Все люди лицемеры: эту непоколебимую, бесспорную истину Чо Сан-Ву успел очень хорошо усвоить, едва переступив порог юности. Обманутый своими же партнёрами, которые сбежали с его деньгами, оставив один на один с долгами, прогоревшим бизнесом, просроченными фьючерсами Сан-Ву понял, что никому в этом мире нельзя верить, ведь абсолютно везде царят обман и лицемерие. А начиналось всё с того, что ему, выпускнику престижного Сеульского университета, хотелось быть нечто большим, чем начальником охраны в захудалой конторке. Молодой, амбициозный, мечтающий о собственном бизнесе юноша стал лёгкой добычей для мошенников, двух мужчин, с которыми он и ввязался в долги и финансовые махинации: акции, фьючерсы, всё это стоило немалых вложений, которые, естественно, обеспечивал Сан-Ву. Молодой мужчина, веря заверениям своих партнёров о том, что вот, именно эта попытка устроить бизнес будет успешной, и все риски и расходи окупятся, впутывался всё больше в долговую яму, помогая им во всяких махинациях. Вскоре Сан-Ву был вынужден заложить всё имущество своей матери, заглушая свою совесть тем, что он скоро сможет выкупить дом и магазин обратно, обеспечив матери ещё больший доход, чем она имеет сейчас. Но однажды, когда на него и его патнёров вышла киберполиция и налоговые службы, они просто исчезнули, оставив мужчину один на один с долгом в шесть миллардов вон и хорошим уроком о том, что никому нельзя доверять. Сан-Ву был вынужден скрываться, он не мог сказать, признаться никому в родном городке о том, что его жестоко обманули: ни матери, которая так им гордилась и возлагала на него такие большие надежды, ни тем более другу детства Ги-Хуну — вечному балбесу, который никак не повзрослеет. Наврав абсолютно всем о внезапной командировке в Америку, Сан-Ву исчез из родного городка, поклявшись себе вернуться в Сан Мун Дон только тогда, когда будет способен решить свои проблемы, лишь тогда, когда ему будет не стыдно взглянуть в глаза своей матери.

Когда неделю спустя к нему на станции метро подошёл незнакомец в деловом костюме и предложил сыграть в ттакджи, Сан-Ву сначала только презрительно скривился на это предложение, но узнав о деньгах, которые готов был выложить незнакомец за свой проигрыш, всё же согласился сыграть одну партию, терять ведь ему всё равно нечего. Как ни странно, перевернуть бумажную плитку соперника у Сан-Ву получилось с первого раза, и сто тысяч вон благополучно оказались у него в руках.

— Знаете, господин, — вкрадчиво говорит незнакомец, — есть игры, в которых можно заработать намного больше.

Мужчина вздрагивает, на мгновение окинув чужака удивлённым взглядом, в котором спустя минуту вспыхнуло раздражение.

— Слушайте, — сдержанно, но с нотками злости в голосе говорит Сан-Ву, — даже сыграв с Вами в эту детскую игру, я не собираюсь играть в какие-нибудъ азартные игры или ввязываться в какие-то прочие авантюры, с меня достаточно! — на последних словах у него повысился голос и раздражённо встав со скамейки, мужчина уже собирается уходить.

— Как знаете, господин Чо Сан-Ву, — спокойный голос незнакомца в костюме заставляет того, к кому он обращается, удивлённо замереть на месте, а затем медленно развернуться к нему лицом, — но я сомневаюсь, что долг в шесть миллардов вон можно выплатить законным путём, Вам ли этого не знать, — с хитрой ухмылкой прибавляет он.

Кровь приливает к лицу Сан-Вуна и он хочет что-то возразить, но все гневные слова застревают в горле, когда незнакомец подходит к нему вплотную.

— На Вашем месте я бы очень хорошо подумал, — советует чужак с деланно-сочувствующим выражением лица, — ведь под прицелом кредиторов и полиции находиться Ваша мать, в то время, как Вы благополучно хотите скрыться. Но, дело Ваше, — небрежно махнув рукой, заключает незнакомец, разворавчиваясь и собираясь уходить.

Сан-Ву секунду стоит, размышляя о словах незнакомца. Чувство вины перед матерью стальными тисками давило на виски, а вдруг предложение незнакомца это и есть выход из его непростой ситуации? Вдруг это его шанс? Решение пришло к нему очень быстро.

— Стойте! — останавливает он незнакомца громким окликом, на который тот оборачивается, — Вы же точно не обманываете?

