Второе мая тысяча девятьсот девяносто девятого. С момента Битвы за Хогвартс и победы Волдеморта прошёл ровно год.

С момента смерти Нарциссы Малфой за предательство прошло триста шестьдесят четыре дня.

Восемь тысяч семьсот тридцать шесть часов, каждый из которых был испытанием для Драко. Жизнь без матери. Без поддержки и сочувствия. Материнской защиты. Безоговорочной веры и любви вне зависимости от обстоятельств и поступков.

Нарцисса соврала о смерти Гарри Поттера, глядя в лицо Тёмному Лорду. Она хотела пробраться в Хогвартс и спасти Драко. Хотела, чтобы война закончилась победой Ордена. Чтобы у её сына был шанс прожить свою жизнь без гнёта службы на психопата.

У Драко должен был быть шанс на счастливую жизнь, достойную его внутреннего мира. Нарцисса рискнула ради сына. Во имя веры в него. Веры в его светлое будущее.

Поставила на карту всё и проиграла.

Драко никогда не забудет, как мать вложила палочку ему в руку, как только он вернулся в армию Пожирателей во дворе Хогвартса. Как она подтолкнула его в сторону вскочившего с земли Поттера. Он знал, что должен успеть бросить ему палочку раньше, чем смертельное проклятие угодит в него и решит исход многолетнего противостояния. Но он не успел…

Волдеморт не заметил этого жеста, но он прекрасно понял, что Нарцисса предала его. И когда с Орденом Феникса было покончено, а Хогвартс превратился в руины, он обрушил свой гнев на семейство Малфоев.

Пытки Круциатусом не были чем-то новым для Драко, впрочем, как и для Люциуса. Но они стали настоящим испытанием для Нарциссы. Испытанием, из которого она не смогла выйти живой. В тот день умерла не только его мать, но и часть души.

И завтра будет ровно год, как её не было рядом.

Пока все праздновали победу, Драко ухаживал за розами матери в оранжерее. Он никогда не думал, что будет интересоваться и заниматься этим без неё. Мальчишкой он часами крутился возле матери в теплицах. Впитывал её любовь, наслаждаясь ароматом цветов и счастьем беззаботного взросления.

Драко не мог их бросить. Оставить одних, без поддержки и любви — как оставили его самого. Поэтому теперь уже он бережно относился к каждому стеблю и бутону. Нянчился, словно с детьми. Приходил каждое утро, ковырялся в земле, подстригал, поливал, удобрял. Ухаживал за розарием и небольшой магической лужайкой сочнейшей зелёной травы в попытке унять свою боль.

Драко был бесполезен для службы на Тёмного Лорда. С этим прекрасно справлялся его отец. Волдеморт не интересовался им как полноценным приспешником — скорее как инструментом давления и манипуляции над Люциусом. Иногда слугой для мелких и грязных поручений и прислуживания в доме. Другие Пожиратели тоже не испытывали к нему интереса. Никто не воспринимал его всерьёз, даже отец. Это позволяло ему быть в курсе всего.

Драко не знал, что ему делать с этой информацией, но она копилась в его разуме, словно в библиотеке. Если бы он мог, если бы ему выпал шанс, он бы с радостью поделился знаниями с остатками сопротивления.

Он знал, что где-то ещё оставалась горстка тех, кто готов бороться. Он слышал разговоры егерей после дежурств. Сидел за столом во время собраний и прекрасно знал обратную сторону видимой стабильности власти.

Бóльшая часть населения, которая никогда не принимала участия в войне и просто смирилась с тиранией, была бы рада свержению Волдеморта. Ему просто нужна возможность. Случай, чтобы он смог поджечь фитиль. И он даже не смел надеяться, что случай представится так скоро.

Выходя из оранжереи, Драко заметил, как егеря тащили в мэнор маленькую ведьму. Она была в грязи и крови, без палочки, с двумя тугими толстыми косами, свисающими ниже талии. И даже в таком состоянии она сопротивлялась так яростно, что он узнал её даже с такого расстояния.

Им удалось поймать Гермиону Грейнджер. Одну из немногочисленных лидеров оставшегося сопротивления. Члена Армии Дамблдора, Ордена Феникса, подругу и соратницу Гарри Поттера. Самую знаменитую грязнокровку Великобритании.

