В помещении церкви пахло ладаном и жженым парафином, высокие витражи с изображениями святых раскрашивали темное убранство яркими брызгами красок. Один из отблесков оранжевого попал в начале в глаз, а после — на нос священника Мальбонте. Он поморщился, будто это могло изгнать солнечный зайчик. Бесполезно.

Церковь святого Иуды была не самым простым местом. Сюда наведывались гости разных религий и вероисповеданий, и каждый находил тут ответы на свои вопросы. Официально — бесплатно, формально — за тридцать сребреников.

Кашель отвлек священника от ничегонеделания, и он повернулся так резко, что черные полы рясы всколыхнулись, становясь похожими на грозовое облако. Перед Мальбонте предстал молодой мужчина, возможно, немного моложе его самого, высокий, с непослушными темными прядями у лица. Внешность была очень узнаваемая — род Дубеев.

— Вы священник? — уточнил мужчина, внимательно рассматривая слугу Господа перед собой, не представляя на самом деле, с кем имеет честь говорить. Белый накрахмаленный воротничок, крест с рубинами на груди — ответ был очевиден, но неверен.

Мальбонте приподнял одну бровь, на которой располагался небольшой шрам.

Ответ на пятьдесят процентов был точно положительный. Повязка на глазу у Дубея подтверждала это. Тон не понравился наследнику брахмана, но он не стал острить в ответ. Сюда он все же пришел за решением, которое не мог подсказать ему даже скрытый глаз. Но Рам не удержался и стянул повязку, показывая, что слепой тут точно не он. Как только зрачка коснулись отблески витражей, Дубей сразу увидел скрытые крылья за спиной священника, и вмиг ему стало неудобно, что повел себя невоспитанно с божеством.

— Мне нужно исповедаться, — начал Рам, вспоминая, как ему рассказывали знакомые перед принятием важного решения: нужно прийти, заплатить дань и после можно очистить карму и попросить ответа на душевные терзания. — Святой отец, — все же добавил он, сжимая челюсть плотнее, чтобы не съязвить о возрасте священника, который был слишком молодым. Но крылья, скрытые за спиной, давали явное осознание, что внешность — это лишь побочной эффект бессмертия, на самом деле священнику могла быть не одна тысяча лет.

— Конечно, Сын мой, — обратился Мальбонте к молодому Дубею, одновременно указывая рукой в сторону. — Проходите в конфессиональную.

Слова для священника были привычные: сегодня он проведет несколько исповедей, получит плату и успеет на автобус, который вернет его домой. Очень уж нравилось Мальбонте ездить на этом чуде техники, особенно бесплатно. Ради проездного можно было и потерпеть чужие переживания.

Рам остановился, не завершив шаг. Он хотел спросить, куда именно его приглашают, слово вроде и было знакомым, но переспрашивать было не в его характере, как и показывать слабость. Мальбонте опередил неозвученный вопрос, тяжело выдыхая, а точно ли стоит проездной вот этих сложностей? Мог бы сидеть на облачке, не носить рясу и воротничок. Но он уже дал отгул своему подчиненному, пришлось самому перекрывать недоштат.

— Исповедальня, Сын мой, проходи, там есть место для пожертвований. Тридцать сребреников, и я отпущу твои грехи, отвечу на вопрос, который тебя терзает уже несколько лет.

Рам удивленно поднял брови вверх: ему говорили, что священник тут видит все: прошлое, будущее, исходы событий. Дубей лишь кивнул, став искать по карманам монеты, медленно подходя к небольшой кабинке, разделенной на две части. Рам опустился коленями на низкую подставку и высыпал в металлическую плоскую тарелку монеты, которые звонко запрыгали на отполированной глади. Сколько «человек» до этого прошло через эту церковь? Которая и близко не была божьей.

«Примерно бесконечность», — подумал про себя Мальбонте, но вслух произнес совсем другое:

— Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь, — на выдохе произнес Мальбонте, но вместо того, чтобы покреститься, он проследовал путь рукой до кармана брюк: взять пачку, вытащить сигарету, прикурить, выпустить дым в противоположную от разделяющей решетки сторону. — Что тебя беспокоит, Сын мой? — спросил Мальбонте, делая вторую затяжку, вытягивая длинные ноги, упираясь носками в стену.

