Сократ

Нечестиво ненавистное всем богам, а угодное всем им – благочестиво, если же что-либо одни из них любят, а другие ненавидят, то это либо ни то ни другое, либо и то и другое одновременно.

Желаешь ли ты, чтобы у нас теперь было такое определение благочестивого и нечестивого?

Евтифрон

А что этому мешает, Сократ?

По мне, ровно ничего, но ты будь внимателен к своему делу: не получится ли, что, выдвинув такое предположение, ты не сумеешь мне с лёгкостью объяснить обещанное?

Но и я бы назвал благочестивым то, что любят все боги, и, наоборот, нечестивым то, что все они ненавидят.

Что же, Евтифрон, посмотрим, хорошо ли мы сказали, или оставим это и будем воспринимать свои и чужие речи – если кто что-либо утверждает – как требующие немедленного согласия?

Или надо все-таки рассмотреть, что именно утверждает говорящий?

Надо рассмотреть. Однако я считаю, что сказанное сейчас сказано хорошо.

Скоро, добрейший мой, мы это лучше узнаем.

Но подумай вот о чем: благочестивое любимо богами потому, что оно благочестиво, или оно благочестиво потому, что его любят боги?

Я не понимаю, о чем ты, Сократ?

Что ж, постараюсь выразиться яснее.

Называем мы нечто несомым и несущим, ведомым и ведущим, рассматриваемым и смотрящим?

И понимаешь ли ты, что все подобные вещи между собою различны и в чем состоит это различие?

Мне кажется, я понимаю.

Значит, существует нечто любимое и соответственно нечто отличное от него, любящее?

Скажи же мне, несомое является таковым потому, что его несут, или по другой какой-то причине?

Нет, разумеется именно поэтому.

А ведомое – потому, что его ведут, и рассматриваемое – потому, что на него смотрят?

Следовательно, на него не потому смотрят, что оно является рассматриваемым, но, наоборот, оно является рассматриваемым, поскольку на него смотрят...

и не потому ведомое ведут, что оно является ведомым, но оно потому и ведомо, что его ведут...

наконец, не потому несомое несут, что оно несомо, но оно несомо потому, что его несут.

Значит, ясно, Евтифрон, что я хочу сказать, а именно: если нечто является чем-то и что-то испытывает, то не потому оно является, что бывает являющимся, но оно являющееся потому, что является.

И не из-за того оно нечто испытывает, что бывает страдающим, но страдает из-за того, что нечто испытывает. Или ты с этим не согласен?

Значит, и любимым бывает либо нечто являющееся чем-то, либо испытывающее что-либо от чего-то?

А значит, и здесь все обстоит так же, как в прежних случаях: не потому его любят любящие, что оно любимое, но оно любимое, раз его любят?

Что же мы скажем, Евтифрон, о благочестивом? Любят ли его все боги, как ты утверждал?

Но потому ли они его любят, что оно благочестиво, или за что-то другое?

Значит, его любят потому, что оно благочестиво, а не потому оно благочестиво, что его любят?

Ну а богоугодное ведь является таковым потому, что оно угодно богам?

Значит, богоугодное, Евтифрон, – это не благочестивое и благочестивое – это не богоугодное, как ты утверждаешь, но это две различные

Ведь мы признали, что благочестивое любимо потому, что оно благочестиво, а не благочестиво потому, что оно любимо. Не правда ли?

С другой стороны, мы признали, что богоугодное является таковым, потому что его любят боги, но не потому оно любимо, что богоугодно.

Ведь если бы, дорогой Евтифрон, богоугодное и благочестивое было одним и тем же, то как благочестивое любили бы за то, что оно благочестиво, так и богоугодное любили бы за то, что оно богоугодно...

с другой стороны, если бы богоугодное было богоугодным потому, что его любят боги, то и благочестивое было бы благочестивым потому, что они его любят.

У нас же получилось нечто противоположное – между богоугодным и благочестивым существует полное различие: одному свойственно быть любимым, потому что его любят, другое любят, потому что ему свойственно быть любимым.

Похоже, Евтифрон, ты не желаешь разъяснить мне вопрос о том, что такое благочестивое, и показать его сущность, а говоришь лишь о некоем состоянии, претерпеваемом благочестивым, а именно о том, что оно любимо всеми богами...

Сущность же его ты не раскрываешь.

Послушай, если тебе угодно, не таись от меня, но скажи мне снова, с самого начала, в чем состоит сущность благочестивого, из-за которой оно любимо богами или испытывает ещё какое-то состояние?

Ведь из-за этого у нас с тобой не возникнет спора. Скажи же откровенно, что такое благочестивое и нечестивое?