На секунду Драко даже испытал разочарование. Он думал, что Грейнджер должна была стать умнее с прошлого раза. Думал, что она не попадёт в такую же ситуацию повторно. Но с другой стороны, так даже лучше. Ведь она явно была той, кто сможет грамотно распорядиться этими знаниями и повернуть ход войны в нужную сторону.

Ему был нужен повод, чтобы подобраться к ней. И его даже не пришлось придумывать.

— Драко, спустись в подземелья. Там находится пленница, её нужно подлечить. — Люциус бросил уничтожающий взгляд на Скабиора. — Кто-то слишком увлёкся валянием в грязи вместо допроса…

— Будь ты там, Люциус, уверен, тоже не смог бы сдержаться! — Скабиор резко встал, рассерженный тоном лорда Малфоя.

— Никто не погладит вас по голове за кровосмешение с этим отродьем. Даже интерес к таким, как она, отвратителен и наказуем, — Люциус перевёл взгляд на сына.

— Никто и не собирался завязываться узлом в этой суке…

— Не смейте больше трогать её! — Люциус был зол из-за неповиновения Скабиора. — Она слишком важная пленница. С этого момента я сам займусь ей.

После ужина Люциус поймал Драко в коридоре на пути к подземельям и спешно прошептал на ухо:

— Не разочаровывай меня, Драко.

Интересно… От разговора отца со Скабиором и его странного напутствия стало ужасно любопытно.

Как Драко и предполагал, Грейнджер не просто допросили. Её явно изнасиловали и сильно избили. Из одежды на ней осталась только разодранная и висящая лохмотьями магловская кофта, настолько сильно пропитавшаяся грязью и кровью, что определить её первоначальный цвет не было возможности. Косы были растрёпаны и наполовину расплетены, создавая ужасающий хаос на голове.

Грейнджер забилась в угол камеры, поджав колени к груди и скрестив ступни. Стоило решётке захлопнуться, она вздрогнула и повернула голову в сторону застывшего у входа Драко. Её лицо так же было в крови, синяках и ссадинах. По тому, как потрескались её губы и кровоточил уголок рта, Драко понял, что они не побоялись запихнуть ей член даже туда. Как только она его не отгрызла… Ведь Гермиона Грейнджер точно не принадлежала к тем ведьмам, которые покорно приняли бы такую участь.

В камере воняло кровью, грязью, спермой и пóтом. Рвотные позывы были достаточно сильными. Чтобы не опорожнить желудок, Драко наложил на себя заклинание, блокирующее обоняние. Запахи практически пропали. Смазались до неузнаваемости.

Это не первый пленник, которого он должен был подлечить и привести в нормальный вид к моменту представления Тёмному Лорду. Возможно, не будь войны, а также давления чистокровной родословной, Драко мог бы стать прекрасным целителем. У него был явный талант.

От осознания, что искалеченная девушка, лежавшая в углу, твоя бывшая сокурсница… Соперница и враг в прошлом… Но всё равно человек, с которым ты провёл шесть лет своей юности за школьной скамьёй… От этого было хуже.

— Я здесь, чтобы вылечить тебя.

Гермиона смотрела на него ещё несколько секунд, а потом отвернулась обратно к стене, плотнее прижав руками колени к груди. Драко сделал шаг ближе и почувствовал странное волнение в животе. Ещё шаг, и узел стал ярче. Он не мог чувствовать её запаха, но осознание, что Гермиона Грейнджер омега, бладжером ударило по голове. Омега в стадии течки. Стало сразу понятно, почему они смогли её поймать. Понятна причина помутнения рассудка и массового изнасилования егерями. Напутствие отца…

— Не бойся. — От осознания, что он начинает возбуждаться против воли, даже не чувствуя её запаха за смесью смрада крови, грязи и действия заклинания, стало тошно ещё и от самого себя. — Я не буду тебя насиловать, Грейнджер. Ты мне не интересна.

Драко не стал подходить к ней слишком близко и, оставшись на расстоянии пары шагов, достал палочку.

— Для начала я тебя вымою. — Он не знал, зачем продолжал комментировать свои действия. — Агуаменти-максима!