Незнакомец хищно улыбается.

— Никакого обмана, господин, — отвечает мужчина в костюме.

— Тогда я согласен, — уверенно говорит Сан-Ву, на что незнакомец лишь достаёт из кармана своего пиджака визитку и даёт её в руки собеседника, который смотрит на него твёрдым, уверенным взглядом.

— Я знал, что Вы умный и рассудительный человек, господин Сан-Ву, и сможете принять умное решение, — с улыбкой изрекает мужчина в костюме.

Сан-Вуну хочется фыркнутъ и закатить глаза в ответ на это предложение. «Был бы я умным и рассудительным, то не был бы сейчас в такой отвратительной ситуации, » — думает он, но вслух ничего не говорит, молча принимая визитку, после чего незнакомец быстро заходит в как раз подъехавший поезд, помахав ему рукой на прощание. Сан-Ву с секунду смотрит поезду вслед, думая о странном незнакомце: кто он? Откуда знает о нём столько информации? Что вообще за странная ситуация только что с ним произошла? Затем его взгляд падает на визитку, которая отблёскивает позолотой в свете ламп, мужчина проводит большим пальцем по лакированной поверхности, на которой нарисованы три фигуры: круг, треугольник и квадрат. Перевернув визитку, Сан-Ву замечает телефонный номер, написанный на обратной стороне. «Кем бы не был тот незнакомец, — решает про себя мужчина, — но, похоже, другого выхода он мне не оставил». С такими мыслями Сан-Ву берёт свой телефон и набирает заветные цифры.

— Здравствуйте, хотите поучаствовать в игре? — сразу же после первого гудка отвечает услужливый голос по ту сторону линии, — если да, тогда назовите своё имя и дату рождения.

Сан-Ву набирает побольше воздуха в лёгкие — пути назад уже нет…

«Я не должен был сюда возращаться, — отчаянно вопит всё естество внутри Сан-Вуна, который, спрятавшись за углом ближайшего дома, с болью в глазах наблюдал за своей матерью, которая занималась своей повседневной работой в магазине. — 

Я не должен был сюда возращаться!

» Вдох-выдох, мужчина изо всех сил старался не терять своё хвалёное хладнокровье и самообладание. Он изо всех сил старался побороть своё желание броситься к матери в объятия и всё ей рассказать: и об обмане, и о долгах, но он боялся того, что его добрая, милая мама просто не выдержит такой отвратительной правды о своём любимом, идеальном чаде. Сан-Ву никому не признается в том, как ему сейчас стыдно и страшно показаться своей матери на глаза таким ничтожным, опозоренным, мерзким… Как сердце сжимается от мысли о том, что в её глазах вместо любви и нежности появятся боль и разочарование. Нет, он не покажется ей на глаза, ни за что. По крайней мере сейчас… Перед внутренним взором всё появлялась проклятая стеклянная копилка-свинья, где лежало всё решение его проблем, но никто, конечно, не ожидал, что цена за хранившиеся там деньги будет так высока. Сан-Ву был готов сыграть до конца, но против мнения большинства не пойдёшь… Почему никто не поймёт, что жизнь здесь, во внешнем мире, где у каждого полно долгов, намного хуже, чем участь в игре, пускай даже и в смертельной? Помимо воли Сан-Ву вспомнил чистый, невинный, почти что детский взгляд бедного пакистанца, у которого не было денег даже на проезд в другой город, не говоря уже о том, чтобы купить себе какой-нибудь еды. Он тогда пожалел его, дал те немногие деньги, которые остались у него от выигрыша в игре со странным незнакомцем в костюме. Ведь даже невзирая на ужасную ситуацию самого Сан-Вуна, бедняге-иностранцу эти деньги были нужнее. «Нет ничего ужасней бедности, » — подумал тогда мужчина в тот момент, когда слушал взлолнованные благодарности пакистанца. Мужчина чувствует, как дома и улицы родного городка давят на него, бросив последний взгляд на мать, Сан-Ву собирается уходить, как вдруг слышит до боли знакомый голос.

— Сан-Ву? Что ты здесь делаешь? — спрашивает Ги-Хун прям как тогда, в начале первой игры с этой ужасной куклой.

