Я спала до захода солнца. И опоздала к врачу. Прежде чем принять сидячее положение, я произвела поверхностный самоосмотр. Я чувствовала себя неплохо и не замерзла, но у меня была слабость, и мне снова хотелось есть. Похоже, зрение улучшилось, если, конечно, слово «улучшилось» означает четкость и обостренное чувство объема.

Я проверила автоответчик. И была потрясена, услышав Себастьяна, который наговорил сообщение напряженным и раздраженным голосом. Я слушала его снова и снова: «Милагро, это Себастьян. Перезвони мне прямо сейчас». Потом он назвал местный номер.

Я направилась к своему шкафу и достала оттуда коробку, спрятанную за рядами яркой одежды. Затем уселась на пол и принялась рыться в доказательствах нашей дружбы — оборванных театральных билетах, музейных проспектах, спичечных картонках с логотипами ресторанов и прочих памятных вещицах. Голос на автоответчике не мог принадлежать тому мальчику, который присылал мне эти забавные открытки. Я удалила его сообщение.

По пути в ванную я с ужасом заметила возле дырки в стене, проделанной накануне, аккуратно сложенные трупики крыс.

Покопавшись в памяти, я таки вспомнила, как, сжимая в руке отвертку, несла вахту на корточках возле отверстия в стене. Изо всех сил я пыталась отделаться от этого воспоминания, но тщетно. Предыдущей ночью меня буквально переполняла ярость. У меня больше не было сил мирится с тем, что из-за наличия грызунов мое и без того скромное жилище выглядит откровенно убогим. Каждая девушка должна придерживаться определенных стандартов, и если для этого необходимо заколоть несколько крыс, нет проблем — давайте отвертку!

Жаль, что от ночной злобы теперь не осталось и следа — подобные чувства помогают подавлять отвращение. Я старалась отвести взгляд от мохнатых трупиков, когда при помощи газеты запихивала их в пластиковые мешки. Потом произвела дезинфекцию пола, скобля его, как буйно помешанная домохозяйка, после чего бросила использованные губки и отвертку в другой мешок. Я вымыла руки в обжигающе горячей воде, стараясь очиститься от возможной инфекции. И только бросив мешки в мусорный бак, который стоял во дворе, я вновь почувствовала голод.

В очередной раз набрав номер больницы, я узнала, что сестра-консультант сможет ответить только через пятнадцать минут. У меня громко заурчало в животе, и я решила повесить трубку. Завтра надо попробовать попасть в больницу без записи.

После старательных поисков я обнаружила несколько долларов в кармане винтажной плисовой накидки. Счастливая находка придала мне сил, и, постояв под душем, я вновь отдалась позабытым за последние дни девчачьим занятиям — таким, например, как расчесывание волос.

Потом натянула свои самые узкие брюки, которые теперь висели на попе, и облегающую белую блузку. Самое ужасное состояло в том, что мои буфера утратили привычную внушительность, поскольку лифчик оказался великоват. Телефон зазвонил как раз тогда, когда я переодевалась в толстый свитер, чтобы понадежней скрыть складки на бюстгальтере.

— Милагро, это Мерседес.

— Привет, chica' , я как раз собиралась перекусить и заглянуть к тебе в клуб. Bailaremos у cantaremos' и все такое.

— Что у тебя происходит? — невесело спросила она.

— Что ты имеешь в виду? Я болела.

— Это уж я знаю. Но у тебя происходит что-то еще. Последнее время о тебе стали наводить справки.

Новость о том, что Освальдо разыскивает меня, была настолько волнующей, что я пропустила зловещий тон подруги мимо ушей.

— Потрясающий мужчина, грациозный как кот, немного странно одетый, волосы цвета охрового карандаша «Крайола», серебристо-серые глаза?.. — начала я.

— Нет, — оборвала она меня. — Непохоже, чтобы эти ребята хотели пригласить тебя на свидание. Ты ничего плохого не делала?

Мерседес застала меня врасплох.

— Зависит от того, как ты это «плохое» определяешь. Плохое с точки зрения морали, закона, этики или какая-нибудь халатность…

— Collate la trompa!' — рявкнула она. — Настолько плохое, что это заинтересовало бы полицию. Связанное с убийством, ограблением банка или фальшивыми деньгами.