За вопросом последовала тишина, которая была громче всех ответов. Маль точно знал, что хочет сказать наследник рода Дубеев, но давал возможность заговорить и побороть неловкость. Видящий, который даже со снятой повязкой не видел очевидного.

— Я не знаю, как поступить, — начал Рам, и через решетку послышался тяжелый вдох.

«Ну, конечно», — саркастически подумал Мальбонте, изучая кончик сигареты, поднося ее максимально близко к разделяющей их перегородке.

— Я готов выслушать тебя перед лицом Господа, — Маль сделал еще одну затяжку, отправляя дым вверх — туда, где по меркам людей был тот самый Бог.

— Я не могу понять, что чувствую к одной девушке, — послышалось шуршание, похоже Рам перестал стоять на коленях, а сел на подставку, прислоняясь спиной к разделяющей их стене. — Мне нужно ее отпустить, но я продолжаю изо дня в день думать о ней, представлять, как сложилась бы наша жизнь, если бы я рискнул.

Дубей умолк, а Маль почувствовал себя не богом, а психологом, с той лишь разницей, что видел истинные страхи и желания всех и каждого.

— Расскажи мне об этой девушке, — продолжил разговор Маль. Он уже умолк, а потом вспомнил, что надо добавить пару слов: — Сын мой, — а после прикрыл глаза, ожидая ответа.

— Она очень сильная, хорошо держится в седле, а танцует она так, что богиня меркнет в красоте и грации рядом с ней.

Мальбонте почти закашлял, вспоминая коллегу Кали: обойти эту синюю женщину с руками паука было не очень сложно.

Но Деви была и правда особенной для Рама, который сидел через стенку от Бога и заламывал пальцы в непонимании своих чувств. Как минимум, их связь, в которой молодые люди еще не до конца разобрались.

— Ты хочешь, чтобы эта девушка стала твоей женой? — Маль старался подвести к главному, после чего наследник брахмана будет счастлив и не тут, а Мальбонте сможет посмотреть серию «Баффи»

 до следующего посетителя.

— Что? — изумился Рам. — Конечно, нет, я не могу стать ее мужем, это против правил и традиций: она последняя из рода, и если мы, то она…

Рам замолк, понимая, что на вопрос «хочет», он ответил «не может». Он не смог сказать, что «не хочет». Кто бы вообще отказался от такой девушки в здравом уме? Очевидно — он.

— Что ты планируешь делать, сын мой? — Маль знал, но надо, чтобы ему ответили словами.

— Я не знаю… — Рам закрыл лицо ладонями, предпочитая ничего не видеть перед собой. А Маль закатил глаза, туша сигарету о стену.

Какие же сложные были эти Дубеи, что этот, что следующий, который придет жаловаться, что его предназначение отказалось быть таковой.

— Ты будешь сидеть за свадебным столом, смотреть на гостей, на жениха, на невесту, будешь смотреть и ничего не делать, потому что не смог определиться с чувствами к девушке — я ничего не забыл? — Маль проверил время: до начала серии оставалось несколько минут.

— Вздор, у меня не могут быть чувства, я не могу… или могу?

За перегородкой послышался шум, а после дверь со стороны священника открылась. Рам стоял с таким ошарашенным лицом, что Маль засомневался, не пережал ли с правдой.

— Сын мой? — Маль прищурился, ожидая.

— Я люблю ее! — сиял наследник брахманов. — Я ее люблю! Любил все эти годы, но понял это, лишь когда она почти стала женщиной другого!

Маль посмотрел на часы: три минуты до сериала и пять до свадебной церемонии. А этот Дубей все еще тут, рискует последними минутами перед важным выбором.

— И? Тогда почему ты еще тут?

Рам растерянно моргнул и осмотрелся вокруг, будто только сейчас понял, что находится в церкви. Мужчина сделал шаг назад и кивнул сам себе, просыпаясь ото сна, который сморил его в самый неподходящий момент — за несколько минут до свадьбы, которую теперь он прервет.