И Сан-Ву решает хоть перед кем-то облегчить свою душу, тем более, что друг детства уже и так узнал половину его тайны, при чём узнал даже очень внезапно, да и всё равно он и половины слов из его рассказа не поймёт…

— Фучусы? — спрашивает Ги-Хун, потдверждая мысли своего друга, — что ещё за фучусы такие? Это какие-то дорогие штуки, на которых ты прогорел? Или шмотки для баб?

Сан-Ву лишь устало вздыхает: Ги-Хун такой Ги-Хун, он с самого детства был балбесом, да и сейчас всё никак не повзрослеет, но он был единственным, кто в далёком прошлом, когда они оба были ещё мальчишками, протянул ему руку, чтобы подружиться и пригласить его в очередную игру в то время, как другие дворовые мальчишки не особо хотели играть с Сан-Вуном в силу его замкнутого характера.

— Ты всё равно не поймёшь, — устало отмахивается Сан-Ву в ответ на вопрос друга.

Их разговор прерывает звонок телефона Ги-Хуна, который поднял трубку. Судя по тому, как меняется выражение его лица и по коротким фразам, которые он говорит, случилось что-то плохое.

— Прости, — говорит он, после окончания разговора, торопливо уходя, — я должен идти: маме плохо, она в больнице.

— Да, конечно, иди скорее к ней, — говорит ему Сан-Ву и друг тут же уходит, оставляя его наедине с мрачными мыслями.

Позже вечером Сан-Ву не удерживается от того, чтобы не услышать голос своей мамы. Она берёт трубку сразу же после первого гудка и начинает ласково расспрашивать его о том, что он кушает, тепло ли одевается… От её нежного голоса сердце предательски щемит, а на глаза сами собой наворачиваются слёзы. Соблазн всё рассказать родному человеку снова поднимается с новой силой, ведь от разговора с Ги-Хуном на душе легче не стало.

— Мама… — признание вот-вот готово сорваться с его губ, но к матери вовремя подошла новая клиентка, и слова так и остаются невысказанными.

— Всё, Сан-Ву, у меня клиент, не могу говорить, — говорит самая родная женщина в его жизни, которую он так бессовестно обманывает, — когда будешь ехать назад подарков мне не вези, мне ничего не надо, ладно?

— Хорошо, — отвечает ей сын сдавленным голосом.

— Молодец, не забывай хорошо кушать и тепло одеваться, — говорит мама заботливым голосом, — ещё созвонимся, пока, люблю тебя, сынок, — добавляет она, а затем в трубке слышатся гудки.

«Люблю тебя, сынок, » — всё крутится в голове Сан-Вуна эта последняя фраза матери, раз за разом всё больше пробуждая в его душе муки совести. Мама, милая мама, самая лучшая, самая нежная на свете, как же она заслуживает сына получше, чем есть у неё сейчас. Сан-Ву пытается вдохнуть, но горло словно сдавило невидимыми, фантомными петлями, которые всё никак не хотят размыкаться. Он чувствует чудовищную усталость от всего: от долгов, от вечных пряток от полиции, необходимости врать собственной матери, от чего у него особенно мерзко на душе, от своей неудачной жизни в целом… Сан-Ву медленно идёт в ванную, прихватив с собой две бутылки с алкоголем, а затем он притащил ещё и газовую буржуйку — сегодня он намерен с этим всем покончить. Набрав в ванну воды, мужчина ложится туда прям в костюме, предварительно включив буржуйку и поставив на неё ёмкость с ядом. Запах ядовитых испарений вскоре заполнил собой всё помещение, Сан-Ву не знал, когда смертельный пар подействует на него, но подумал, что напиться за это время он точно успеет. Спустя некоторое время в голове мужчины образовывается туман, а веки начинают тяжелеть то ли от выпитого алкоголя, то ли от уже начавшего действовать яда он точно не знал, да и знать этого ему по сути не хотелось, но Сан-Ву надеялся на второй вариант, ведь ему хотелось поскорее уснуть и больше никогда не проснуться. Он кладёт свою тяжёлую голову на бортик ванны, веки постепенно закрываются и мужчина думает о том, что к нему наконец-то пришёл долгожданный покой: ещё немного и у него больше никогда не будет никаких проблем, и его ничего не будет волновать — ведь мёртвых же ничего не волнует, не так ли? Звонок в дверь резко врывается в сознание, отзываясь вспышкой боли в висках, что заставляет Сан-Вуна раскрыть глаза. Не без усилий мужчина кое-как выбирается из ванны и, пошатываясь, медленно идёт к двери, чтобы узнать, кому там так неймётся прервать его отход на тот свет. Нежданный гость продолжает настырно нажимать на кнопку дверного звонка, пока Сан-Ву наконец не спрашивает:

Никакого ответа не последовало, лишь опустив взгляд вниз, мужчина обнаруживает такую же визитку, которую дал ему незнакомец в метро. Сан-Ву поднимает её и переворачивает на обратную сторону. «Время: полночь, двадцать третье июня, место: прежнее, » — преодолевая туман в глазах читает он про себя надпись на визитке. С тяжёлым вздохом мужчина опускается на пол, оперевшись спиной об стену. Похоже там, где проводится игра, всё же решили дать им вторую попытку. Сан-Ву крепче сжимает визитку в кулаке — что же, это его второй шанс, шанс на то, чтобы всё исправить, и он его больше не упустит…

— Как?! Как ты меня обыграл?! Скажи! — отчаянно кричит Сан-Ву, тряся растерянного Али за грудки.

Али в ужасе смотрит на мужчину, которого буквально трясёт от страха и ярости, хлопая своими невинными, честными глазами, что выводит Сан-Вуна из равновесия ещё больше. Животный, первобытный ужас охватывает мужчину от понимания того, что он проигрывает, да что там мелочиться: он уже проиграл, ведь в кулаке зажат всего лишь один, последний шарик. «Лживый, лицемерный жулик! — со злостью думает он, даже не осознавая сначала того, что кричит это всё вслух в лицо Али, — притворяешься честным, а сам соврал, что не умеешь играть!» Каждый новый выстрел набатом бьёт по и так натянутым нервам, а от розового цвета уже до тошноты рябит в глазах, но Сан-Ву не желает подохнуть здесь и сейчас, он каждой клеточкой своего естества хочет выжить и победить. Направленный в его сторону пистолет, который почти касается виска, приводит мужчину в чувства и он отпускает напуганного Али, а затем падает перед ним на колени в новом приступе отчаяния.

— Прости меня, Али, прости, — говорит Сан-Ву дрожащим голосом, — я знаю, ты не жульничал, — добавил он, в принципе, сказав правду, ведь Али слишком честный и добрый, чтобы пойти на такой поступок, — но я не могу здесь сдохнуть — они убьют мою маму, если я не выберусь отсюда.

— Прости, Сан-Ву, — с виноватым видом говорит пакистанец, — но нет, у меня ведь тоже семья.

У первого всё холодеет внутри, когда он видит всю непроницаемость второго. «Нужно срочно что-то придумать, чтобы выжить в этой игре, » — отчаянно бьётся раненой птицей мысль в голове Сан-Вуна.

— Послушай, Али, — горячо говорит он, когда в голове зарождается план на своё спасение, — ты же прошёл так далеко только благодаря мне, это же я дал тебе деньги на автобус, это же я вырвал нам победу в перетягивании каната, а потом дежурил с тобой целую ночь! А перед игрой мы поклялись, что выберемся отсюда вместе, правда, Али?

По добродушному лицу пакистанца текут искренние слёзы, из-за чего Сан-Ву понимает, что он идёт по правильному пути, и мужчина взволнованно продолжает:

— Послушай меня, Али, поверь мне, помоги, и я нас выручу!

Сан-Ву хочет добавить «обещаю», но вспомнив о плане, мигом себя одёргивает — им не суждено выбраться вдвоём, но ему нужно, чтобы наивный соперник ему поверил.

— Ладно, что нужно делать? — спрашивает Али и Сан-Ву внутри ликует — поверил, поверил!

Сан-Ву, который уже вернул себе своё привычное хладнокровье, начал рассказывать план: определённо бредовый и несбыточный, но Али этого знать не обязательно, ведь так? Пакистанец сначала сомневается, но Сан-Вуну удаётся его убедить или, вернее сказать, обмануть. Пара убедительных аргументов, и вот мешочек с шариками Али у него в руках. Выстрелы на мгновение отвлекают пакистанца и этой секунды достаточно для его соперника, чтобы провести незаметную подмену: вместо шариков в самодельный мешочек из футболки Сан-Вуна отправляются обычные камни…

— Когда на таймере будет три минуты до конца игры, приходи сюда, — напустив на себя как можно более невозмутимый и искренний вид, говорит Сан-Ву, спокойно смотря Али в глаза и вешая на его шею злополучный мешочек с камнями.

