— Кошелек или жизнь, любовь моя. — Клаус Майклсон стоял перед ней, и всё же это не должно было быть возможно. Он был мёртв. Бессмысленно погиб за свою дочь, и всё же он стоял перед ней, как в тот день в баре Нового Орлеана.