Маль поднялся на ноги, вышел из исповедальни и потянулся, слушая хруст позвонков.

— Успеваю, — с блаженной улыбкой прошептал Мальбонте и, напевая себе под нос надоедливую мелодию, двинулся в сторону кабинета, где стоял телевизор.

— На-на-на, муж купил… — мужчина запнулся и прокашлялся, осматриваясь. Понимая, что спел что-то не то. Он уже положил ладонь на дверную ручку, как за его спиной хлопнула дверь, а потом под высокими сводами потолка начали расходиться удары каблуков о каменный пол.

— Вы карточки принимаете? — спросила девица в розовом твидовом костюме, держа в руке «Американ экспресс» золотого цвета…

«Не успею», — подумал Маль и выдохнул.

Признание в любви (Рам и Деви)

ГлупаяИра

Kathrin Stein

AlyaLi

Баффи — истребительница вампиров

Клуб Романтики: Секрет небес

Клуб Романтики: Дракула. История любви

Клуб Романтики: Пси

Клуб Романтики: Роза Пустыни

Клуб Романтики: Песнь о Красном Ниле

Клуб Романтики: Кали: Пламя Сансары

Лу Рид/Йонас Бэр

Зейн Аль-Аббас /Ясмин Аль-Азиз

Влад Дракула/Лайя Бёрнелл

Рам Дубей/Дивия Шарма

Амен/Эва

Люцифер/Вики Уокер

Мальбонте

Баффи Саммерс

Исповедальня тридцати сребреников

ru-ispovedalnya-tridcati-srebrenikov-glupayaira-beta-kathrin-stein-gamma-alyali

Девушка держала между указательным и средним пальцами пластиковый прямоугольник золотистого цвета, подняв руку на уровень ключиц.

— Вы принимаете пластик? Святой отец.

По тону было понятно, что девушка в скверном расположении духа, и если Маль ей не ответит, то палец, который средний, она покажет ему.

— Пластик, стекло, макулатуру — нет, — Маль говорил спокойно, что еще больше раздражало девицу перед ним.

Розовый твидовый костюм — явно плохой признак

, но он не стал говорить об этом: вдруг эта девушка с золотой картой верит в приметы.

— Что? — непонимание на несколько секунд настигло Лайю, но после она вернула себе лицо, которое стало как аристократичная маска. — Простите, — выдавила с улыбкой. — Принимаете ли вы карты к оплате? Цена не имеет значения, можете списать неограниченную сумму и купить себе остров.

Остров Мальбонте еще не предлагали, как и смертные нечасто посещали его скромную обитель.

— Тридцать сребреников, — добродушно ответил Мальбонте, сканируя девушку перед ним.

Лайя, так звали нарушительницу просмотра Баффи

. И Мальбонте знал, что ее вопрос можно просто решить ртом, используя его по прямому назначению — поговорить. Но правила, которые он сам и придумал, вынуждали его отменить просмотр любимого телесериала.

— Где мне их взять? Раскулачить Иуду

? — Лайя опустила руку с картой, убирая пластик в сумочку, которая стоила как месячная зарплата священника, если бы он ее получал.

— Возможно, в кармане пиджака? — предположил Мальбонте. — Может, там остались от супруги Кеннеди?

Лайя проверила карман, удивленно доставая монеты. Эмоции на секунду проступили на лице, но она быстро отмахнулась от них.

— Чем я могу помочь, Дочь моя? — Мальбонте немного склонил голову, будто только сейчас начинался их диалог.

— Мне изменяет муж! — выпалила девица и почти топнула. — Вчера на его рубашке я заметила след от помады! Красной! Да такими только прошмандовки красятся!

Маль немного отстранился, не желая попасть под эмоции взбалмошной особы.

— Муж? — уточнил, хоть и знал, что не ослышался. Но нужно было, чтобы девушка в розовом пиджаке сказала это сама. — Пройдемте в исповедальню, там вам будет комфортнее, — предложил Маль, а девица уже села на край лавки, закидывая ногу на ногу, начиная подбрасывать вверх туфлю в нервном движении.

