Она садится на заснеженную лавочку в парке и закрывает ладонями лицо. По пухлым щекам текут слезы, Эрика с нервной ухмылкой прикрывает глаза и всхлипывает. Ее тело бьет сильная дрожь, но Картман не издает более ни звука. Опустевший заснеженным утром парк южного городка, кажется, всхлипывает вместе с ней.

Дрожащими руками она прикрывала голову и жалобно, едва не плача, бормотала: «братик, обещаю, я больше не буду, не наказывай меня». Разорванная одежда, спутанные кудри, избитое, хрупкое тело и кандалы на ногах — эта девушка выглядела такой измученной, что у Найтмера сжалось сердце. Он подбежал к ней, осторожно касаясь руки, и тихо позвал: — Вы в порядке?.. Секунда, две… Девушка медленно подняла лицо. И мир перед глазами рухнул. Это была Дрим. Его любимая сестра.

Эти тентакли, кажется, всюду. Они настигают, они касаются, они пачкают ее одежду. Хранительница не успевает сделать что-либо, а тентакли готовы разорвать ее. Голова гудит, черная слизь стекает с ее ключиц под ткань одежды. Это так грязно и мерзко, что противно от самой себя. Ноги дрожат, а к ним вновь скользит щупальце, от которого она едва отбивается стрелой. Найтмер на это хрипло смеется. — Бойся, солнце. Бойся, ведь я, твой любимый братик, сошел с ума. Бойся, ведь ты теперь в моей власти…