Мне довелось поучаствовать в этом процессе лишь однажды. Всей нашей семье оказали огромную честь, позволив участвовать в процессе выплавки стали. Как сейчас помню, мы стояли в большой кузне ровным рядом. Я в самом конце, рядом с моим дедушкой. Единственный ребенок, так к тому же девочка. Родители с бабушкой топтались у выхода, тревожно следя за мной. Признаться, я сама тогда волновалась страшно, ладони потели, всё утирала о штаны. Дед меня чуть пихнул в плечо, призывая остановиться, ведь из белого света…

Вышел синтоисткий монах. Молодой юноша, прекрасный и элегантный. Он не боялся замарать белые одежды входя в кузню. Не испытывал неприятия к черным кузницам, уже изрядно замаравшиеся, хотя процесс ещё даже не начался. Я хорошо запомнила его доброе выражение лица. И веяло от него таким спокойствием, словно ками сошел на землю. Я не могла отвести взгляда. Нежные фиалковые глаза, цвета растущей в саду глицинии. Он улыбался нам всем, когда благословлял на это таинство. Благословлял и меня, хотя моя роль – столь же незначительна, как крупинка песка на дне реки.

Но крупинка за крупинкой рождается нечто прекрасное. Я помню, насколько было темно в кузне, что свет рождающегося рассвета казался мне ослепительным. Монах читал молитву вместе с пением первых птиц. Звон ритуальных бубенцов заполнил пространство кузни, вплоть до дымового окна в центре высокой крыши. Этот звон остался со мной, растворился в крови и плоти, словно ставя клеймо.

Я была впущена в этот мир, и никто больше его из меня не вытащит.

Монах зажигает печь, тем самым начиная наш долгий путь, длинною в солнечный оборот.

Моя роль в этом деле была в рубке угля и носке леек с водой. Большие мешки с сырьем были привезены заранее. Его производством тоже занималась особенная семья. Её глава лично участвовал в процессе, вместе со мной разрубая ломкий уголь на мелкие куски. В его подчинении я и была. Настоящее подмастерье, которое своим на первый взгляд незначительным трудом делал этот путь особенно важным.

Всё взаимосвязано. Одни создают уголь, другие добывают руду, третьи добывают железный песок. Всё для того, чтобы собраться здесь, в единственный день в году, для создания особенной стали. Каждый год получается разная, ведь участвуют разные люди, разная пропорция песка и руды. Но всегда будет результат один – сталь для меча.

Целый день я рубила уголь. Белая защитная маска на моём лице стала черной от пыли, лицо тоже закоптилось, а про одежду так вообще бестолку говорить. Но родители не ругались. Они лишь наблюдали со стороны, подавая рабочим то воды, то легкие перекусы. Прерываться было нельзя. Лишь с заходом солнца печь потухнет, и мы сможем достать плоды наших трудов.

Необходимость в лейках с водой была не часто. Вода нужна для склеивания песка. Главное выверить идеальную консистенцию, ведь если слишком много добавить воды – то произойдет взрыв, а если слишком мало – железный песок разлететься по всей кузне. В эти короткие моменты я с удовольствием наблюдала, как мужчины поочередно закидывали угли и руду с песком в печь через отверстие сверху. Внизу потихоньку вытекал «шлак», только выплавленная сталь, не сформированная в аккуратные слитки.

Солнце наполняло железо теплом, чтобы мы, люди, огнем заключили солнце в сталь. Слитки отправят по всей стране в мастерские, где кузнецы из куска стали сделают настоящее произведение искусства – настоящую катану.

Моя семья – кузнецы во многих поколениях. Не сосчитать уже. Хотя нет. Можно! Дедушка – последний кузнец.

Так получилось, что мой отец… Он… Он хороший, добрый, понимающий семьянин, но он не кузнец. Он не смог в своей жизни создать ни одного клинка. Все ломались на этапе закалки. Дедушка отмахивался легко: «не дано». Отец и не жалел. Он открыл гончарную мастерскую в Токио. Дело тоже связанное с огнём, но глина ему охотней давалась. Намного. Поначалу бизнес совсем не шёл, но общими с мамой усилиями, у них получилось раскрутиться. Не малую роль в этом сыграли соцсети и резкая возросшая популярность гончарного мастерства. Это стечение обстоятельств обеспечило нам хорошую жизнь.