Маль сдался и сел напротив, думая, насколько не по-божественному будет закурить? От сериала, наверное, прошли титры… Возможно он успеет до рекламы?

— Фиктивный! — почти крикнула девушка, но после три раза вдохнула и вновь стала собранной, лишь подрагивающий носок обуви выдавал ее состояние.

— Вы давали клятву перед лицом Господа? — Маль нащупал пачку сигарет и почти заплакал. Избалованные девочки доводили его до инсульта.

— Мы не венчались, это прошлый век, так уже давно никто не делает. Но мы обменялись клятвами, в горе и в радости, верности, — Лайя прикрыла глаза и вдохнула, немного поморщившись от запаха ладана вокруг.

— Вы любите своего мужа? — Маль начал проходиться по стандартным вопросам, которые помогали раскрыться незнакомым душам.

— Разумеется, нет, — девушка стрельнула взглядом и задрала подбородок, показывая, что ей эти глупости ни к чему.

— Но вы ревнуете? — Маль скрыл зевок: такие очевидные эмоции для него и такие скрытые для тех, кто их переживает.

— Это не ревность, — Лайя поправила воротник пиджака, который был явно не с ее плеча. Сама бы она такой точно не выбрала, если бы у нее сейчас он был — выбор. Ее голос сквозил холодом и болью, которую она пыталась скрыть, в первую очередь — от себя.

— Обида? — предположил священник, считая пуговицы.

— Я не обижаюсь, у нас не те отношения, чтобы я обижалась, — она фыркнула, складывая руки на груди, тем самым пытаясь выстроить преграду, которая в исповедальне не потребовалась бы.

— А какие у вас отношения? — сомкнутые на груди руки помешали завершить подсчет.

— Никаких, он мой фиктивный муж, который дарит не те цветы и совершенно меня не знает! У нас нет отношений.

Лайя пыталась говорить спокойно, но голос дрожал, как бы она это не скрывала.

Маль молчал и вспоминал все пятьдесят штатов США. Интересно, что случится раньше? Он вспомнит, или до Лайи дойдет, что к фиктивным отношениям не ревнуют.

— Почему вы ничего не говорите? — не выдержала тишины Лайя. — Вы должны мне дать совет, наставление, разве не за это я плачу?

— Флорида, — ответил Маль, но понял слишком поздно, что озвучил штат вместо ответа. — Может вам выбраться в отпуск? Это самый теплый штат, рекомендую.

Но он не рекомендовал, а выстраивал названия по алфавиту. Лайя хлопала глазами, явно не понимая, что ей делать во Флориде с фиктивным супругом. Смотреть на кактусы?

— Если ваши отношения фиктивны, — выдохнул Маль, пытаясь как-то непредвзято ответить про клятвы во время церемонии. Ему не было до них никакого дела, он соединял души, но точно не ставил печати в документах, а после расторжения не делил имущество. — То почему вас так это задевает?

Для обращения «Дочь моя» им нужно было перейти на ты, а девушке сидеть за ширмой, имени она своего не говорила и не мог он его знать. Теоретически.

— Я не хочу, чтобы он принес заразу в дом, — опять задирая подбородок выпалила Лайя, все еще не добираясь до сути проблемы.

Мальбонте понимал, что первая часть сериала завершилась и скорее всего прошла первая реклама, которую он никогда не переключал.

Лайя сказала, а потом подумала, действуя совершенно не так, как ее учили. Смысл слов стал накладываться на эмоции, давая весьма четкие выводы. Если она ревнует, значит Влад ей не безразличен. Если он ей не безразличен, значит она к нему что-то испытывает, кроме ненависти. Девушка опустила ногу, ударяясь каблуком о пол, что призвало раскат эха под потолком. В ее голове это стало колоколом, который звонил по чувствам.

— Вот дерьмо, — она смотрела перед собой и, сама не замечая, начала покусывать ноготь на правой руке.

— Ваш супруг вам когда-нибудь лгал? — Мальбонте начал подталкивать и другие идеи в девичью голову, которая утром проснется с мыслями, что нужно дать шанс своему браку.