— Мерседес, ты же меня неплохо знаешь, — оскорбилась было я, одновременно прокручивая в голове свои недавние поступки на предмет какой-либо противозаконности. — Как эти парни выглядели?

— Приходили несколько раз. Один был рыжий, приятный, худенький мальчонка. Он заявился во вторник или среду. Выспрашивал у Ленни и барменов, знают ли они тебя и где ты находишься. Надо сказать, он не вызвал никаких подозрений. Судя по всему, он гей, но с тобой поди разбери.

Что тут скажешь? Голубым я нравлюсь, и порой даже очень. По версии Нэнси, это происходит потому, что я выделяю сильные, сбивающие с толку феромоны; подобные еще используют при изготовлении ловушек для насекомых.

— Поскольку вид у него был совершенно безвредный, Джо признался, что ты иногда приходишь в клуб, — продолжала свою речь Мерседес.

— Рыжий худенький гей? — Я знаю двух рыжих геев и одного рыжеватого блондина неопределенной ориентации, но в данном случае что-то подсказывало мне, что речь идет о болтливом официанте. Интересно, откуда он все время берется?

— Другой — gavacho' , как будто только что из «Лиги плюща»' , блондин, этакий красавчик-богач. Мужик До Мозга Костей. Он попытался заплатить Ленни за информацию о тебе. У меня он не вызвал ни доверия, ни симпатии.

Почему Себастьян снова интересуется мной? Ведь прошло столько времени.

— Только не говори мне, Милагро, что ты занялась торговлей наркотиками, — сказала Мерседес. — Этот мужик плел какой-то бред — якобы его интересует твое творчество.

Тот факт, что подруга не принимает всерьез тех, кто интересуется моим творчеством, вызвал у меня негодование:

— Мерседес, неужели ты думаешь, что, торгуя наркотой, я была бы не в состоянии заплатить за свой коктейль? Я знаю того, о ком ты говоришь, и — веришь ты этому или нет — он уже признанный писатель. — Я не стала уточнять, что при этом он еще и порядочный говнюк. Возможно, Себастьян и вправду решил поговорить со мной о творчестве, а я взяла и удалила его сообщение и номер телефона со своего автоответчика. — Он телефона своего не оставлял?

— Нет, мы сообщили ему, что не знаем тебя, потому что все латинские шлюшки на одно лицо.

— Если бы ты была здесь, я бы тебя так по башке огрела! — В награду я услышала сдавленный смешок на том конце провода. — А что вы сказали на самом деле?

— На самом деле я сказала, что в клуб ходит очень много народу и такой, как ты, я не припомню.

— Спасибо за предупреждение, но не стоит беспокоиться. — Я была страшно разочарована, что обо мне не осведомлялся некий таинственный тип в странном прикиде, представившийся профессором Пепло Помпеи. Мой живот громко заурчал. — Кто сегодня играет?

Мерседес принялась нахваливать кантри-рокгруппу, которую она пригласила в клуб. Я никогда раньше не видела этих ребят, но Мерседес поклялась, что «они зажигают круче, чем моя мама у плиты перед пасхальным ужином».

— Кантри-рок? Небось какой-нибудь кантри-мрак, — выдала я, чтобы скрыть свое намерение пасть ей в ножки и поклянчить денег. Когда я бываю слишком мила, это вызывает подозрения.

— Ты такая равнодушная стерва!

— Ладно, если ты настаиваешь, я зайду.

— Как хочешь, — ответила она, но ее ответ прозвучал весело.

Теперь, когда я собиралась в «Мой подвальчик», мне нужно было подкорректировать свой наряд. Я надела длинные сережки, комплект браслетов со стразами и чудесный укороченный кожаный пиджак под леопарда. Такая кожа всегда в моде. А ноги я всунула в симпатичные красные босоножки с сексуальными узкими ремешками. Потом нанесла побольше косметики, чтобы скрыть круги под глазами, и в завершение накрасила губы алой помадой.

Когда я выходила из дома, меня вдруг одолела дрожь, которую я решила отнести на счет волнения по поводу того, что я снова иду в клуб и снова хорошо себя чувствую. Но хорошо ли? Цокая каблучками, я мчалась по направлению к супермаркету, хотя у меня подгибались колени и я почти рыдала от невыносимого голода. Постоянно спотыкаясь, я удерживалась в вертикальном положении при помощи рук, которыми вращала в воздухе, как мельница крыльями.