Плотный поток воды вырвался из палочки и окатил её с ног до головы, смывая верхний слой грязи, пыли и крови. Это заставило её вздрогнуть и сжаться ещё сильнее. Затем Драко использовал Тергео

. Он понимал, что не сможет добиться идеальной чистоты, особенно когда она продолжала сидеть в позе эмбриона и жаться в угол камеры. Но так она хотя бы частично избавится от налёта позора и осквернения — это всё, что он мог сделать.

Когда все прикладываемые усилия показались достаточными, Драко сократил расстояние между ними и присел перед ней на корточки. Он взял её за предплечье, и она задрожала. Резко повернула голову и так смешно сморщила нос. Она явно обнюхивала его. Против воли… Но инстинкты не могли приказать ей забыть о своей природе даже в такой ситуации. А затем её глаза расширились от шока. Рот скривился в отчаянии, и она заплакала, сотрясаясь всем телом.

Вид её поражения и трагедии резанул ножом по сердцу Драко. Он не думал, что после смерти матери сможет испытать смесь этих чувств. Отчаяние, страх и желание защитить.

Сам не зная, что делает, он притянул её ближе и укрыл в своих объятиях. Гермиона уткнулась носом ему в грудь, сделала глубокий вздох и заплакала ещё сильнее.

— Прости, Грейнджер, — он не знал, почему это говорил.

— Мя… м-м-мя-я… — она оторвала голову от его груди и заглянула в глаза. — Мята. Ты пахнешь мятой. И свежескошенной травой…. Пе-пе… пергаментом…

— Мятные леденцы после ужина улучшают пищеварение. А если учесть, что бóльшую часть времени я провожу за садоводством и чтением, Грейнджер… Было бы странно, если бы я пах чем-то другим.

От его слов Гермиона зарыдала с новой силой. Драко не хотел разрывать объятия, но он понимал, что если пробудет тут слишком долго, то могут возникнуть вопросы. Ему просто надо было вылечить её. А затем придумать план, как вытащить её отсюда вместе со всем, что у него есть на Тёмного Лорда. Как сделать так, чтобы она смогла сбежать из этого ужаса с нужными записями и превратить своё поражение в победу и шанс для нормальной жизни?

Вылечить её лицо от ссадин и синяков не составило труда даже в таком положении. Исцеляя все повреждения, Драко одной рукой держал её за подбородок. Гермиона внимательно смотрела на него, скользя взглядом по лицу так, словно видела его в первый раз в жизни. Она изучала его из-за пелены непрекращающихся слёз. От пристального взгляда было неуютно, но Драко продолжал держать её в своих объятиях, неспешно водя руками вдоль тела, исследуя нанесённые травмы и тут же залечивая их. А Грейнджер всё так же смотрела на его лицо, уделяя особенное внимание глазам.

Драко наколдовал подстилку в углу и пересадил туда Гермиону. Ужасный жест. Словно коврик для собаки. Но он не должен выказывать ей больше сочувствия и участия, чем другим пленникам.

Он хотел развести ей ноги, чтобы проверить и вылечить разрывы, если они есть. Узнав, что она омега в стадии течки, он уже не сомневался, что они не ограничились только минетом. Гермиона сопротивлялась, но он смог заставить её выпрямить ноги. Драко не останавливаясь шептал, что не будет её обижать, что ему просто надо её вылечить.

К сожалению, ситуация с её вагиной была куда хуже, чем со ртом. Они её порвали. Смесь крови и спермы была размазана по её бёдрам, промежности и между ягодиц. Скорее всего они насиловали её вдвоём. От зрелища, представшего его взору, Драко вырвало. Он перегнулся через ногу Гермионы, и весь ужин оказался на полу.

Гермиона заскулила, свела ноги вместе и забилась в угол, заходясь в рыданиях.

Драко очистил пол от своей рвоты и вызвал эльфа.

— Топси, принеси мне бадьян и противозачаточное зелье.

Эльфийка исчезла с лёгким треском, чтобы практически сразу вернуться обратно с флаконами в руке.

— Без твоей помощи я не смогу вылечить тебя, Грейнджер.

Драко не ожидал, что она кинется в его сторону и выбьет флаконы из рук.