Наша семья была одновременно близко и слишком далеко, хоть нас и объединяло 

. Дедушка жил относительно недалеко от нас, но недостаточно, чтобы в один день суметь навестить. Если уж приезжать, то надолго. Надолго родители не могли, потому что у бизнеса нет выходных или отпусков. Оставалась я. Каникулы у дедушки с бабушкой были лучшим в моей жизни.

«От женских рук металл портится» - ворчал дед, не подпуская меня к ковке. Но в тот день к плавке меня пустили все.

Я плохо запомнила всех тех людей. Они словно были знакомы не одно поколение, звали по именам. Дружески хлопали по плечам, поддерживая негласное братство. Даже тот монах, начавший ритуал плавки, назвал меня по имени.

«Ты отлично потрудилась, Хитоми» - ласково произнес монах, поднося свою руку к моему лицу. Я не боялась. Почему-то мне совсем не было тревожно, находясь перед ним. Своим белым рукавом он утер мою черную от угля щеку, марая об меня свои одежды. Ему было это неважно.

Раньше такие печи раздувались огромными мехами. Люди, не переставая ни на миг, качали воздух в печь. Сейчас же это делал электрический насос.

Раньше, чтобы достать железо после того, как потушили печь, нужно было её разрушить. Теперь же кран поднимал стены печи.

Раньше для создания катаны нужна была особенная сталь. И теперь она была нужна.

Суть не меняется, меняется путь.

Чтобы создать хороший клинок, нужно много людей, времени и сил. А ещё немного удачи. Потому что каким бы не был мастер, меч всё равно может просто не получиться. Как говорится, и на старуху бывает проруха.

Почему во время мегаполисов и интернета всё ещё нужны были мечи? Опять же, спасибо медиа, что так раскрутили нашу культуру. Находятся ценители прекрасного, кто отвалит кругленькую сумму за один такой клинок из-под руки моего деда. Бывают люди, которые считают себя знатоками самурайского мастерства до такой степени, что заслуживают себе меч. Дед таких гнал взашей.

«Я могу позволить себе выбирать, кому делать меч» - строго ставил точку на любых моих поползновениях к тому, что может стоит потрудиться ради миллионов?

Спасибо воспитанию отца. Я не видела ничего плохого в том, чтобы человеку, который хочет купить твой труд, продать его. А лучше всего – брать деньги за обучение. Всё равно человек не научится всем тонкостям твоего дела, зато получит море впечатлений и расскажет об этому другим.

 моего отца за такой подход.

Я женщина и не могла быть причастна к ковке клинков. Вообще к лезвию недолжна была прикасаться. Я могу создавать цубы, могу вытачивать ножны, могу плавить железо – но не самое важное. Это как с суши. Только мужская рука может не повлиять на вкус рыбы. Мой же отец намеренно отказался прикасаться.

«Никто не виноват, что у меня дочь, а не сын» - в сердцах кричал отец во время очередной ссоры с дедом, - «Пускай всё канет в бездну, чем моя дочь будет испытывать чувство вины из-за твоих мечей!»

Нет, я никогда не чувствовала от деда осуждения. Так сложилось. Судьба. Порядок вещей нарушать нельзя. Он позволял мне наблюдать, помогать, но не более. Потому что слишком большую ответственность дедушка возлагал на свои клинки.

от этого зависели жизни людей

Это отец испытывал постоянную вину за то, что его руки не созданы для оружия, а для красоты. Он мог выиграть сколько угодно выставок. Похвастаться каким-либо огромным чеком, но всё это не то…

Ещё больше винила себя мать. Она, как по старой традиции, 

 в семью мужа. Мама всегда чувствовала себя чужой. К ней никогда не относились плохо, просто такой порядок вещей. Во время родов были осложнения, из-за которых она больше не может иметь детей. Отцу было всё равно, он безмерно нас с мамой любил. Деду тоже, потому что он не настолько зверь, чтобы осуждать женщину за такой подвиг, как рождение ребенка. Бабушка маму всегда успокаивала. Доброта бабули была почти сравнима с Буддой. А как ещё выдержать человека, который всю жизнь посвятил оружию?

С детства я умела лепить горшки, чайники, кружки. Я буквально росла в гончарной мастерской. Руки мои привыкли к глине намного лучше, чем к песку в детской песочнице. Мне нравилось создавать руками. Когда ты пишешь картину, ты можешь потрогать только засохшие мазки краски. Когда ты играешь на музыкальном инструменте, ты можешь лишь нащупать вибрацию, пока играет музыка. А керамику ты можешь прочувствовать касаниями. Неровности застывшей глазури. Провести по изгибам, которые сам сотворил. Ты можешь легко оставить свой отпечаток.