Мясной отдел супермаркета освещался красноватым светом. Сначала я схватила экономичную семейную упаковку фарша, но потом заметила, что в маленьких ванночках гораздо больше жидкости. Я стала перебирать товар в поисках подходящей цены. Из одной упаковки на мою руку пролилось немного крови. Не долго думая, я слизнула ее и ощутила весьма чувствительное покалывание во всем теле. Это потому, что я умирала от голода. Подняв взгляд, я заметила, что мясник, стоявший по ту сторону стеклянной витрины, смотрит на меня во все глаза. Наверное, я неплохо выгляжу, думала я, изящно шагая к выходу.

Кассиршу, которая работала в эту ночную смену, я уже как-то здесь видела. Я выложила отобранные упаковки и деньги возле ее кассового аппарата. Когда она взглянула на меня, я заметила, что в этот раз ее брови взлетели немного выше обычного.

Не дожидаясь, пока она посчитает деньги, я выскочила из магазина. Большинство маленьких магазинчиков и бутиков на нашей улице были закрыты. Дверь лавочки, торговавшей специями и пряностями, располагалась в углублении под выступом первого этажа. Я спряталась в темной нише.

Если девушка собралась в клуб, она должна выглядеть на все сто, поэтому я старалась быть аккуратной, отхлебывая жидкость из пластиковых ванночек и высасывая ее из сырого фарша до тех пор, пока мясо не стало сухим и серым. Энергия вновь захлестнула меня. Завтра я точно пойду к врачу. Надо ведь узнать, отчего возникает эта ненормальная тяга к мясу.

Я выбросила остатки еды в мусорное ведро возле станции метро и спустилась к перрону по ступенькам сломанного эскалатора. Пока поезд мчался по направлению к центру, я вспоминала Себастьяна таким, какой он был в ПУ. У него все было золотое — волосы, репутация и семья, и поэтому, когда он представился мне на лекции заезжего профессора, я была фактически ослеплена. Его дед, Фредерик Беккетг-Уизерспун, был магнатом, с которым по части международных дел советовались аж несколько президентов, однако сам Себастьян не интересовался ни экономикой, ни политикой. Он увлекался искусством, любил слушать лекции, ходить в рестораны и читать. Его всегда приглашали на вечеринки факультета, но не потому, что его семья делала щедрые пожертвования университету, а потому что он был симпатичный, обаятельный и умный. Женщины увивались за ним стаями, однако Себастьян тем не менее предпочитал проводить время со мной.

Можно ли возродить эту дружбу? Судя по нашей последней встрече — вряд ли, но где-то в глубине моей души надежда на это еще теплилась.

Покопавшись в сумочке, я извлекла из нее старую черствую жвачку. Так что уже на эскалаторе, когда я поднималась из метро, у меня во рту царила мятная свежесть. Я порадовалась, увидев, как много народу толчется возле «Моего подвальчика». У входа стоял Ленни. Заметив меня, он сладострастно ухмыльнулся, однако, стоило мне подойти поближе, улыбка тотчас сползла с его лица.

— Черт возьми, детка, что с тобой случилось?

Ни одна девушка, решившая вечером выйти в свет, не обрадовалась бы такому вопросу.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты немного это… ты хорошо питаешься? Ты ведь не куришь вместо еды и не голодаешь?

— Нет, Ленни, я болела гриппом. Сейчас мне лучше.

Похоже, мои слова не убедили вышибалу.

— Обязательно ешь как следует. Только собаки бегают за палками.

— Но парням тоже нужны палки, верно?

Ленни загоготал, и его рука скользнула на мою талию. Этот жест не был похож на привычное дружеское облапливание, скорее он смахивал на медосмотр, так как Ленни зачем-то тщательно ощупал мои ребра.

Я с трудом увернулась от его назойливых пальцев.

— Потом, фантом! Мне нужно отыскать Мерседес.