— Убирайся отсюда, — шипела она, словно змея. — Не смей лечить меня сейчас, чтобы завтра я прошла через всё это снова…

Драко не знал, что ей ответить. Он не мог пообещать, что завтра никто не вернётся в её камеру. Что она не будет ещё раз изнасилована. Егеря могли с лёгкостью ослушаться отца из-за своих инстинктов. Леденящее душу отчаяние выбивало Драко из равновесия.

Драко призвал бадьян, схватил её за ногу и потянул на себя. Гермиона упала на спину и с глухим звуком стукнулась затылком об пол.

Доставлять ей ещё больше неприятностей не входило в его планы, но он не мог сдержать дрожь в руках и правильно рассчитать силу своих движений. Тело предавало Драко, и он не знал, в чём причина.

Одним резким движением он развёл ей ноги и вылил на промежность целый флакон. Она закричала и задёргалась, но Драко крепко держал её бёдра, пока бадьян залечивал разрывы. Лёгким взмахом палочки он очистил её от остатков крови и спермы.

Мысль о том, что такие милые завитки лобковых волос могут быть только у этой ведьмы, сладко пронзила пах. Гермиона Грейнджер была кудрявой везде… И это добавило масла в огонь его возбуждения. Он сглотнул, подавив ещё один рвотный позыв от разочарования в себе. Испытывать похоть в такой ситуации казалось ему преступлением. Он трансфигурировал ей покрывало из своего платка, а затем небрежно накинул его на свернувшуюся калачиком фигуру. Поставил рядом флакон с противозачаточным зельем, наколдовал стакан воды и ушёл.

Этой ночью он не смог уснуть. Не помогло даже зелье сна без сновидений. Стоило ему закрыть веки, как за ними возникало лицо Гермионы. Исказившееся от боли и отчаяния. Её большие глаза, полные слёз.

Чувство неконтролируемого возбуждения и желания продолжали терзать Драко на протяжении всей ночи. Воспоминания о её изучающем взгляде и сморщенном от интенсивного дыхания носе искажались и воспринимались, как интерес и желание. Словно она могла интересоваться им как альфой. Словно была восхищена его феромонами.

Утром, испытывая головную боль от недосыпания и лёгкую тошноту, Драко призвал Топси и попросил её принести свои любимые яблочно-мятные леденцы. Нарцисса всегда готовила их ему на день рождения. Это было их традицией. К сожалению, он больше не мог получить эти леденцы в подарок. Но у него оставался запас с его семнадцатилетия. Осталось всего три конфеты.

Драко взял одну, закинул в рот и пошёл в оранжерею. Он подстриг траву на лужайке, полил цветы. Затем обрезал куст «Принцессы Маргарет»

 — любимого сорта роз матери, собрал их в букет и пошёл к ней на могилу.

Шёл дождь. И он вымок до нитки, сидя на траве у могилы. Падающие на лицо капли смешивались со слезами. Драко было больно. Ему казалось, что сколько бы времени ни прошло, он не сможет перерасти эту боль от потери матери, превратив её в светлую печаль.

Конфета почти кончилась, когда во рту появился привкус чернил. Он резко выплюнул остатки на ладонь. Из леденца торчал кусочек бумаги. Драко взмахнул палочкой, разрушая остатки карамели, и на его руке оказался маленький, плотно согнутый лист. Он положил его на траву перед собой и увеличил с помощью заклинания. Сложенный вдвое пергамент и небольшой ключ. Он разворачивал записку дрожащими руками, сбросив ключ на траву:

Драко уронил письмо и укусил себя за кулак, чтобы не закричать. Его плечи сотрясались от рыданий. Мать пыталась спасти его множество раз. И поскольку не могла действовать открыто, изобрела хитроумный план. Он всегда очень сильно любил эти конфеты. Но события того лета не располагали к тому, чтобы увлекаться сладким. А потом он просто берёг каждую конфету, как самый дорогой артефакт. Словно они были философским камнем, продлевающим его жизнь.

Драко достал платок и аккуратно поднял портключ. Нарцисса была самой лучшей матерью. Даже несмотря на смерть, она помогла ему в трудный час. Он знал, что должен сделать.