— Нет, — быстро ответила Лайя, хлопая себя по карманам пиджака.

— Вы говорили с ним об этом инциденте? — священник почти улыбался, предвкушая Сару Мишель Геллар

 в обозримом будущем на экране телевизора.

— Он сказал, что это не то, что я подумала, и он мне не изменял и никогда не станет, считая это неприемлемым для брака и его воспитания.

Мальбонте был готов пропеть Аллилуя, но молиться на самого себя было почти богохульством, и он сдержался.

Лайя резко поднялась на ноги и начала проверять карманы пиджака, который зачем-то был розовым и твидовым, как у жены покойного Кеннеди. Девушка нашла монеты и сжала их в ладони, думая, куда класть деньги — обычно для этого был терминал. Она оглянулась и нашла ящик для сбора пожертвований, опуская плату в технологическое отверстие для монет определенного размера.

— Святой отец, — девушка вернулась, в одно мгновение понимая, что атмосфера в церкви была слишком странной, а священник — младше ее мужа. Разве в таком возрасте можно получить сан?

Лайя не знала, но была уверена, что хочет обнять Влада и сказать, что для нее это по-настоящему — их отношения, что нельзя было сказать про сон, который растворялся дымкой розового тумана.

— Ну, наконец-то! — Мальбонте хлопнул в ладоши и поднялся с лавки. Сейчас он был готов поставить свечку за собственный покой, чтобы просто посмотреть серию сериала.

В этот раз он не напевал надоедливую песенку, а просто шел в противоположную от входа дверь, чтобы уединиться в обществе прекрасной актрисы.

— Где я, и кто ты, проклятый черномаг?

Мальбонте вздохнул, смотря на запертую дверь кабинета — туда, куда ему не попасть в ближайшее время. Зачем он отпустил Купидона на день святого Валентина? Почему теперь вместо исповедей у него «вот это» — люди и не люди, которые не могут разобраться в собственных чувствах?

Ревность (Влад и Лайя)

Огромный полуголый альбинос прожигал Мальбонте взглядом, который был острее хопеша в его правой руке.

Священник был готов закатить глаза, а может и рассмеяться над видом своего гостя, но положение обязывало его принимать всех нуждающихся в верном пути. И пусть этот не выглядел слишком уж и заинтересованным в ответах, скорее агрессивным.

«Древний Египет», — Маль оценил внешний вид и подумал, что про сребреники гость и не слышал, а карманов в его широких штанах не наблюдалось.

— Что затеял ты, поганый черномаг?! Отвечай!

Альбинос приблизился, сверкая витражными отблесками в отражении кинжала в форме полумесяца.

Дать ему напасть — плохая идея: испортит рясу и погнет свой ножичек. Плюс возникнут новые вопросы, поэтому Мальбонте лишь улыбнулся, приподнимая руки и складывая ладони как в молитве.

— Это всего лишь сон, — признался священник, выдавая сразу все подчистую. Обычно посетители не запоминали сны и вели себя в них раскованно, но этот же, Амен, выглядел угрожающе даже в собственном сне.

— Ты пробрался в мой сон, ты поплатишься за это головой! — Амен дернулся вперед, и Маль поморщился от запаха граната и мирта: ладан и воск были привычнее. Острие серповидного клинка коснулось шеи Мальбонте, разрезая воротничок, но Маль даже не моргнул. Металл погнулся, а священник вздохнул, жалея красивый клинок: сейчас таких днем с огнем не сыщешь.

— Ты демон! — Амен удивленно посмотрел на хопеш и потом на шею, где не было ни царапины, лишь неуклюже свисала полоска белой ткани.

— Бог, — закатил глаза Мальбонте. — И смерти твоей не хочу, и раз уж мы начали не с того, то присядь и успокойся, пока я не выставил тебя и не заставил страдать муками выбора по женщине, которая сводит тебя с ума.

Амен засомневался, но все же отступил, опуская испорченный клинок.

— Зачем я здесь? — сурово спросил, присаживаясь на первый ряд перед распятием, широко расставляя ноги, явно чувствуя себя хозяином положения. — Как вернуться мне?