«Всё это слишком грубое. Свой отпечаток можно оставить и на более изящных вещах» - ворчал дед, проверяя изгиб лезвия на свету.

Если мне нельзя касаться клинков, так может мне пойти на ювелирное дело? И я пошла. Закончила колледж, получив знания о сплавах, научное обоснование всех процессов, через которые проходили клинки деда. Я точно знала, что от того, был ли у меня член между ног, ничего не зависело. Даже температура рук не влияла, как в случае с рыбой.

«Ты не понимаешь…» - как же я тогда злилась на деда. Если не понимаю, что объяснил бы нормально, а не его – «Это не просто катана. Это солнечный клинок»

В чем разница я действительно не понимала. Для меня все разговоры о том, что руда и песок были напитаны солнцем – что-то о философском. Метафора. На самом деле с химической точки зрения ничего особенного не было. Да, прекрасный сплав, но в нём не было ничего 

Клинки деда были цвета серебра. Белые, как лунный свет. Уже к нам приходили мастера, которые устанавливали цубу и рукоять. В искусные ножны заключался клинок.

Дедушка сам ходил к заказчикам, оказывая им истинную честь. Признаться честно, мне всегда было интересно, кем были эти люди. Кто мог заслужить уважение у моего деда настолько, что он лично вручал свой новый меч? Кто, по его мнению, достоит 

 клинка? Если мне и попадались имена со счетов с круглой суммой, то они мне ни о чем не говорили. Это не были знаменитые миллиардеры, которым захотелось получить красивую игрушку.

Он не разрешал родной внучке трогать, а незнакомцам вручал со всеми почестями. Словно это были лучшие представители нашего общества. Что они сделали, чтобы заслужить такую честь?! Родились правильными?

Нет, я не хотела злиться. Я действительно не понимаю многих вещей и это невежество озлабливает меня. Смирение – вот ответ. Делать свою работу. Повседневные маленькие вещи, уважение к старшим, внимание к самому процессу. Вот ответ на все мои вопросы.

Мои родители сами выбрали свой путь. Непреодолимые преграды не заставили их отказаться от своих желаний. Своих мечт. А вот я уже вступала в такой возраст, когда и мне пора бы было делать выбор. Напомнило мне об этом не только завершение своей учебы.

Бабушка ушла внезапно.

Ей стало нехорошо. Простое недомогание. Казалось, отлежится пару дней и всё наладится. Нас не было рядом в той ситуации, старики нам ничего не говорили. Дедушка настоял, чтобы её положили в больницу. Она упиралась. Всё было не так серьезное. Не было ни боли, ни страданий. Она просто ушла. Осталась там, в больнице, так и не вернувшись домой.

Тогда и настало время думать. Привычный уклад вещей меняется. Дедушка упирался, наотрез отказывался переезжать к нам в большой город. Потому что мы ничерта не могли бы сделать, если бы и с ним что-то случилось. Если ему станет плохо, он же даже не докричится до соседей!

«Мы можем просто нанять социального работника…» - осторожно подступался отец.

Но я же знала, что нашего дедушку не переубедить. Он стал ещё более упрямым с уходом бабушки. А сил не прибавлялось. Заставить его отказаться от ковки мечей мы не могли, переехать к нам тоже. Вариант с экономкой был неплохой, но зачем чужие люди, когда есть я?

Так у меня и начала складываться жизнь.

Официально числилась работником в родительской гончарной мастерской, продвигала социальные сети. Как говорится, зачем училась на ювелирное дело, когда пиарщики в наше время нужны везде. Жила большую часть времени с дедом, иногда выезжая в Токио, чтобы окончательно не забыть, как выглядит общество. Сама же ухаживала за хозяйством, оставленное бабушкой. А ещё за дедушкой, который, ожидаемо, не бросил дело своей жизни.

Клинки начали ломаться.

Выплавка

_Soll_

По старой традиции женщина не может стать кузнецом, но я стану. И поможет мне в этом Ренгоку Кёджуро.

Kimetsu no Yaiba

Кёджуро Ренгоку/ОЖП

Танджиро Камадо

🔥Как куются клинки⚔️

Всё начиналось как обычно.

