На плацу жарко. Солнце печёт, отражается от осколков и слепит глаза. Леви чувствует, как по спине ползёт капля пота, и постоянно косится на разбитую бутылку прямо перед входом в казарму. То, что рукожопая Блаус расхерачит её перед построением, он даже не сомневался. Стоило увидеть, как прижимает к себе, боясь расплескать, и камень сам бросился ей под ноги. Убирать, конечно, будет после, но сейчас эти стёкла раздражают и отвлекают от главного. Речь Эрвина должна воодушевлять, но, судя по застывшим лицам солдат и офицеров, выстроившихся впереди, жара всем размягчила мозги.

Когда Эрвин входит в раж, на погоду ему наплевать. Может долго вещать под проливным дождём (Леви потом лечил насморк), под пронизывающим ветром (а тогда полвечера вымывал песок из головы), сейчас вот, жара. Как представишь, какая толпа будет после в душевых, хочется взвыть. И выбить, наконец, себе комнату с личной ванной. Как у Мика или Ханджи.

— Не положено, — вечный ответ Эрвина. Почему не положено? Потому что не женат, и пары нет. Правда, с парами как раз туго, Эрвин до сих пор не отошёл от Ханджи, затащившей в постель Моблита. Никаких отношений между офицерами и солдатами быть не может. Не должно, и точка. Расшатывает дисциплину, подрывает веру в авторитет командования. До последнего времени Леви поддерживал Эрвина, даже несколько раз ехидно прошёлся по Ханджи. Больше ему не до смеха.

Она стоит за спиной, третья в первом ряду, между Йегером и Арлертом. Нахалка, что так виляла задницей перед его носом, что и у кастрата бы встал. Леви стойко не поддавался на провокации три месяца. Три с половиной, если быть точнее. А потом зажал её в тёмном углу и прямо спросил: какого хера? Оказалось, его. Микаса тогда в буквальном смысле в яйца вцепилась. Заявила, что хочет. Сказала, что видит, как он хочет тоже. Чем ему было крыть, когда член в её ладони колом встал? Правильно, нечем. Леви не ответил. А ночью впервые покрыл Микасу.

Оно само собой завертелось, незаметно превратившись в наваждение, которому не придумали пока названия. Когда хочется всего и сразу: и трахать, и смотреть, и слушать. Можно одновременно, можно по очереди. С перерывами на завтрак, обед, ужин и ежедневную рутину, от которой никуда не скрыться. До сих пор удаётся хранить в тайне и от Эрвина, и от всего Разведкорпуса их затянувшуюся связь. На людях они чужие. Микаса вздёргивает нос, проходя мимо — играет в равнодушие. Леви скользит пустым взглядом по изученным от и до изгибам и отворачивается. Играть в эту игру приятно: постоянно щекочет нервы. Как будто ему мало титанов. Но здесь другое. Возбуждает так, что крышу сносит вместе с потолочными балками.

— …и я верю, что мы посвятим наши сердца свободе! — заканчивает Эрвин. Задумавшись, Леви едва не забывает отдать честь, глухо стукнув кулаком по груди. Слышит, как рядом Мик облегчённо вздыхает. Едва не повторяет за ним, выпрямляет спину до хруста под внимательным взглядом Эрвина из-под кустистых бровей.

— Я в душ, — стонет Ханджи, хлопая по шее и размазывая по коже какую-то мошкару. Леви брезгливо морщится.

— Блаус! — рявкает, вспомнив. — Чтобы через десять минут никаких осколков не было! Не уложишься, отправлю на конюшню.

— Мог бы хоть раз поблажку сделать и не ставить сроки, — слышит, как отчётливо говорит Микаса.

— Я сама виновата. — Это вздыхает Блаус. Леви хочет обернуться, вместо этого равнодушно пожимает плечами и отправляется в тень. Опирается о прохладную стену, сгибает ногу в колене и складывает руки на груди. Ждёт, чтобы наблюдать, как рукожопая Блаус будет убирать и непременно порежется. Потом придётся в лазарет отправить, проконтролировать, что не прошла мимо. Оказывается, Блаус жутко боится медиков. Сказала как-то, что у них в деревне знахарки отлично лечили. Оно и видно. Микаса проходит мимо, продолжая ворчать в полголоса. Надо сказать, чтобы не перебарщивала. Делать вид, что глухой, тоже слишком подозрительно.

Удивительно, но Блаус не режется. Убирает шустро, заставляя поверить, что чудеса в этом мире всё-таки редко, да случаются.

— Леви! Зайди ко мне! — кричит Эрвин, наполовину высунувшись из окна третьего этажа. Очередная капля пота ползёт от затылка вниз. Леви думает, что неплохо бы на время забыть о нашейных платках, но привычка — вторая натура. Да и засосы платок отлично скрывает. Сколько ни ругал за них Микасу, в процессе она часто забывается. И не то, чтобы Леви особенно против, но мыться приходится после всех, чтобы никто не заметил.

— Завтра меня вызывают во дворец, — начинает Эрвин, когда Леви входит. — За главного Мик, на тебе бумажная работа.

— Охереть, — тянет Леви. — Это ты от большой любви ко мне решил?

