад он выглядел так же неотразимо, как сейчас. В нашем каталоге вас ждут ФФ с ОЖП и ОМП, а также кроссоверы с другими фэндомами. Однако призываем вас быть осторожными: персонажи историй настолько очаровательны, что прощаться с ними вам будет очень тяжело!

Зрячий

Содержание

Тьма

Свет

Комментарии (0)