Стараясь сохранять спокойствие, он добрался до комнаты и сел за письменный стол. Мелким, уверенным почерком записал на самом длинном свитке в своей жизни всё, что знал и помнил. Извлёк несколько значимых воспоминаний, спрятал их в колбу, а затем приступил к написанию письма. Слова долго не шли. И он сжёг по меньшей мере десяток листов, прежде чем остался доволен:

Драко завернул уменьшенный в сто раз свиток в письмо, с помощью заклинания левитации положил сверху портключ и вызвал Топси. С помощью эльфийки он растопил оставшиеся две конфеты матери и сделал из них одну. Достаточно большого размера, чтобы она долго рассасывалась во рту и смогла спрятать в себе всё, что он решил доверить Гермионе. Для верности Топси добавила чары стойкости, что гарантировало необычайно длительное время растворения.

Теперь осталось только передать её ведьме. Ему был нужен повод попасть в камеру без привлечения внимания.

Через три дня он появился.

— Тёмный Лорд возвращается в поместье завтра к вечеру, — обратился ко всем за ужином отец. — Драко, спустись к грязнокровке. Она должна быть работоспособной к завтрашнему дню.

Драко заранее наложил на себя заклинание, подавляющее обоняние. Он знал, что к ней ещё несколько раз спускался Люциус для допроса. И ему так и не удалось выбить из неё даже крохи информации.

Неприятное чувство вины и стыда мучило Драко, но он боялся проявить излишний интерес к её персоне, дабы не выдать весь план. Но при этом он не мог не бросить несколько фраз о том, что его интересует, каково это — быть с омегой в течку. Ему только должно было исполниться девятнадцать, и он не то что никогда не был с омегой, он даже не успел узнать, что такое секс с обычной ведьмой. Поэтому пара фраз и лёгкое любопытство к процессу, как он считал, могли помочь ему сымитировать интерес в нужной плоскости. Так он смог бы инициировать физический контакт, выходящий за рамки его обязанностей, чтобы незаметно передать конфету и при этом не вызвать подозрений.

Драко понимал, что нельзя терять бдительность в этом случае, он должен проявить предельную осторожность. Ему всегда казалось, что у поместья есть глаза и уши в каждой стене. И, возможно, этот план был ужасен. Так как Люциус явно выразил своё недовольство из-за проявления такого рода интереса к ней даже со стороны егерей. А он практически не считал их за людей. Но у Драко не было плана лучше, чем сыграть на буйстве гормонов.

Просто угостить Грейнджер конфетой? Она могла выплюнуть её, приняв этот жест за попытку отравления. Могла сгрызть её и сразу же добраться до портключа — в таком случае всё окажется слишком очевидно. Могла проглотить её, и тогда даже с работающим портключом она не получит нужных сведений. Если её, конечно, не разорвёт от перемещения…

Гермиона была упрямой ведьмой. И за все четыре дня пребывания в плену она ни разу не поела. Возможно, таким образом она пыталась исключить возможность принятия сыворотки правды.

Возможно, она надеялась ослабить своё состояние настолько, чтобы стать бесполезной и впасть в беспамятство. Дабы не осознавать, кто и что с ней делает.

Возможно, это просто было обусловлено её состоянием.

Драко на самом деле не знал, что переживали омеги во время течки. Ели ли они вообще, как вели себя и что пили? Они были удивительно редкими среди чистокровного волшебного населения в последние столетия. Тогда как среди маглов они встречались в избытке.

Гермиона даже не шелохнулась, когда он вошёл в камеру. Она лежала, свернувшись калачиком в дальнем углу на подстилке, которую Драко сделал для неё в первый раз. Пройдясь по её фигуре беглым взглядом, он понял, что, возможно, сейчас ситуация была лучше, чем он успел себе представить. Он убрал накидку и пристально осмотрел её прижатые к груди ноги. Никаких следов от пальцев, крови и засохшей спермы. Возможно, угроза отца действительно сработала, и её больше не насиловали. Он не знал наверняка. Но почему-то хотел в это верить.

Драко покрутил конфету во рту и принялся за дело. Вылечил ссадины и кровоподтёк на скуле — явно удар из-за молчания. Обработал многочисленные резаные раны на предплечьях. Убрал гематому и синеющий след от хватки жёстких пальцев на шее.