Пока я растапливала печь, дедушка молоточком простукивал стальные слитки. Из-за зрения уже не мог на глаз определить, подходила ли сталь для его замысла. Я бы ему помогла, но не понимала на что смотреть. Мои обычные глаза не могли рассмотреть кристаллическую решетку стали и содержание в ней примесей. Но видимо в лучшие годы дедушка и такое умел. Другого объяснения я не находила.

— Хитоми, ты знала, что раньше мечник сам выбирал сталь? — внезапно решил поделиться дедушка, всё прислушиваясь к пению железа в своих узловатых руках, — Считалось, что тем самым он налаживает лучшую связь со своим мечом. Однако, не каждый мечник мог раскрыть весь потенциал своего солнечного клинка. Суть этого ритуала низводилось до простой интуиции. Сейчас же мастер выбирает, какую сталь использовать.

— По какому принципу? — не удержалась и спросила, попутно закидывая из мешка битый уголь в печь, — Не технология. Как ты понимаешь, что клинок получился именно для того, кому ты делал?

Я не удержалась от вздоха. Ну вот снова. Всем же прекрасно известно, что неживые предметны не могут говорить. По вибрации понимает?

— Звучит так, словно теперь ты полагаешься на интуицию, а не твои заказчики.

Дедушка хрипло рассмеялся, переходя на кашель.

Стучит автоматический молот, сминая сталь. Раньше для этого требовались сильных руки мужчин и перестук молотка мастера, который задавал темп. Теперь же мы могли управляться сами.

Сыпались искры от ударов.

Сияло красным раскаленная сталь.

Как завороженная я наблюдала за игрой теней на сосредоточенном лице деда. Как он почти наощупь, сняв очки, придавал клинку форму. Моя же задача была стоять у печи и поддерживать огонь. Жар обдавал меня теплом, словно ласковые волны прибоя. Многие такие высокие температуры не могли выносить, но мы с дедом, как люди, ладящие с огнем, могли сидеть в кузне целыми днями. Всё шло хорошо. Как обычно.

Первый клинок треснул в воде при закалке.

Второй развалился прямо в руках деда.

Третий покрылся трещинами, пока мы спали.

Для меня ничего странного не происходило. У самой изделия из керамики получались через раз. Но дедушка другой. Олимпийский чемпион с трудом примет факт, что от старости у него уже не получается выполнять элементы, в которых он был спец.

— Дедуль, нужно отдохнуть, — осторожничала я, — Иди приляг.

— Нет, Хироми, я должен…

— Ты должен в первую очередь заботиться о своём здоровье, — строго отрезала я, буквально выволакивая старика из кузни, — Меч никуда не убежит. Время ещё есть. Ты ведь хочешь хороший клинок сделать, верно? Значит на это нужно время.

Дедушка прислушался ко мне. С четвертым клинком мы не спешили. Делали всё точно по технологии. Дедушка проговаривал тонкости, за которыми он со своими глазами мог не уследить. Всё было правильно. Всё. Было. Правильно.

Но видимо удача отвернулась от нас.

Четвертый клинок рассыпался на сотню маленьких осколков.

— Не понимаю, что не так, — рассуждала я, рассматривая острые осколки в своей ладони, — Огня достаточно, глина та же, температура воды обычная! Сталь настоящая. Мы уже делали клинки из железа того года. Позвонить твоим друзьям? Спросить, может не только у нас такая проблема?

— Я съезжу в Токио. Отдам осколки на экспертизу. Посмотрю, что не так.

Никогда дедушка не повышал на меня голос.

Старость никого не щадила. Была бы бабушка рядом, она бы наверняка нашла нужные слова, которые бы уняли бурю в сердце деда. Я же могла лишь пытаться заменить ему его глаза и руки. И ничего не понимала. И корила себя за неспособность разгадать загадку. Сколько лет наблюдать за работой деда, но в итоге не найти ошибку.

У меня появилась абсурдная идея. А что, если я попробую сделать этот клинок? Заменю деду руки полностью. У него нет особо вариантов, если хочет выковать задуманный клинок. Воодушевленная я кинулась к дедушке, готовая умолять согласиться на эту авантюру.

Но всё рухнуло, когда дед попал в больницу.

Ему тоже поначалу просто нездоровилось. Списывала на «депрессию» из-за нескольких неудач подряд. Но что-то меня дернуло вызвать врача.

А там больница, врачи, диагнозы, капельницы.