— У тебя почерк хороший. — Эрвин может казаться виноватым, когда хочет. Хотя Леви знает: нихера его не колышет, как он будет разгребать его завалы. Главное, чтобы к его приезду всё в порядке было. Порой кажется, Эрвин нарочно копит документацию, а потом сваливает в столицу. Определённо, в этом есть смысл… Раньше Леви особенно не задумывался, выполнял то, что приказано. Но теперь-то у него появилось личное, и тратить ночи на ковыряние в бумажках совершенно не хочется.

— Ладно, привлеку в помощники кого-то из солдат. У кого у нас там почерк нормальный?

— Решил, что сам не справишься? — поражается Эрвин. Да, на Леви это не похоже, но и желания тратить редкие встречи на чужие косяки нет.

— Решил, что в следующий раз ты найдёшь кого-то другого для латания твоих дыр, — вяло огрызается Леви. Спорить с Эрвином позволяет себе только когда они наедине. Их отношения сложно назвать дружбой, но доверия в них достаточно. И преданности тоже. На этот раз Эрвин действительно чувствует вину. Смотрит, криво улыбаясь. Хорошо хоть не спорит, это было бы слишком. Точно сбегает специально. Впрочем, если бы на Леви лежал весь Разведкорпус, он бы тоже сваливал при каждом удобном случае. Конкретно сейчас ему бы хотелось, чтобы на нём хотя бы Микаса полежала. Пять дней не виделись, пока она «на ремонт» встала.

— Возьми Аккерман, — после паузы говорит Эрвин. — Она хорошо пишет.

— Не уверен, что смогу выдержать её нахальство, — отвечает Леви, рассматривая ногти на руках.

— Заодно и дисциплину подтянешь. А то Микасу порой заносит.

— Скажи уж сразу, что решил от меня избавиться. Я лучше со стены сигану.

— Не верю, что ты не сможешь найти на неё управу.

— Если это приказ, считай, что уже нашёл.

— Так бы и сразу. Вечно тебя уговаривать приходится. — Эрвин добродушно улыбается, радостный, что спихнул сразу две проблемы.

— Я могу быть свободен? — спрашивает Леви, поднимаясь с кресла.

— До завтра да. Я уезжаю в десять.

Духота к вечеру становится невыносимой. Леви долго стоит под чуть тёплым душем, тоскливо думая, что не успеет дойди до комнаты — опять вспотеет. Как было бы хорошо выйти в одном полотенце и сразу упасть в кровать. Но приходится одеваться и тащиться через замок.

Офицерские комнаты находятся на втором этаже. В одном крыле комнаты побольше, для пар, в другом — небольшие для одиноких. Казармы на другом конце двора, до них топать и топать. Как Микасе постоянно удаётся проскальзывать мимо дежурных, стоящих в наряде — загадка. Леви так и подмывает устроить им взбучку, но тогда он испортит жизнь прежде всего себе.

Микаса приходит через сорок минут после отбоя. Как объяснила как-то: за это время Блаус, с которой они делят комнату, успевает крепко уснуть. Замок погрузился в тишину, слышно лишь редкую перекличку на стене у ворот и не менее редкие крики ночных птиц. Цикады стрекочут громче.

Тихо-тихо, почти беззвучно поворачивается ключ в замке. Присев на край стола, Леви смотрит, как она выдыхает, расслабляя плечи. Улыбается, подходя к нему. Останавливается в шаге.

— Соскучился? — спрашивает шепотом.

— Сама как думаешь? — отвечает он, склонив голову набок.

Ему нравится, как выглядит её кожа в свете одинокой свечи. Специально гасит перед её приходом керосиновую лампу.

— Я уже говорил, что ты перебарщиваешь с неприязнью? — спрашивает, касаясь шеи кончиками пальцев. Микаса сглатывает, кожа покрывается мурашками. — Эрвин назначил тебе дисциплинарное наказание.

— За что? — она распахивает глаза. Леви тянет с ответом, вместо этого начинает расстёгивать пуговицы на её рубашке. Достаёт из штанов, разводит в стороны, смотрит на высокую грудь. Большими пальцами обводит контур лифчика прямо над аппетитными выпуклостями, чувствуя жар, собирающийся внизу живота.

— За то, что дерзишь старшим по званию, — говорит наконец, обнимая за талию и притягивая к себе. Носом шумно тянет воздух, ведёт по её шее, надавливает на ягодицы, потираясь вставшим членом о лобок. Она вообще его с полоборота заводит, почти не прилагая никаких усилий.

— И что это будет за наказание? — спрашивает Микаса упираясь ладонями в его плечи и начиная расстёгивать рубашку.

— Возня с бумажками, — Леви целует её за ухом, водит ладонями по спине, щёлкает застёжку лифчика.

— Странное наказание. — Она снимает с него рубашку и бросает её на стул. Облизывает успевший почти полностью сойти засос над ключицей.

Леви откидывает голову назад и прикрывает глаза. Руки бездумно блуждают по её телу, на Микасе всё ещё слишком много одежды.

— Ты будешь отбывать его со мной, — бормочет он, пока мысли разбегаются в стороны, оставляя знакомую пустоту.

— Тогда разве это наказание? — жарко шепчет Микаса прямо в ухо. Довольно выдыхает, когда он раздевает её по пояс: вещи присоединяются к его рубашке.