Сколько нужно времени для предательства? Всего одна секунда. А сколько времени нужно для того, чтобы осознать и смириться с тем, что тебя предали? Тут и целой вечности не будет достаточно…

 У Али и этого времени не будет, ведь в ту секунду, когда он осознает жестокое предательство того, кого он считал другом, его жизнь безжалостно оборвёт пуля…

Сан-Ву слышит отчаянный зов Али, вздрагивает от прозвучавшего следом выстрела и сухого: 

«игрок сто девяносто девять выбыл»

, но он крепко сжимает кулаки, не давая эмоциям взять над собой верх — это и так его чуть не погубило в начале этой игры. Сан-Ву должен был это сделать, по другому просто было нельзя — ведь таковы условия игры, ведь когда на кону стоит твоя жизнь и деньги человечность отходит на второй план, 

ведь цель оправдывает средства, не так ли?

 Победителей же никто не судит. «Главное ведь победить, а каким средством я дойду до этой победы меня не должно волновать, не должно же? Ведь не должно же?» — повторяет эту фразу про себя Сан-Ву раз за разом, будто самую заветную молитву, пытаясь внушитъ себе уверенность в правильности своих действий, что ему всё равно на гибель Али, как и на гибель сотни других погибших до него игроков, но… Если ему так всё равно, тогда почему в ушах до сих пор стоит отчаянный голос пакистанца, зовущий его по имени, а с памяти всё никак не уйдут его добрая улыбка и эти по-детски наивные и чистые глаза?

Ги-Хун смотрит на него с таким осуждением и злостью, что на мгновение даже смешно становится, будто бы он забыл, где находится и благодаря кому он до сих пор жив! Идиот, который никогда не сможет поступить адекватно хоть раз в жизни! Благодетеля он, видите ли, включил! Жалеет стекольщика и карманницу! Слабак! «Если бы не я, то вы все подохли бы на этом грёбанном стеклянном мосту! — сердито думал Сан-Ву в ночь после ссоры с другом, — да что там, вы бы все подохли ещё при перетягивании каната!» Включать благородство в их ситуации это сплошное лицемерие. Они все — люди, попавшие в эту игру, так или иначе лицемеры, которые готовые на всё, чтобы прийти к победе и сохранить при этом свою шкуру в целости и сохранности, потому что победителем может выйти лишь один-единственный игрок. Но ничего, сейчас Ги-Хуну так или иначе придётся осознать эту горькую истину, когда они стоят друг напротив друга, готовые вступить в схватку, а дождь хлещет, будто пытаясь придать больше эпичности их последней битве. Скоро песок под ногами окрасится кровью одного из них, а второй уйдёт с деньгами, и Сан-Ву позаботится о том, чтобы с деньгами ушёл именно он сам, но аж никак не Ги-Хун. Удар, второй, выпад, ещё один… И вот Сан-Ву, прижавший Ги-Хуна к земле, уже готов покончить со всем этим раз и навсегда, вонзив нож в своего соперника, и занять «голову кальмара», вырвав этим действием себе победу, но нож входит в руку Ги-Хуна, а затем он вгрызается в ногу Сан-Вуна своими зубами, чем заставляет последнего отскочить. Вместо того, чтобы снова встать и напасть на соперника, Сан-Ву устало падает на землю, тяжело дыша. К тому времени они оба уже ранение, обессиленные от безумной, жестокой драки, но у Ги-Хуна ещё хватает сил прижать своего противника к земле и начать наносить ему удары.

— Ты их всех убил, — приговаривает он при каждом ударе, — это ты их всех убил!