— Вы молодец, что вовремя спохватились, — деликатно обратился ко мне лечащий врач, вызвав меня в свой кабинет, — Мы смогли стабилизировали состояние вашего дедушки. Угроза инсульта миновала. Но настоятельно рекомендую 

 следить за здоровьем вашего дедушки.

— Дедуль, ты же понимаешь, что придётся завязать? — сообщила я очевидную вещь. Во мне не было уже ни злости, ни печали. Сколько нервов потратила из-за всей этой кутерьмы, что стала тенью самой себя. Дед не поднимался с койки.

— Лучше я умру, но сделаю этот меч.

— Я поговорю с твоим заказчиком. Попрошу его выбрать другого кузнеца.

— Хитоми! Не смей! — кричал мне дед в спину. Пытался подняться, но капельницы мешали.

А я коротко обернулась к нему с лицом в виде глиняной маски. Ни трещины, ни залома. И как на духу ответила.

— Раз ты считаешь себя правым так со всеми нами поступать, так значит и я не буду тебя жалеть.

Жестоко. Но ещё более жестокое, это ставить создание какого-то меча выше семьи. У отца лица не было, мама выглядела уставшей больше обычного. Мы с трудом пережили уход бабули, а что будет с уходом дедушки? И, с одной стороны, это так или иначе настигнет нас. Это нормально, но всё же хочется подольше побыть вместе.

Поэтому я набралась смелости забраться в телефон деда. Найти нужный номер оказалось не трудно. Собиралась с силами, сидя на скамейке во дворе больницы. Родители внутри, разбирались с документами.

Осень всё больше забирала от лета тепло и зелень. Вечерний ветер забирался под вязаную кофту. Меня трясло. Не понимала, от холода, нервов или от страха. Я никогда не связывалась с будущими хозяевами клинков. А тут…

Трубку взяли неожиданно.

— Слушаю, Господин Шимата! — сходу обрушивается на меня громкое и радостное.

Формовка

— Если я не могу сделать этот клинок, тогда его сделаешь ты.

Не это ты ожидаешь услышать по возвращению домой. Сумки с грохотом выпадают из моих ослабевших рук. Я так и застыла у порога, лишенная дара речи. Больше звучала как галюцинация. Глупая шутка, в которую так хотелось поверить. В чем подвох?..

Господин Ренгоку выполнил своё обещание. Его уговорами дедушка смирился с тем, что придётся менять привычный уклад вещей. Но дедушкино желание выковать именно этому человеку свой клинок — выше всего либо в этом мире. Его бы энергию, да в правильное русло…

Несмотря на прибавившиеся трудности, я была безмерно рада. Сама хотела предложить такой вариант, ещё до того, как дедушка себя довел. Но одного я не учла.

— Твои руки — мои руки. Ты — мой инструмент. Сосредоточья до состояния потока, и может быть ты сможешь услышать шепот будущего клинка!

Я не мастер. Я инструмент. Молодое подмастерье, которое помогает старому учителю воплотить свой безумный замысел.

— Не смей своевольничать. От твоей креативности зависят жизни других. При помощи своей технологии я точно знаю, сколько меч прослужит владельцу. А главное, не сломается в самый трудный момент.

Вполне доходчивое объяснение.

И я согласилась, даже не подозревая, сколько сил придётся потратить на один единственный клинок.

Выполняя все инструкции дедушки, буквально переворачивая раскаленный брусок железа под молотом по его команде, я впервые творила нечто настолько прекрасное. Приходилось всё управляться самой. Бегать от мешков с углями и до железной заготовки. Спасибо что молот автоматический, легко настраиваемый на силу удара и собственно время удара. Руки не так сильно уставали. Хотя они у меня и так были достаточно сильными, спасибо работе долгой работе с керамикой.

Но сосредоточиться мне никак не давали наши всклоки. То деду не нравилась форма заготовки, то считал огонь слишком сильный, хотя он был обычный! Я всё понимала, дедушке тяжело привыкнуть, но даже в свои годы я позорно расплакалась.

25-летнаяя плакса. И как плаксивый ребенок, пошла жаловаться маме.

— Теперь я понимаю, почему папа отказался от идеи становиться кузнецом, — печально выдохнула я в трубку, сидя под цветущими гроздьями Глицинии, цветущая уже второй раз за год, — И даже рада, что не была его ученицей в детстве. Иначе бы точно ничему не смогла бы научиться.