Кожа горячая, чувствительная, каждое прикосновение заставляет кровь бежать быстрее. Губы Леви блуждают по шее, руки водят по лопаткам, груди прижаты к его груди, почти сплющились — так сильно обнял.

— Днём только служба, — напоминает Леви, подцепляя пуговицу на штанах. — И ничего лишнего.

— Помню, — выдыхает она вместе с тихим стоном — его рука уже в её трусах, пальцы дразнят клитор. Он вводит в неё сразу два, свободной рукой придерживает за поясницу, начиная двигать. Микаса крепко сжимает ноги, смотрит в глаза. Притягивает его голову и горячо целует. Сразу жадно, широко раскрывая рот. Тоже соскучилась.

Леви толкает её к кровати, отпускает, смотрит, как она выскакивает из штанов и трусов, раздевается сам. Микаса отползает на локтях к подушке, ложится, широко раздвигая ноги. Ни грамма стыда, хотя Леви у неё первым был.

— Ты обо мне думала? — с придыханием спрашивает Леви, упираясь коленом в кровать.

— Постоянно, — отвечает она, шумно дыша.

Леви сам порой дышать забывает. Сердце колотится, гоняя разогревшуюся кровь, член рвётся в бой, радуясь, что наконец выпустили наружу. На вытянутых руках Леви нависает над ней, откуда-то находя силы немного подразнить. Водит головкой по губам, изредка соскальзывая внутрь. Стискивает запястья, заводит над головой и неторопливо входит. Микаса распахивает рот, судорожно выдыхает.

— Я тоже, — шепчет он, склоняясь над ней и целуя. Давая понять, как сильно не хватало её тела. Её самой не хватало, хоть и была постоянно на глазах.

Он двигается коротко, почти не выходя, хлопая яйцами по заднице. Как ни пытался много раз — именно эти звуки ничем не заглушить. Можно скрыть стоны, заткнуть рот, но заглушить шлепки, с которыми они соприкасаются друг с другом, невозможно. Она выгибает спину, груди подскакивают прямо перед его глазами, Леви втягивает сосок в рот, лижет, не выпуская. Микаса течёт так, что внизу начинает хлюпать. Забрасывает ноги ему за спину, стискивает зубы, начиная тонко мычать. В первый раз всегда кончает быстро. Впрочем, как и он. Отпустив её запястья, Леви снова вытягивается на руках, смотрит, не отрываясь, ускоряется, работая бёдрами.

«Давай уже, ну!» — подгоняет мысленно, чувствуя, как поджимаются яйца и под кожей проходит первая дрожь. Микаса скрежещет ногтями по простыне, жадно глотая воздух. Резко зажимает рот ладонью, закатывая глаза. В несколько коротких грубых рывков Леви присоединяется к ней, выплёскиваясь до последней капли. Ложится рядом, вытягивает ноги и блаженно выдыхает.

Комната Леви угловая, соседняя пока пустует — может, поэтому никто пока не догадался. Каждый раз после оргазма приходит злость: на то, что приходится скрываться, и на то, что прячутся с Микасой, словно закон нарушают. Причины запрета, конечно, понятны, но это только пока они не касаются тебя лично.

Леви притягивает Микасу одной рукой, смазано целует в лоб и сразу отпускает: жарко. В распахнутое окно не залетает даже отголосок ветра.

— Сейчас бы на речку, — шепчет Микаса, стараясь отодвинуться от него как можно дальше. До речки минут сорок, если пешком. Надо идти через подлесок, а потом — обратно. Но мысль о прохладной воде слишком приятна, чтобы быстро от неё отказаться. Тяжело вздохнув, Леви проводит по влажным волосам пятернёй, коротко выдыхает и резко садится.

— Зачем? — Микаса привстаёт на локтях. — Я же только пришла.

— Ты серьёзно? — распахнутыми глазами она следит, как он натягивает трусы на влажное от пота тело.

— Похоже, что я шучу? — Он надевает тонкую льняную рубаху с кожаным шнурком, неплотно завязанным крест-накрест у ворота, штаны и сапоги. Вид получается небрежный и слишком уютный. Встав на пол, Микаса переступает босыми ступнями и мягко ерошит его волосы, приводя в подобие привычного порядка.

— Одевайся, — повторяет Леви тихо. — Нам ещё до реки топать. Я буду ждать на склоне за амбаром.

Он выходит первый, прежде выглянув в коридор. В это время все спят, но мало ли, может именно им с Микасой повезти. Пусто. Тихо потрескивают факелы, зажжённые через два. Здесь немного прохладнее, но всё равно душно и слабо пахнет пылью. Леви не заботится о том, что его могут увидеть: перекинув через плечо рюкзак, спокойно пересекает двор, бросает: «Вольно!» заметившим солдатам. Мало ли, куда капитану приспичило. Созданный образ сам за себя говорит. Наверняка все как один решили, что он отправился тренироваться. А всё потому, что ночные и предрассветные тренировки Леви порой любит устраивать бойцам. Никогда бы не подумал, что это может пригодиться.

Юркую фигуру, скользящую между теней, подсвеченных лунным светом, он замечает сразу. Микаса сливается с постройками, быстро перебегает освещённые места и, даже не сбив дыхание, оказывается рядом с ним. Впереди темнеют деревья, если поспешить, можно сократить дорогу вполовину.