Сан-Вуну при этих словах вдруг снова вспомнился Али, уже в который раз за эти проклятые сутки, проведённые в игре, воспоминания именно об этом поступке раз за разом преследуют его, затем в сознании на короткий миг вырисовываются затуманенные дымкой скорой смерти глаза убитой им Кан Сэ-Бёк… В сердце вдруг мелькает страх вместе с омерзением к себе, когда Сан-Ву осознаёт, в какое чудовище превратился в пылу игры, и именно сейчас, после слов Ги-Хуна, он осознал это как никогда прежде. Сан-Ву вдруг понял, что даже после победы в игре его жизнь уже никогда не будет прежней, ведь он пошёл на слишком чудовищные и низкие поступки ради того, чтобы дойти до финала на потеху зажравшимся богачам, которые сейчас наверняка за ними наблюдают, на душе становится гадко и мерзко от осознания того, в какого подонка он превратился всего за несколько дней. Одно Сан-Ву понял чётко: ничего уже не будет по-прежнему, он сам никогда уже не будет прежним, и никакие деньги этого не изменят — они не смоют крови с его рук, не заглушат голоса совести, не оправдают его мерзких поступков, совершённых во время игры, ведь он уже давно переступил черту человечности ещё, возможно, в момент, когда им был предан Али, или в момент убийства карманщицы, или даже ещё раньше, ввязавшись в финансовые махинации. Когда нож под яростный крик Ги-Хуна вонзается рядом с его головой, мужчина на мгновение жалеет о том, что друг всё же не решился пойти до конца и убить его. Секунду они просто смотрят друг другу в глаза, а затем Ги-Хун просто поднимается на ноги и уходит. Сан-Ву чувствует, как дождевые капли смывают кровь с его лица, краем глаза видит, как охранник наставил на него свой пистолет, ожидая, пока победитель наступит на заветный треугольник в вершине рисунка, шумно вдохнув воздух, он готовится принять свою смерть, даже желая, чтобы выстрел уже быстрее прозвучал, оборвав наконец-то его никчёмную жизнь, смешно, учитывая то, как ему хотелось жить в предыдущих играх настолько, что это повлекло за собой предательство в одной игре, и убийство во второй. Но время всё шло, а выстрела всё не было, зато тишину прервал голос Ги-Хуна:

— Нет, не могу, — кажется, голос друга был для него даже громче, чем шум ливня, — с меня хватит!

На игровом поле на мгновение царит тишина, прерываемая лишь шумом дождя, а затем голос Ги-Хуна звучит уже громче и уверенней:

— Третий пункт соглашения, — говорит он, — игроки могут отказаться от игры, если большинство будет «за». Если мы оба сейчас сдадимся, то вы же остановите игру?

«Зачем ты это делаешь?» — хочет спросить у него Сан-Ву, но слова будто комком застревают в горле.

— Игрок четыреста пятьдесят шесть хочет выйти из игры, — возвещает тем временем охранник холодным голосом, пока Ги-Хун снова нависает над другом.

— Сан-Ву… — тихо зовёт он.

— Я вспомнил, как наши мамы звали нас с улицы, когда был готов ужин, — прерывает его Сан-Ву, внезапно предавшись воспоминаниям из дества, — а мы настолько не хотели расставаться, что ходили ужинать друг к другу по очереди, помнишь?

Ги-Хун лишь кивает и со слезами на глазах протягивает ему руку.

— Вставай, — просит он друга, — выйдем отсюда вместе.

Сан-Ву лишь с болью на него смотрит, а затем продолжает:

— А помнишь наше знакомство? Я тогда сидел одиноко во дворе, а ты был единственным, кто, заметив моё одиночество, подошёл ко мне и предложил поиграть, как бы иронично сейчас это не звучало, в кальмара, мы тогда были в одной команде, даже одержали победу, — его голос заметно дрожит при этих словах, — как жаль, что этого всего больше не будет, — завершает мужчина с грустью, ему действительно было жаль, что больше не будет этих беззаботных дней детства, когда их ничего, кроме игр друг с другом, не заботило.

— Ну что ты, — говорит Ги-Хун, — мы живы, а значит всё скоро будет в порядке.

Сан-Ву лишь опускает взгляд, ничего больше не будет в порядке: дома их обоих ждут кредиторы, да и он не сможет смотреть матери в глаза после всего, что натворил. Глаза мужчины замечают нож, оставленный Ги-Хуном, который так и был воткнут в землю возле его головы — будет намного лучше и правильней, когда домой вернётся один лишь Ги-Хун… Сан-Ву опускает уже было протянутую в ответ к другу руку, а в его взгляде появляется твёрдая решимость.

— Ги-Хун, — тихо говорит ему Сан-Ву, — прости меня, за всё, — и прежде, чем друг понимает его намерения, он хватает нож и под испуганный крик первого вонзает его себе в шею…

Боли, как ни странно, не было, лишь чувство безумного облегчения. Последнее, что он помнит, это заплаканное лицо Ги-Хуна и свою последнюю просьбу: «помоги моей маме», сказанную из последних сил, а затем его обволокла темнота и наступил такой желанный им покой.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/11297906

Часть 1

настя с 97

Все люди лицемеры: эту непоколебимую, бесспорную истину Чо Сан-Ву успел очень хорошо усвоить, едва переступив порог юности.

Лицемеры

Комментарии (0)