— Твой дедушка хороший человек, но он слишком много берет на себя ответственности. Сейчас уже не те времена, когда так ценилось высочайшее качество за счёт здоровья и нервов.

— На этот раз он точно отказался. Он буквально опустил руки! И мне страшно. Мало что может произойти…

— Ох, не переживай, твой дед не настолько ранимый, чтобы какая-то неудача сломила его. Здоровье у всех нас со старостью ухудшается. Ты молодец, солнышко. Но не терпи его, если становится совсем невыносимо.

Я понимала, к чему клонила мама, но я не отступлю. Теперь уже во мне разожгли такой огонь, который может закалить настоящую катану.

Терять было больше нечего. Только если сталь хорошую.

— Дедушка, мне нужна моя сталь, — заявила я с такой решительностью, с которой никогда в жизни ничего не просила.

А дедушка лишь кривил брови, да усмехался надо мной:

— Затеяла сама ковать? Дурная идея. Не получится ничего дельного.

— Прошу! Из-за попытки никто не пострадает. Не получится, я не стану больше пробовать.

— Это твоя клятва? Ты клянешься, что в случае неудачи, ты не прикоснешься к солнечной руде?

Я застыла. Было в этих словах двойное дно. Нечто неосязаемое, оно во взгляде дедушки. Словно от этой клятвы зависит вся моя жизнь. И эта самая клятва даёт мне силы.

Пока дедушка помогал искать сталь 12-летней давности, я рубила уголь. Единственная помощь, которую дед мне предоставил, это именно с рудой. Неровный слиток, замотанный в ритуальную бумагу, и запечатан в ящике, доставили на удивление быстро.

Да, удача мне точно потребуется.

Чтобы разжечь огонь в печи, я выбираю древний способ. Беру тяжелый старый молот и методично бью им о железный прут. Железо нагревается от моих ударов. Одной искры достаточно, чтобы зажечь бумагу.

Яркое, быстрое, сжирающую клочок белой бумаги.

— Пожалуйста, — взмолилась я высшим силам, — 

От моего пламени загорается печь.

Я чувствовала взгляд деда со стороны. Он не подходил, наблюдал из окон дома, сменив духоту кузни на свежесть бабушкиного сада. Сидел по долгу на улице, наблюдая входящую во все права осень, на отцветающую вновь Глицинию, и всё слушал моё копошение.

Помощь пришла откуда её не ждали.

Я как раз корпела над плавкой руды в заготовку, когда со стороны входа в дом послышался высокий голос.

Дедушка тут же поднялся с садового кресла, засеменив к гостю. Я и не предала этому значения. Даже была рада от мысли, что вместо клинков теперь он будет общается с живыми людьми. Но счастье моё длилось не долго, когда передо мной материализовался мальчишка. Молодой, зеленый, наверное, старшая школа, не больше. Глаза у него были красивыми.

— Здравствуй, — начала я сковано, — Ты к кому?

Если мальчик добрался до кузни, значит дедушка его пустил. Причём очень быстро. Словно ждал его.

— К вам, — заявил уверенно и с улыбкой. Глаза блестели не от огня рядом, — Меня зовут Камадо Танджиро! Я здесь чтобы вам помочь!

— Помочь? Кто тебя вообще послал сюда?

— Мой учитель. Ренгоку-сан.

— Ах… Ренгоку. Стоп. Ренгоку?!

Я тут же обернулась в сторону деда. От того и след простыл.

— Мой учитель узнал, что вы всё же хотите выковать меч, — продолжил мальчишка уже куда скромнее, — И попросил меня помочь вам, так как работаете в одиночку. Он уже доставил вам проблем своим заказом, и посчитал хорошей идеей послать меня.

— Ага, и тем самым доставляет проблемы не только нам, но и тебе, — сказала я больше в шутку, но моего сарказма мальчик не понял.

— Я только рад! Мой учитель потрясающий человек! Если он считает, что я могу вам пригодиться, значит это пойдёт на пользу всем!

Ох, как воодушевился. Этот Камадо определенно очень любит и уважает своего наставника. Остаточное тепло после нашей беседы всё же заставляет меня рассмотреть это предложение.

— И почему же он решил, что ты можешь мне помочь? — в моём тоне послышались деловые нотки.

Ковка

Танджиро был прав. У нас мало учебных пособий, трактатов, или чего-то подобного. Зато у нас есть мечи, которые ещё не нашли своего хозяина. К ним я и обратилась за помощью.