— Пробежимся? — предлагает Леви и первым срывается с места. Подстёгивает желание скорее окунуться в воду. И странный восторг, щекочущийся в груди — какой был, когда воровал и убегал от военной полиции. Микаса равняется с ним, бежит, скупо выдыхая, легко перескакивая через корни. Дорога изучена до мелочей — сколько раз тут спотыкались и падали на марш-бросках. Река блестит в просветах деревьев, неслышно облизывая берег.

В камышах на другом берегу громко поют лягушки, а в остальном тихо. Леви сбрасывает рюкзак на поросшую жесткой травой землю, лезет внутрь, достаёт плащ — старый, давно выцветший, но чистый. Расстилает и только тогда начинает раздеваться. В воду заходит первым, почти не прислушиваясь к шуршащей одеждой Микасе. Едва не стонет от наслаждения — вода успела немного остыть и приятно холодит разгорячённую кожу. Несколько гребков, и Леви выплывает на середину. Течение здесь несильное, но всё равно немного сносит в сторону от берега.

— Не думала, что ты согласишься.

Микаса подплывает, плавно водит руками под водой, удерживаясь на месте. Луна сегодня особенно яркая, она светится в каплях воды на груди. Тихий плеск, тихое дыхание, вода нагревается, будто кто-то подбросил углей. Или просто Леви становится жарко.

— Почему? — спрашивает он, хотя ответ не интересен. Они уже много раз оставались с Микасой наедине, но впервые после того, как стали спать вместе, за стенами замка.

— Ты меня похитил, — улыбается она, подплывая ближе. — Солдаты не имеют права покидать замок без разрешения.

— Правда. Об этом я не подумал.

Леви отплывает спиной вперёд ближе к берегу. Если увлекутся, отнесёт далеко, потом обратно возвращаться, а там и рассвет скоро. Как бы ни хотелось освежиться, они сюда не только за этим пришли.

— Капитан Леви, неужели бывают вещи, которые вы не продумываете заранее? — ахает Микаса, выпрямляясь в полный рост. Вода доходит ей до плеч, кончики волос слиплись сосульками.

— Иди ко мне, — говорит он вместо ответа и протягивает руку.

Слизывает каплю воды с нижней губы и проталкивает язык внутрь. Втягивает, чувствуя, как от вспыхнувшего жара с плеч испаряются капли. Микаса царапает короткий ёжик на затылке, притягивая за голову, ногой толкает его на себя, обвивая. Не устояв, Леви заваливается вперёд. И оба скрываются под водой. Выпрямляются, фыркая и отплёвываясь.

— Если завтра у обоих будет понос, знай, что это твоя вина, — ворчит Леви — успел глотнуть речной воды.

— По поносу-то нас и раскусят, — хихикает Микаса. Выбирается на берег, склоняет голову набок и отжимает волосы.

В призрачном свете на фоне луны её тело кажется высеченным из мрамора. Дыхание спирает — слишком красиво. Леви медленно выходит, становится за спиной и целует горячими губами между лопаток. Заводит ладони под мышки и нежно сжимает грудь. Соски оказываются прямо между указательным и средним пальцами.

— Так вот почему ты так легко согласился, — с придыханием тянет Микаса, откидывая голову ему на плечо.

— Как будто ты сразу не догадалась, — отвечает он, влажно целуя в шею и подталкивая к плащу.

Её кожа горячая. Стремительно высыхает под его прикосновениями. Зато внутри влажно и тесно, неровные стенки слабо сокращаются, когда он водит слегка согнутыми пальцами, задевая нервные окончания прямо у входа.

Первый выдох сдвоенный — когда Леви погружается в неё. Второй — протяжный, полный чистого удовольствия — когда начинает двигать бёдрами. Микаса подмахивает ему, сперва привычно сдерживаясь, но вскоре начинает тонко стонать, подставляя выгнутую шею под жадные поцелуи.

— Небо, как же ты звучишь, — вырывается у Леви. Она под ним сейчас живая, подвижная. Каждое движение сопровождает звуком, от которого низ живота сладко поджимается. Наконец можно не сдерживаться, брать резко, шалеть от пошлых звуков совокупления.

— Леви… да… Леви… — томный, грудной и незнакомый голос Микасы взлетает к звёздам, а Леви кажется — он давно уже там. Колени упираются в землю, ладони у её головы. Микаса елозит по плащу, бессвязно выкрикивая то его имя, то мольбы, то угрозы. Он не прислушивается даже — просто впитывает каждый слог, пропуская через кровь.

Леви садится, обхватывает её лодыжки, поднимает ноги вверх и широко разводит. Руки Микасы взлетают за голову, она не стонет уже — всхлипывает, содрогаясь от коротких, мощных движений бёдер. Всё вокруг теряет значение, кроме её тела, распластанного перед ним. Вытянувшись в струну, она прижимается к нему лобком, словно хочет вобрать глубже, чтобы и яйца уместились. Отчаянно и коротко вскрикивает, начиная крупно дрожать. Леви плавно опускает её ноги, поочерёдно целует колени и поглаживает большим пальцем клитор.