Перестать бежать от чувств, перестать сомневаться, перестать предлагать себя и не давать в итоге. Маль уже составил целый список в голове, но вслух, конечно же, произнес другое:

— Принять себя и собственные страхи.

Амен нахмурился, отчего между белыми бровями появилась морщина.

— Я ничего не боюсь, — он сильнее сжал рукоять кинжала, готовый вновь пустить его в ход. Пусть и бесполезно, но называть его трусом никто не смел!

— Ты боишься, что привяжешься к женщине, а она тебя оставит, как сделали родители.

Маль сразу давил на больное, не церемонясь на наводящие вопросы, особенно после кинжала у горла и воротничка, который теперь был убран в карман рясы.

— Ничего не знаешь, — огрызнулся Амен, исподлобья смотря на священника, скрипя зубами от гнева.

— Увы, все знаю — от масла, которое используешь, до силы, которую сдерживаешь. И про женщину знаю, которая покоя тебе не дает после первого лишь взгляда.

Амен склонил голову, сдаваясь, но не проигрывая. Названый бог не был похож на привычного, но слова говорил правильные.

— Узнал я ее, когда в переулке встретил. Первый раз встретил, но узнал, понял, кто она… — Амен умолк, изучая каменный пол под ногами. Отчего-то говорить ему было легко и свободно, проще, чем самому с собой беседовать.

— И понял, что влюблен? — сразу перешел священник в словесное наступление, желая как можно скорее вытащить чувства, которые этот эпистат похоронил еще в детстве.

Глубоко, не в землю — в камень.

— Понял, что ненавижу таких, как она. Убить хочу, но рука не поднимается. Спасла она меня в том воспоминании о смерти родителей, не могла быть там, но была, спрятала, будто должен ей.

Мальбонте не удержался и достал сигарету, ища по карманам зажигалку, которой как назло не было.

Священник думал, как бы намекнуть, что Эвы там и правда не было, она тогда не родилась даже, но судьба — дело интересное: стоило им встретиться, как необратимость связала их общим прошлым через воспоминание, которое случилось после их встречи. Она вмешалась не просто в сон, а в воспоминание, меняя его.

— Ты куришь? — священник спросил, не подумав, что табак в Египте появился только в семнадцатом веке.

Амен перевел суровый взгляд с пола на Мальбонте, с презрением рассматривая незнакомый предмет между губами. На вопрос он не ответил, задавая свой, больше похожий на угрозу:

— Как выбраться мне, отвечай.

Маль прикурил от горящей свечи, близко подходить он не стал, выдерживая расстояние на случай пошатнувшегося равновесия между ними.

— Пока не поймешь, что влюблен в Эву, будешь сидеть тут, — священник врал и знал, что никто Бога наказывать не станет.

— Убить ее хочу, — прорычал Амен, немного покачивая головой, будто вытряхивая девушку оттуда.

— Мне то можешь лгать, сколько хочешь, но вот себе, — Маль осмотрел гостя, думая, что неплохо было бы и оплату спросить, но промолчал. Пусть без оплаты, лишь бы ушел и дал посмотреть серию сериала, который должен закончиться с минуты на минуту.

— Не могу любить ее, против природы это, — Амен стал сдавать позиции в обороне, а священник блаженно улыбнулся, выпустив облачко пара под потолок.

— Пути Господни неисповедимы, — сказал и замолчал, когда Амен прожег его взглядом. — Доверься сердцу, оно чувствует правду! — исправился Мальбонте, мечтая уже повеситься на распятии. Когда святой Валентин вернется, Маль ему перья пощипает от того, что ему пришлось разгребать эти дела сердечные.

— У охотника не может быть сердца.

Мальбонте почти застонал. Сигарета не спасала, ничего в целом не спасало.

— Если бы не она, тебя бы убили еще в детстве, — Маль опять врал, конечно же, Амена бы никто не убил в прошлом, даже переписанном: не такая судьба ждала его. — Если оттолкнешь ее, уйдет к другому, — пригрозил Маль, изучая всевозможные варианты.