— Ты знаешь, какой должен получиться «хамон», — тон дедушки был твёрже стали.

После того, как я обточила выкованы клинок, придав ему идеальную форму, пришло время формировать рисунок. На клинок перед закаливанием наносят смеси двух глин. Одна прокаливается быстрее, чем другая, за счёт чего лезвие и тупая часть меча получаются разного цвета. Если же нанести глину рисунком, то он переложится на сталь. Вот, что такое «хамон».

Он всегда получается уникальным. Металл клинка и так слоистый, его рисунок уже нерешительно проявляются. Меня ждал впереди самый тяжелый этап. Закалка. И его я всеми силами откладывала, ведь именно от этого этапа зависит моя судьба.

Страшно. Очень страшно. Но когда я касаюсь слегка шероховатого, рождающегося клинка… Во мне вновь появляется спокойствие.

Я такого не испытывала, касаясь других клинков деда. И как раз один из таких я держала в руках. Деревянные ножны все исписаны именами причастных. В отполированной поверхности с маслянистыми разводами я наблюдала своё отражение.

В отражении клинка можно увидеть истину.

Но ничего нового там я не смогла разглядеть.

— Да, — подтвердила я суждение дедушки, — Мне просто не хватает насмотренности.

— Брехня! — не жалел меня. Видимо из-за того, что Танджиро уехал к своему учителю, теперь у деда не было человека, который бы молча с улыбкой выдерживал его бубнёж, — Ты всю жизнь смотришь. Тем более, глина тебе так же поддаётся, как твоему отцу. Чего тогда трясешься?

Пламя всё ещё горит в горниле. Зовёт меня.

Я исполню его желание. Пускай само пламя останется на клинке. Может тогда ему станет достаточно тепло?

Сидя над клинком, что стоял на подставке для удобства, я мазок за мазком наносила узор. Всполохи пламени. Спина болела, глаза слипались, голова гудела, но я продолжала.

Почему я ответила этому Ренгоку именно так? Я ведь изначально не собиралась делать именно для него клинок. В голове не было мысли о нём. Последняя попытка дедушки провалилась. Он опустил руки. Я же создаю свой. Во имя пламени. Но от чего-то, думая о том, что этот меч будет вложен в руки незнакомому мужчине, мне становится спокойно. Правильно. Словно так оно и должно быть.

Закрывая глаза, рисуя огонь, я представляю пламя. Такое приятное на ощупь… 

Как оно послушно проходит сквозь мои пальцы. Льнёт ко мне само, оставаясь непокорённым, сильным и отважным.

Мурашки покрывают руки. Ладони жжет так, словно я правда сейчас засунула руку в горнило. Но кожа остаётся белой, с редкими кровящими мозолями, ни намека на слезающую от ожога кожу.

Как красиво будет выглядеть это послушное пламя в солнечных лучах… 

Да. Я хочу посмотреть на эту картину.

Забывая о еде и воде, просидев целую ночь за выкладкой глины на клинок, с первыми лучами солнца я выхожу в кузню. Дедушка всё ещё спит, у меня задуманное выходит.

Молить ли удачу ради успешной закалки?

Рассвет врывается в кузню. И пламя разгорается охотней обычного. Словно оно руки тянет к клинку. Мне нужно лишь отдать своё творение.

Жарко. Мне так жарко. От пламени невозможно нормально дышать. Пот градом льется с головы, несмотря на повязанный платок. А я всё всматривалась в раскаленные угли, продолжая натужно дышать этим напалом.

Получись. Ты должен получиться. 

Я вложу всю душу, своё будущее и страсть. Это достаточная цена, чтобы ты родился?

Сослужи хорошую службу своему хозяину. Истребляй тьму, как пламя в очаге истребляет мрак. Руби тени, пляшущие вокруг тебя. Будь таким же сильным, как стихийное бедствие, заключенное в оболочку прекрасного клинка.

Обжиг. Чернеет глина от яростной температуры.

Я иду трещинами. Не выдерживаю.

Я смогу достать клинок из огня. Он слишком тяжелый для моих рук. Он почти падает в воду, а может так к ней стремился.

Вскипела вода словно кровь в моих венах.

Ещё раз. Обратно в огонь. Раскалится сталь до красна. Сияет ярче солнца.

Жжет кипящая вода руки.

Шипение смешивается с гулом горнила и треском углей.