— Леви-и, — протяжно стонет Микаса на выдохе. Она точно уже не здесь, застряла где-то между небом и землёй, смотрит на него и не видит. Но ему этого мало. Леви вставляет в неё указательный палец, прижимает к внешней стенке влагалища и начинает двигаться. Тесно, позвоночник постоянно пробивает током.

— Я сейчас… б-боги!.. — Микасу выгибает до хруста. Упершись локтями в землю, она откидывает голову, жадно хватает широко раскрытым ртом воздух и наконец обмякает. Падает на плащ, словно все кости разом вытащили из тела.

Леви достаёт палец, наращивает амплитуду, задвигает так, что яйца звенят. В голове становится легко и пусто, когда он изливает в неё всё до последней капли. Вытирает лоб о её плечо и с блаженным выдохом падает на спину.

— Почему так не может быть всегда? — еле шевелит губами Микаса. Довольная улыбка не сходит с её лица.

— Если ты будешь так кричать в замке, когда кончим, под дверью будет стоять весь Разведкорпус, — тяжело дыша, отвечает Леви. Поворачивает к ней голову: — Раньше что, было хуже?

— Нет, — она тянется к его губам, но пальцы соскальзывают к подбородку. — С тобой всегда хорошо. Но это что-то особенное.

Тут не поспоришь. И её стоны, имя, произнесённое чужим, задыхающимся от страсти голосом — такое Леви хотел бы слышать пусть не каждый раз, но гораздо чаще.

Они вновь плавают, потом тщательно вытираются принесённым Леви полотенцем. Микасу пошатывает, и он ловит её руку, сплетает пальцы и ведёт за собой.

— Меня ноги не держат, — жалуется она, кладя голову на плечо и вяло шагая.

— И как завтра собираешься тренироваться? — интересуется Леви. Самому хочется одного — завалиться в кровать и проспать часов пять без перерыва. По факту у них часа три до подъёма, это если хоть немного ускорятся.

— А я завтра на отработке, — с улыбкой в голосе отвечает Микаса. — У капитана Леви. За дерзость. Слышал?

— Что-то такое припоминаю, — вздыхает Леви. Вообще из головы вылетело, что Эрвин завтра уезжает. — Надеюсь, ты будешь ему помогать, а не спать за столом.

— На службе только служба, — копирует его интонацию Микаса, выпрямляя спину и ведя плечами.

Дальше идут молча. Расстаются у того же амбара, и Леви ждёт, пока тихо закроется дверь в казарму. Только потом возвращается к себе. Едва доносит голову до подушки, и глаза сами закрываются. Как раньше вообще в кресле мог спать? Утро наступает слишком быстро, впереди служба, на которой нет места ничему личному.

1. Жара и способы охлаждения

Luchien.

Никаких отношений между офицерами и солдатами быть не может. Не должно, и точка. Расшатывает дисциплину, подрывает веру в авторитет командования. До последнего времени Леви поддерживал Эрвина, даже несколько раз ехидно прошёлся по Ханджи. Больше ему не до смеха. Потому что теперь у него есть Микаса...

Shingeki no Kyojin

Леви Аккерман/Микаса Аккерман

Эрвин Смит

Ханджи Зоэ

Эрен Йегер

Жан Кирштейн

Армин Арлерт

Майк Захариус

Головокружение

В кабинете Эрвина душно — окна выходят на солнечную сторону. Жара и не думает спадать, сонная муха бьётся о стекло и дико нервирует. Леви зевает в кулак, откладывая в сторону очередной отчёт. Микаса сидит на диване, заваленном личными делами солдат. Их заполняла Ханджи, переписывать — та ещё морока, но наказание есть наказание, и поблажек Леви давать не собирается. Лёд в кувшине с лимонной водой давно растворился, лёгкий запах цитрусовых щекочет нос. День клонится к вечеру, работы проделана куча, но ещё столько же впереди.

— Капитан, — Микаса смотрит на Леви, вытирая пот со лба. — Можно открыть окно?

— Оно и так открыто, — лаконично отвечает он.

— На одну створку, — ворчит Микаса. С самого утра распахнула его, и ворвавшийся ветер задрал шторы до потолка и разбросал все бумаги по полу. Пришлось потом собирать под саркастичные замечания.

Днём Леви совершенно другой, почти чужой, почти отстранённый. Ключевое слово — почти. Она чувствует его длинные взгляды, вспоминает прошедшую ночь и краснеет вовсе не от жары. Поспала всего ничего, с утра дико клонило в сон, к вечеру стало легче. Он же сидит, как ни в чём не бывало, единственное послабление, которое позволил: обнажённая шея. Платок лежит на столе, растёкся белой лужицей. Взгляд Микасы всё чаще падает на ключицы в вырезе белоснежной рубашки.

— Жарко, — снова тянет Микаса, обмахиваясь чьим-то личным делом. От корявых букв уже в глазах рябит, сейчас бы снова на речку. Подойдя к окну, она выглядывает во двор и жалобно говорит: — И ветра уже нет.

От стола доносится тяжелый вздох. Леви откидывается в кресле и бросает:

Ветер и правда стих. Длинные молочно-белые шторы едва колышутся. Микаса скрывается за ними, ложится грудью на подоконник и блаженно вздыхает. До вечерней прохлады ещё далеко, но дышится гораздо легче.