Клуб был полон народа, и со сцены, где находились четверо музыкантов, уже гремела музыка. И что же за белиберду они играли! Похоже на смесь Вилли Нельсона' и гаражного металла с элементами музыки сока, однако этот невероятный микс звучал даже круче, чем все его ингредиенты по отдельности. Вместо того чтобы искать Мерседес, я направилась к сцене. Вам знакомо это ощущение, когда, слушая песню, ты вдруг понимаешь, что это — черт побери! — лучшая песня из тех, которые ты когда-либо слышала? Именно это происходит со мной на шоу, которые устраивает Мерседес. Какой-то придурок обнаглел до такой степени, что решился схватить меня за отощавшую задницу и прижать к себе — разбежался, как же! Мне пришлось пнуть его ногой и покинуть танцпол, что меня ничуть не расстроило, потому что первое отделение концерта как раз закончилось.

Мерседес оказалась наверху — беседовала со звукорежиссером. Она высказалась не так нежно, как Ленни:

— Ты кошмарно выглядишь! Ты же говорила, что выздоровела.

— А как же твое любимое: «Невозможно быть слишком худой или слишком богатой»?

Она потащила меня на лестничную клетку, где свет был настолько ярок, что я сумела разглядеть все темно-коричневые веснушки на ее карамельной коже.

— Ты плохо выглядишь. Я бы отвела тебя к врачу.

Я улыбнулась и пожала плечами.

— У меня был грипп. Сейчас я чувствую себя лучше.

— Ты уверена? — спросила она, все еще сжимая мою руку.

Мне вдруг безумно захотелось признаться, что я пила кровь из упаковок с фаршем, поубивала крыс, которые выскребывали за стенами свои закодированные сообщения, и грезила поцелуями мужчины, чью болезнь я, скорее всего, и подхватила. Я с радостью прильнула бы к крепкому телу Мерседес, ощутила бы успокаивающее действие ее рук, сжимающих меня в мощном abrazo' , и послушала бы ее заверения в том, что все будет хорошо.

Но вместо этого я сказала:

— На самом деле у меня нет ни гроша. Я не давала консультаций и не работала в саду всю последнюю неделю. — В моем понимании я проболела примерно столько. — И мне не на что купить еду.

— Tonta' ! Могла бы и попросить.

— Я верну тебе, как только смогу.

— Да уж, пожалуйста, — заявила Мерседес. Она считает, что мне чужда трудовая этика. Как дочь иммигрантов, она беззаветно верит в необходимость усердного труда. Что же касается нашей семьи, то представители ее второго поколения, живущего здесь, — отец и моя мать Регина — объединили свои усилия исключительно для того, чтобы холить и лелеять последнюю.

Вторую часть концерта я слушала наверху. Мерседес принесла мне безалкогольный коктейль «Дева Мария» с дополнительной палочкой сельдерея и миску с крекерами «Золотая рыбка».

— Почти как томатный суп. — После нескольких лет работы в клубе Мерседес научилась делать полноценный обед из того, что закупалось для бара.

Коктейль и крекеры оказались очень вкусными. Через несколько секунд я почувствовала себя человеком, и это ощущение длилось почти сорок пять минут. Мерседес предложила отвезти меня домой, если я дождусь закрытия клуба, но я уже и так попросила слишком о многом.

Она отсчитала несколько двадцатидолларовых купюр и сунула их мне в руку. Для меня это было целое состояние, правда, на следующий день я должна была платить за квартиру. Поскольку этих денег все равно не хватило бы, я понадеялась, что хозяин с пониманием отнесется к моей ситуации и отпустит мне еще несколько дней на поиски необходимой суммы.

— Очень жаль, что не получается приобщить тебя к нормальной работе, — сказала Мерседес, задумчиво глядя, как я кладу деньги в карман. — Тебя можно сравнить с мелодиями Монка' — не всем нравится диссонанс, хотя в нем-то и заключается гений этого композитора.

— Я всегда могу выйти замуж за богача, — заметила я, и мы обе зашлись в диком хохоте, а потом долго не могли отдышаться.

Думаете, коварные кровопийцы существовали только в средневековых легендах? Так считала и обаятельная неудачница Милагро Де Лос Сантос. Но потом ее угораздило влюбиться в загадочного незнакомца. Пережив самый волнующий поцелуй в своей жизни, она вдруг почувствовала необычную жажду, утолить которую способны только истинная страсть и солоновато-пикантная кровь…

Любовь со вкусом крови

Комментарии (2)