Меркнут разом все мои прошлые подвиги. Незначительным становится моя жизнь.

Меня уносит потоком так далеко…

Где кромешный мрак сгущается вокруг. Ничего не видно, лишь невыносимая жара. Не продохнуть. Я глотаю воздух ртом, но тот не даёт мне никакого насыщения. Лишь сильнее кружит голову. Я никогда не бывала в пожарах, но мне в этот момент показалось, что именно так ощущается отравление угарным газом. Схватившись за горло в этой фантазии, я пыталась найти выход.

Что мне сделать, чтобы тебя удовлетворить? Самой сгореть?

Эта мысль меня поражает молнией. Обрушивается на меня ледяной водой, закаляя. В голове появляется звенящая ясность. Так поёт клинок, когда о него бьют молотком.

И этот звон… Был самым прекрасным, что я слышала в своей жизни. Керамика так не поёт.

— Получилось! — кричу я, очнувшаяся из кошмара. Буквально. Корпус поднимается, волосы встают дыбом, а глаза лехорадочно бегают по окружению.

Я на диване в гостиной. Дедушка за столом сидит с врачом. Второй рядом со мной, ошарашено глядит в ответ. Словно я из мертвых только что воскресла.

— А?.. А почему я здесь? Я же закаливала клинок… Меч!

— Лежи! — рявкнул дед, — Всё с ним хорошо. У тебя получилось. Только ты чуть не свалилась в горящие угли! Тупая башка, если бы не платок на голове, волосы бы подпалила и я бы нихрена не смог тебе помочь! Дура! Безмозглая дура!

Закалка

Мы каждую ночь выходим на охоту, чтобы монстры не тревожили сон простых людей. Кошмары вполне реальны. Такие как я и Камадо, каждую ночь сражаются с ними. Таков мой долг, обязанность и предназначение. Ради этого я готов проливать свою кровь, но не чужую.

Раньше кузнецы, работающие с солнечным металлом, были спрятаны. Даже для Столпов они оставались тайной за семью замками. Всё ради их безопасности. Однако, с прогрессом и наступившим новым временем, глава семьи Убуяшики пересмотрел взгляд на безопасность. Теперь кузнецы напротив, почти не встречались группами. Обособленные, редко контактирующие между собой в жизни, встречались лишь один раз в год. В самый долгий солнечный день, чтобы выплавить особенное железо на целый год вперед.

Мне, как потомственному Столпу Пламени, не доводилось в живую наблюдать за этим процессом, но я видел результат. Как в стародавние времена, когда юных мечников, только прошедших кровавый отбор, одаривали железом. Мне оно не досталось, но я запомнил на всю жизнь, какой тёплой может быть холодная сталь.

Раньше клинки Ничирин не подписывались. Теперь же слава об особенно отличившихся кузнецах разносилась из уст в уста. И из рук в руки. Клинок Шимата. Прекрасный меч, сослуживший моему отцу хорошую службу. И мне в том числе. Но инструмент ломается, рано или поздно, и не важно, сколь ты хорошо о нем заботился. Это нормально. Это закономерные вещи. Когда я заметил первые трещинки, не сомневаясь ни на миг, я обратился к тому самому кузнецу, который выковал отцовский меч.

Семья Шимата. Старик из первого поколения вне деревни, на месте которой сотни лет ковались клинки Ничирин. Он брался редко. Ковал классические катаны, поэтому связей у Тенгена с ним не было. Но Гию, обычно молчаливый и отстраненный, сказал мне такие слова.

— Если он посчитает нужным, чтобы именно он выковал для тебя меч, тогда он сделает всё возможное, чтобы у тебя появился самый лучший.

Меч Гию Тамиоки, Столпа Воды, последний выкованный господином Шимата клинок. Настоящий, потрясающий, истинный клинок солнца. Произведение искусства. И то, Гию как-то обмолвился, что этот старик себя чуть в могилу не свёл, пока его ковал. Дед Шимата остался недовольным получившейся работой, но Гию принял клинок со всеми почестями и уважением. Гию не видел разницы.

Признаться честно, я тоже не видел. Кузницы и мечники имеют разное отношение к солнечным клинкам. Для меня это инструмент. То, чем я срубаю головы демонам. Мне нужно в первую очередь результативность, а потом уже красота.

🔥Как куются клинки⚔️

Содержание

Выплавка

Формовка

Ковка

Закалка

Пламя

Заточка

Комментарии (0)