— Микаса! — из казармы выходят Саша и Конни, на плечах полотенца. — Мы купаться. Пойдёшь с нами?

— Не могу, — она вздыхает, оборачивается через плечо — сквозь занавеску едва виднеется силуэт за столом.

— Точно, у тебя же дисциплинарка, — вспоминает Конни. — А капитан где?

— Вышел, — нахально улыбается Микаса. Даже оборачиваться не надо, она отлично представляет, как сейчас выглядит Леви — тонкая бровь изогнута, руки наверняка скрещены на груди.

— Он тебя сильно замучил, да? — жалостливо говорит Саша.

— Очень. — Микаса вздыхает. Переступает с ноги на ногу. — Я бы лучше с вами сейчас сбежала, чем эти бумажки перебирать.

— Так пойдём, — широко улыбается невесть откуда появившийся Жан.

— Капитан меня закрыл. Сказал, пока не закончу, никуда не уйду.

— Бедная, — снова сочувствует Саша. — А мы сегодня за тренировкой новичков наблюдали. Было весело.

Закрыл, значит. Леви сперва вяло прислушивается к разговору, но жалобы Микасы на его строгость постепенно начинают злить. Какая нахер строгость? Если бы хотел наказать, бегала бы по плацу весь день, пока семь потов не сойдёт. Вместо этого сидит себе на диване, в относительной прохладе. Ещё и жалуется. Он смотрит на оттопыренный зад, проходится по фигуре сверху вниз до пятки, торчащей из-под шторы. Тихо встаёт, подходит к двери и беззвучно поворачивает ключ. Заперли, значит, заперли.

— … и капитан Мик сказал, что мешки с дерьмом падают ровнее, чем он!.. — ржёт Жан.

— Капитан Леви и похлеще бы сказал, — говорит Конни.

— Это точно, — хмыкает Микаса и осекается — он подходит сзади, кладёт ладони на ягодицы и медленно поднимает штору вверх. Сбивает в кучу на талии.

— И что бы я сказал? — спрашивает тихо. — Продолжай, ну.

— Он сказал бы, что таким рукожопым идиотам место в Военной полиции, — неторопливо продолжает Микаса.

Леви ныряет ладонями под её живот, вытаскивает рубашку из брюк и запускает руки под ткань. Выводит круги, от пупка по рёбрам, вверх к кромке лифчика. Снова вниз, к пуговице на брюках. Внизу опять что-то говорит Саша, судя по голосу, подошла Имир. Все громко смеются. Объяснить происходящее самому себе Леви не может. И не хочет. А вот трахнуть Микасу прямо здесь и сейчас — очень даже. Желание вспыхнуло резко, подхлёстываемое адреналином с привкусом вседозволенности. Даже если бы захотела, Микаса сейчас не смогла бы отказать, потому что для всех она — пленница в кабинете главнокомандующего, а он… Да хер знает, где там его носит.

Леви проталкивает пальцы под брюки и бельё, накрывает ладонью лобок и нежно гладит клитор. Вводит указательный на фалангу, довольно шепчет:

— Внутри тебе тоже жарко.

Вместо ответа Микаса оттопыривает зад сильнее, глубже насаживаясь на палец.

— Уверена? — выдыхает Леви, двигая им внутри по кругу.

— Да, — отвечает Микаса чуть слышно.

— Ты что-то сказала? — Жан прикладывает руку козырьком, смотрит на неё снизу вверх. С третьего этажа отлично видно пышные груди — Микаса упирается ладонями в подоконник, невольно сведя их вместе. Лицо красное, но они все сейчас выглядят не лучше.

— Да, жаль, что не могу пойти с вами, — напряженно говорит она, прикусывая нижнюю губу: Леви только что стащил брюки с трусами до колен и сейчас гладит ягодицы, то разводя, то сводя их вместе. Стоит представить, как она сейчас выглядит, и в жар бросает моментально. Она беззвучно молит, чтобы все, наконец, ушли, но, как назло, Саша предлагает дождаться Эрена и Армина.

Расстегнув пару пуговиц, Леви задирает рубашку, спускает собственные брюки и касается головкой входа. Водит ею вдоль влажных губ, слегка согнув колени. Микаса дрожит, про себя умоляя, чтобы уже вставил, и одновременно боясь собственной реакции.

— Микаса, ты пойдёшь с нами? — долговязая фигура Армина — последнее, что она хочет сейчас видеть, потому что именно в этот момент Леви плавно входит, прижимается яйцами к промежности и крепко стискивает бёдра, не давая шелохнуться. Медленно выходит и так же медленно толкается обратно, проходясь по всем нервным окончаниям внутри разом.

— Не могу-у, — выдыхает она. Руки дрожат, приходится облокотиться о подоконник. Со стороны кажется, будто так лучше видно лица друзей.

Леви сминает кожу на пояснице, толкает коленом, заставляя упереться плотнее в стену. Ноги не держат, Микаса начинает задыхаться, приоткрывает рот, часто дыша. Движения дразняще медленные, она вообще не двигается — только Леви медленно насаживает на себя, гулко шлёпая яйцами.