— Не посмеет, — зарычал Амен, поднимаясь с лавки, возвышаясь даже над Богом в этот момент. — Мне принадлежит она, — эпистат сделал шаг в сторону Мальбонте, готовый вытряхивать ответы о том другом, которого в теории даже не было.

— Так сделай ее своей! — предложил Маль. — А то какой-нибудь лекарь тебя опередит.

— Ливий, — вновь зарычал Амен, сжимая рукоять хопеша сильнее, что и без того бледная кожа стала почти прозрачной. — Убью его!

Мальбонте посмотрел вверх и помолился сам себе: не часто ему встречались такие тестостероновые мужики, которые сходили с ума по своим дамам. Нет бы просто признаться, что нравится, а он лишь бьет себя кулаками в грудь, говоря «моя».

— Не убьешь, кто хворь лечить будет? — Мальбонте воззвал к логике. — Правильно, никто, поэтому просто покажи своей женщине, как сильно любишь ее.

— Непослушная, — Амен заговорил уже другим тоном, а Мальбонте понял, что сон перерастает в другой, при котором священник точно присутствовать не хочет, в вуайеристы он не записывался.

— Сделаю ее своей, — Амен говорил уже спокойно и с улыбкой на губах, проваливаясь в следующее сновидение с четкой мыслью, что утром признается в чувствах, перестанет отталкивать.

Маль вздрогнул, скидывая с плеч сексуальное напряжение, которое распространял эпистат.

— Вот облом будет у мужика утром, когда проснется, — усмехнулся священник, проверяя часы на запястье. Он успевал к новой серии Баффи, и до начала даже сможет заварить себе ромашковый чай, который по традиции смертных был от суицида, к которому Маль приближался от каждого нового «возлюбленного».

Нужно найти хороший чайный магазин...

Любовь/Ненависть (Амен и Эва)

Мальбонте был в приподнятом настроении: эпизод сериала «Баффи» закончился на неоднозначной ноте и открытый финал давал предвкушение на новую серию — примерно через несколько минут.

Священник проверил часы на запястье и подумал, что было бы разумно найти новый воротничок, чтобы быть полностью в образе служителя самого себя. Воротничок, который двухметровый Амен испортил, сейчас так и лежал в кармане рядом с пачкой сигарет.

— Добрый вечер, какая интересная атмосфера в европейских церквях.

Маль почти вскрикнул и покрестился: он предвидел все и про всех, но нужно было сосредоточенно изучать судьбы, а он же сейчас был расслаблен и думал о том, что после отработки за Купидона ему потребуется отпуск, скажем, на пару лет.

— Сын мой, — Маль посмотрел на мужчину, который сидел на первом ряду скамеек и пил кофе из крошечной чашки оттопырив мизинец. В сыны годился скорее священник, но положение обязывало обращаться так.

Технически, Маль был старше примерно на все время от сотворения мира. А по факту — на лице священника был лишь один небольшой шрам над бровью, а лицо гостя же — изрезано мелкими морщинками.

— Это очень похоже на сон, — деловито заметил мужчина, делая глоток напитка, ставя чашку со звоном на блюдце.

, — застонал про себя Мальбонте, думая, что могло выдать место за сон. Обычно мало кто замечал иллюзию до того момента, как не приходило время проснуться.

— Вы хотите исповедаться? — задал вопрос Мальбонте, доставая запасной воротничок и продевая его в ворот рясы.

— Не особо, — Зейн посмотрел на кружку, на которой было написано: «

». Надпись так удивила мужчину, что он постарался скрыть ее от священника, чтобы не выдать своего изумления.

«Ты еще платок свой не видел в кармане, сынок», — на котором ясно читалась надпись «

», и Мальбонте был уверен, что это было не только к куску ткани.

— Тогда вы, возможно, ошиблись местом? Кофе тут не наливают, — только ромашковый чай, который струился белым дымком в его кабинете, вытесняя запах ладана и наполняя запахом лета. Мальбонте свел брови к переносице, принимая капельку зловещий вид.