Но, Сократ, я как-то не могу объяснить тебе, что именно я разумею.

Наше предположение всё блуждает вокруг да около и не желает закрепиться там, куда мы его водружаем.

Евтифрон, то, что ты сказал, было бы уместно в устах Дедала, нашего предка.

* Падение Икара. Якоб Питер Гови. XVII в. Музей Прадо. Марид, Испания.

** Дедал – персонаж древнегреческой мифологии, выдающийся художник и инженер, считавшийся изобретателем разных инструментов, а также построивший лабиринт на острове Крит.

Однако, если бы это были мои слова и положения, ты, пожалуй, мог бы и посмеяться надо мной – мол, ввиду моего с ним родства мои словесные построения от меня ускользают и не желают оставаться там, куда я их поставил...

но ведь предположения эти принадлежат тебе, а потому и насмешка эта будет совсем не по адресу: именно твои положения оказываются неустойчивыми – ты видишь это и сам.

Но мне как-то представляется, Сократ, что такая насмешка прямо относится к сказанному: ведь не я вложил в наши слова эту способность блуждать и не оставаться на месте, но именно ты кажешься мне Дедалом.

У меня-то они уж стояли бы твёрдо.

Боюсь, мой друг, я окажусь искуснее этого мужа: ведь он придавал подвижность только своим творениям, я же – не только своим, но похоже, что и чужим.

Однако особая тонкость моего искусства заключена в том, что я мудр поневоле...

ведь больше, чем обладать искусством Дедала да ещё вдобавок и богатством Тантала, желал бы я, чтобы мои слова оставались твёрдо водружёнными на месте.

** Тантал – в древнегреческой мифологии царь Сипила во Фригии, обречённый на вечные муки.

Но довольно об этом. Поскольку, мне кажется, ты слабоват, я сам постараюсь показать тебе, как надо мне разъяснить благочестие; но смотри, не падай духом прежде времени.

Ну вот, не думаешь ли ты, что все благочестивое необходимо должно быть справедливым?

Значит, и все справедливое должно быть благочестивым или же все благочестивое будет справедливым, справедливое же не всё будет благочестивым, но в одних случаях будет, а в других – нет?

Сократ, я не поспеваю за твоими словами.

Но ведь ты настолько же моложе меня, по крайней мере, насколько мудрее!

Говорю я тебе, что ты расслабился от избытка мудрости.

Однако, милейший. прошу тебя, подтянись: ведь не так уж трудно постичь то, что я говорю; говорю же я прямо противоположное тому, что сочинил поэт, молвивший:

Зевса, который все создал и сам все устроил, –

Зевса не хочешь назвать: знать, со страхом стыд неразлучен.

Я же вот чем отличаюсь от этого поэта... Сказать тебе?

Мне не кажется, что «там, где страх, там и стыд».

Многие, думается мне, страшащиеся болезней, бедности и всего другого в таком же роде, страшатся, однако не стыдятся ни одной из пугающих их вещей.

Но зато там, где стыд, там и страх. Разве возможно, чтобы совестящиеся и стыдящиеся чего-либо люди не страшились и не избегали бы при этом дурной молвы?

Поэтому неверно говорить где страх, там и стыд; наоборот, где стыд, там и страх, но вовсе не так обстоит дело, что всюду, где страх, там и стыд, ибо страх встречается чаще, чем стыд.

Стыд ведь есть как бы часть страха, подобно тому как нечётное есть часть числа, однако дело обстоит не так, чтобы там, где было число, было и нечётное; наоборот, где нечётное, там и число.

Теперь-то ты поспеваешь за мною?

Нечто подобное я говорил и тогда, спрашивая тебя: где справедливое, там и благочестивое, или же где благочестивое, там и справедливое, – так что не всюду, где справедливое, там и благочестивое?

Ведь благочестивое – часть справедливого: так мы скажем, или ты считаешь иначе?

Нет, именно так. Мне кажется, ты правильно говоришь.

Посмотри же ещё и следующее: если благочестивое – часть справедливого, нам следует выяснить, какой именно частью справедливого оно является.

Вот если бы ты спросил меня о чем-то таком, – к примеру, какою частью числа будет чётное и что оно собой представляет, я ответил бы, что это число, не припадающее на одну ногу, но ровно стоящее на обеих ногах.

Нет, я думаю именно так.

Вот и постарайся таким образом разъяснить мне, какою частью справедливого будет благочестивое...

дабы я и Мелету мог сказать, чтобы он не чинил нам несправедливости и не обвинял нас в нечестии, ибо мы уже как следует у тебя обучились тому, что является праведным и благочестивым, а что – нет.

Лабиринты рассуждений

Комментарии (1)