Микаса давно научилась сдерживать стоны. Сейчас пальцы впиваются в подоконник, в ушах шумит, сердце рухнуло в низ живота и теперь стучит там, быстрее с каждым ленивым толчком. Её подбрасывает к грани слишком быстро: раз, и мышцы начинают сокращаться, остро и колко хлещет наслаждение. Леви ненадолго останавливается, давая прийти в себя, будто это сейчас поможет. Соски встали и трутся о ткань лифчика, кожа полыхает. Микаса чувствует смазку, собравшуюся между плотно сомкнутых бёдер.

— Микаса! — кричит Эрен, размахивая рукой.

— Если ты сейчас скажешь… — рычит Микаса, задыхаясь и с силой подаваясь назад, — что тебе жаль… что я не пойду… на речку…

— Мы можем подняться и открыть дверь, — предлагает Жан.

— Точно! — подхватывает Саша. — Уверена, капитан простит. Ну, если мы потом объясним, что и как…

— Не-ет, — Микаса почти стонет, кривит рот, словно собирается заплакать. — Только ху-хуже сделаете. Идите уже!..

— Пойдём, — тихо говорит Эрен. — У неё бывает такое: внезапные приступы плохого настроения. Когда вернёмся, уже пройдёт.

Выйдя практически до конца, Леви вдруг с силой засаживает до конца и рывком распахивает штору. Опирается одной рукой на подоконник, смотрит на притихших ребят, сузив глаза.

— Н-на речку, капитан, — лепечет Конни. Остальные шустро пытаются потеряться.

— Капитан Мик! — бодро отвечает за всех Саша. Судя по неуверенным взглядам, нихера их Мик не отпускал. В лучшем случае сказал: валите куда хотите, и чтобы до отбоя были в замке.

— А ты? — Леви опускает глаза на покрасневшую шею Микасы. Волосы прилипли к покрытой мурашками коже. — Хочешь пойти?

— Нет, капитан, — цедит Микаса, глядя на него через плечо. — Я лучше останусь и закончу работу.

— Ну, если ты так хочешь закончить, — тянет Леви, вращая бёдрами.

— Очень хочу, — с дрожью в голосе отвечает Микаса.

— Свободны, — бросает Леви, закрывая штору и скрывая их обоих из глаз. На то, ушли ребята или нет, ему уже откровенно насрать. Рывком он толкает её к стене, задирает ноги, прижимая к груди, и, легко удерживая на весу, входит, глуша возможный стон широко раскрытым ртом. Язык по языку, влажно и жадно. Микаса впивается в плечи, слабо мычит, пока он коротко, резко и грубо засаживает.

— Леви! — вырывается у Микасы. Откинув голову, она судорожно сглатывает. Он ведёт языком по шее, не останавливаясь: звонко, с оттяжкой, двигается, почти полностью выходя и въезжая до конца.

— Ты же говорила, — шепчет, задыхаясь, — что хотела закончить…

— Я почти… — всхлипывает Микаса, жалея, что из-за брюк не может развести ноги или хотя бы обвить его ими.

Леви проталкивает руку между их тел, надавливает на клитор и начинает его теребить. Не бережно и нежно гладить — точно знает, что именно ей сейчас необходимо. Ловит её дрожащий выдох губами, кончает, слабо постанывая. Отпускает Микасу, и она сползает по стене, садится голой задницей на пол и вытягивает ноги. Леви садится напротив, прислоняется к столу, но сперва натягивает штаны. Затылком упирается в столешницу и закрывает глаза.

— И что это было? — довольно улыбается Микаса, пытаясь отдышаться.

— Дисциплинарка, — отвечает он, не открывая глаз. — Ты слишком языкатая стала. Заперли её. Работой завалили.

Микаса поднимается, опираясь о стену, подтягивает штаны и смотрит на пятно на полу. Леви приоткрывает один глаз, тяжело вздыхает и тянет:

— Почему я? Это твоё вытекло.

— Из тебя же вытекло, — резонно замечает он. — Значит, тебе и убирать.

Микаса недобро щурится, но глотает возражения, обещая в следующий раз отомстить. К вечеру, отложив очередное дело, разминает шею и тихо спрашивает:

— Спи сегодня, — вяло отмахивается Леви. Ловит насупленный взгляд, спрашивает хмуро: — Или тебе мало?

— Не мало. Ты прав. — Она вдруг хитро улыбается. — Надо выспаться для завтрашнего дня.

— Что ты там на завтра уже задумала?

— Ничего, — невинно пожимает плечами Микаса. Ехидно добавляет: — Дисциплинарка.

Леви давно не был так оглушительно пуст и лёгок. В голове ни одной мысли, приятная усталость расходится по мышцам. За ужином он украдкой зевает, рискуя вывихнуть челюсть.

— Ну, Эрвин, что б его, — хмыкает Мик. — Своей нудятиной лучших солдат из строя выводит. Аккерман, вон, тоже зевает.

Леви скупо пожимает плечами, даже не поворачиваясь в её сторону. В груди тепло, хочется улыбнуться во весь рот, но приходится ковырять остывшую кашу и думать, что было бы неплохо просто проснуться вместе.