— Кажется, не ошибся, — начал Зейн, чувствуя внутри непреодолимое желание выговориться. Он не был знаком с традициями, поэтому внимательно смотрел на священника, который стал похож на разозленного Шрека. Но Зейн же еще ничего не сказал…

— Я готов ответить на твои вопросы и отпустить грехи всего за тридцать сребреников, — Маль сразу начал с оплаты, так как прошлый «пассажир» был без монет. А даже Бог ведет учет дебета и кредита. — Сын мой, — по обычаю забыв, он добавил это после паузы.

Зейн немного удивился, стараясь ухватиться за мысль о том, что валюта казалась непривычной. Обычно в Сефере был «Дахаб», а в Бразилии — «Бразильский реал». Но на всякий случай мужчина проверил карман пиджака, в котором, к удивлению нашлись необходимые монеты.

— Хм, — Зейн рассматривал сребреники на раскрытой ладони, напрочь забывая о напитке, который теперь, как и блюдце, стоял рядом. — Я ни разу не исповедовался, — признался любитель кофе, поднимаясь на ноги и поправляя пиджак. — Что для этого нужно? Падре? — уточнил, не будучи уверенным, кто перед ним и как нужно было обращаться.

«Бог, просто бог», — подумал Мальбонте, но решил сократить время бесполезного разговора до минимума и сразу перейти к цели визита Зейна. Маль указал на исповедальню рукой, жестом приглашая пройти в нужную сторону.

— Проходи, там есть место для пожертвований, лавочка, куда нужно встать на колени, сейчас я приду, и мы начнем.

Пока Зейн неуверенным шагом двигался в указанном направлении, Мальбонте добежал до кабинета и взял оттуда телефон с наушниками. Одним ухом слушать «Баффи», вторым — терзания мужчины. Мальбонте так отвлекся на сериал, что даже не потрудился сразу считать своего гостя, чтобы понять, какая ждет его судьба и в кого он влюблен, кроме кофеина.

Когда Зейн аккуратно положил монеты на металлическое блюдце и встал на колени перед разделяющей перегородкой, с обратной стороны послышалось шуршание, и после священник заговорил спокойным, глубоким голосом:

— Во имя Отца и Сына и Святаго духа. Аминь, — но в этот раз не стал искать сигареты, а пытался поймать сигнал связи на телефоне, но «палочки» приема усердно показывали одну при возможных четырех. — Не ловит, — застонал Маль, но быстро исправился: — Что тебя беспокоит, Сын мой?

Меня вот плохое покрытие сотового оператора.

Священник постарался принять мысль о том, что не получится посмотреть с телефона серию, и опустился на деревянный стул, который издал жалобный скрип. Немного успокоившись, Маль частично и очень поверхностно заглянул в судьбу посетителя.

— Меня беспокоит несколько вещей, — начал Зейн, рассматривая перегородку и думая, почему так пахнет табаком. — В магазине чая упали продажи за последний квартал, а реклама, которую я пустил в СМИ, не сработала должным образом.

Маль ударился затылком о стену, а Зейн нахмурился, пытаясь понять, что происходит со священником. Но говорить было легко, правда не о том, что тревожило на самом деле.

— Что еще Сын мой, возможно, какая-то дама терзает твое сердце? — Маль пытался выстроить верный путь разговора. На дворе было четырнадцатое февраля, какая разница, что там с чаем, если он не ромашковый. И если бы чай так тревожил Зейна, не попал бы он к нему — Купедозаменителю.

Зейн несколько секунд молчал, думая о той самой даме, которую представлял каждую секунду с тех самых пор, как увидел в ней женщину, а не просто дочь своего друга.

— Мы не можем быть вместе, — печально произнес мужчина, веря в собственные страхи.

Исповедальня тридцати сребреников

Содержание

Признание в любви (Рам и Деви)

Ревность (Влад и Лайя)

Любовь/Ненависть (Амен и Эва)

Запретные отношения (Зейн и Ясмин)

Отношения втайне (Люцифер и Вики)

От друзей к возлюбленным (Лу и Йонас)

Воссоединение (Автор и его нервные клетки)

Комментарии (0)