Весь следующий день он ждёт от Микасы подвоха, но она сосредоточена, вопросы задаёт только по делу и вообще всем своим видом даёт понять, что очень занята. Это его более чем устраивает: хватит уже отвлекаться. Послезавтра Эрвин вернётся, а им ещё пахать и пахать. Пусть только попробует в следующий раз уговорить подписаться на это дерьмо.

Микаса делает свой шаг после обеда. За окном собираются долгожданные тучи, духота разлита в воздухе, ни одного движения даже лёгкого ветерка, всё застыло. Распахнув окно, она сдвигает штору в сторону, двумя пальцами приподнимает прилипшую к груди рубашку и тормошит её, надеясь хоть на какую-то прохладу. Наливает полный стакан воды, протягивает Леви и вдруг спотыкается на ровном месте, выливая её на штаны. Леви подскакивает от неожиданности, шипит рассерженным котом и смотрит с молчаливым негодованием.

— Ой, — говорит Микаса — само раскаяние. — Капитан, простите. Дайте угадаю: рукожопая?

Не отвечая, Леви щурится, смеряя её подозрительным взглядом.

— Штаны надо снять, пусть просохнут, — деловито говорит Микаса и вдруг падает перед ним на колени. Не даёт опомниться — шустро расстёгивает и стаскивает вниз. — Трусы тоже, — говорит озабоченно. Склоняет голову набок, пристально смотрит на слегка приподнявшийся член.

— Капитан, — шепчет испуганно. — А что это у вас здесь?

— То, чем можно хорошенько тебя вздрючить, — невольно включается в игру Леви.

— Это как? — сглатывает Микаса, устраиваясь между его разведённых ног. — Ой! Он растёт. Можно я потрогаю?

Леви обречённо выдыхает, понимая, что сдался, даже не начав битву. Неразборчиво шепчет что-то вроде «что же ты творишь» и возмущённо дёргается, когда она выливает остатки воды из стакана.

— Надо помыть сперва, — пожимает она плечами, хватает платок со стола и начинает шустро вытирать член.

— Ты в конец охренела? — шипит он и давится новой порцией возмущений, когда Микаса открывает рот и обхватывает губами головку. Он буквально проглатывает их вместе со всеми словами, глядя, как опускается её голова, всё ниже и ниже, пока не вбирает почти до конца весь член. Леви издаёт булькающий звук, запрокидывает голову и тонко выдыхает — горячая ладонь ложится на яйца и бережно их перебирает.

— Ты-ы… — вырывается горячим воздухом из лёгких. Микаса втягивает щёки, быстро порхает языком по головке, не выпуская изо рта. Леви плывёт, немного сползая в кресле, шире разводит ноги и вдруг резко выпрямляется, услышав громкий голос в коридоре. Заталкивает Микасу под стол, придвигает кресло — благо, Эрвин достаточно велик, чтобы там было достаточно места. Дверь распахивается, Мик входит, как к себе домой, падает на диван и довольно вытягивает ноги.

— Жара, — тяжело вздыхает. — Как ты тут сидишь весь день?

— Как-то сижу, — лаконично отвечает Леви, аккуратно складывая документы в папку. Рука замирает, по лицу пробегает судорога: выпустив его изо рта, Микаса круговыми движениями поглаживает член от основания до головки, кончиком языка дразня уздечку.

Тучи совсем закрыли свет, в кабинете полумрак, который никому не мешал до этого момента.

— Голова болит, — хрипло говорит Леви и каркающе кашляет, прикрывая рот кулаком. Тайком прикусывает костяшку: широким, мягким языком Микаса облизывает его, тщательно исследуя каждую венку и опускаясь к яйцам.

— И правда выглядишь не очень, — хмурится Мик, подаваясь вперёд и облокачиваясь о колени. — Кстати, а где Микаса?

— Отпустил. — Леви судорожно выдыхает и прикрывает глаза ладонью. Его яйца полностью умещаются в её горячем рте, она посасывает их, заставляя сжиматься.

— Правильно. Нечего девчонку напрягать лишний раз. И так усердно трудится.

— Очень усердно, — голос окончательно проседает. Леви трёт шею, тяжело опирается о стол, сцепляет руки в замок и прижимается к пальцам губами. На лбу и висках выступает пот. Микаса крепко сжимает член, начиная двигать рукой быстрее, продолжая ритмично сосать.

— Вообще я против использования служебного положения в личных целях, — начинает разглагольствовать Мик. Откинувшись на спинку дивана, он забрасывает руки за голову и смотрит в потолок. — Заставляем солдат работать сверхурочно, просто потому что мы — старшие по званию. Другое дело — если по взаимному согласию. Да?

— Д-да, — через силу отвечает Леви и впивается одной рукой в подлокотник. Ещё чуть-чуть, и кончит. Вот прямо сейчас. Вот… Он вздрагивает, рука скользит по столешнице, вцепляется в неё — Микаса с силой перехватывает член у основания, не давая сперме подняться выше. Леви кажется — у него прямо сейчас глаза выскочат из орбит.

— Ладно, — Мик поднимается, хлопает себя по коленям. — Вижу, ты совсем плох. Полежал бы в темноте, может, полегчает.

— Полегчает, — сипит Леви. — Скоро полегчает.

Головокружение

Содержание

1. Жара и способы охлаждения

2. Дисциплинарка

3. Хотелось как лучше

4. Коллективные догадки

Комментарии (0)