Гермиона избегала его взгляда. И сохраняла молчание. Единственное, что выдавало её состояние — это глубокое прерывистое дыхание и бешеное сердцебиение. Если бы Драко не знал её, и обстоятельства их встречи были другими, он бы решил, что такая реакция тела — результат возбуждения. Но он понимал, что это всего лишь страх и ненависть.

И ему стало противно от того, что он собирался сделать дальше. Но он надеялся, что она поймёт и подыграет ему раньше, чем успеет ещё больше возненавидеть.

Закончив с лечением, Драко снова применил серию очищающих заклинаний. Остатки её кофты оказались настолько грязными, что их было невозможно вычистить, восстановить или трансфигурировать. Поэтому одним взмахом палочки он уничтожил бесполезные клочки ткани.

Гермиона, сидящая на подстилке в углу камеры, осталась абсолютно голой. Она вздрогнула и стала дышать ещё чаще. У неё была потрясающая грудь с карамельного цвета ореолами и шоколадными сосками. Возбуждение от вида её голого тела прострелило Драко, словно молния. Член заныл от напряжения и неудобного положения в штанах.

Не так. Это не должно принимать такой оттенок…

Он просто должен сымитировать интерес, поцеловать её, передать конфету и уйти. А ночью, когда карамель растает, Гермиона Грейнджер должна исчезнуть из поместья, а Драко наверняка умрёт за предательство сразу же после возвращения Тёмного Лорда.

Тьма

Елена Хвойная

Alice Bolognini

Слова долго не шли. И он сжёг по меньшей мере десяток листов, прежде чем остался доволен написанным:

«Грейнджер, прости за всё. Верю, ты надерёшь зад Волдеморту!»

Роулинг Джоан «Гарри Поттер»

Гарри Поттер

альфа!Драко Малфой/омега!Гермиона Грейнджер

Драко Малфой/Гермиона Грейнджер

Нарцисса Малфой

Люциус Малфой

Рон Уизли

Скабиор

Луч надежды

ru-luch-nadejdy-elena-hvoinaya-beta-alice-bolognini

Двадцать третьего сентября тысяча девятьсот девяносто девятого года Гермиона Грейнджер — одна из лидеров сопротивления — убила Лорда Волдеморта в битве за Министерство магии.

Двадцать четвёртого сентября Малфой-мэнор, в котором на тот момент прятались уцелевшие Пожиратели смерти, был взят аврорами и борцами сопротивления. Люциуса Малфоя убили во время сражения.

Драко был захвачен в плен Рональдом Уизли. Он не оказывал никаких попыток сопротивления аресту или транспортировке в министерскую камеру. Но, несмотря на то, что Драко бросил палочку к ногам ворвавшегося в оранжерею Рона сразу же, как его увидел, он получил многочисленные травмы, связанные с избиением в магловском стиле.

Рон сломал ему нос и два ребра. А также Драко получил сотрясение мозга и трещину в теменной кости от многочисленных ударов затылком о мраморный пол. Возможно, если бы не Гермиона, которая остановила Рона в последний момент, то он забил бы его до смерти.

Драко был рад её видеть. Грязную, с растрепавшимися волосами, но живую и воинственную. То, как легко и непринуждённо она сократила дистанцию между собой и Роном, как обняла его, пытаясь успокоить, резануло Драко чувством горечи. Он не имел на это права, но когда он увидел её руки на его плечах, в нём тут же взыграли печаль, злость и ревность.

Судебные разбирательства над пойманными Пожирателями проходили достаточно быстро. И Драко надеялся, что его суд тоже не за горами. Но его слушание почему-то оттягивали. Ему не дали адвоката, с ним даже никто не разговаривал и не отвечал на его вопросы. Почему камеры пустели, приговоры относительно других Пожирателей выносились один за другим, а его судьба словно застыла? Это очень давило на Драко. Конечно, камера в Министерстве это не Азкабан с дементорами, но неизвестность была ничуть не лучше вечного холода.

Прежде чем состоялось судебное заседание по делу Драко, прошло практически полтора месяца. В начале ноября его, закованного в цепи, привели в зал суда. Визенгамот собрался в полном составе. Он сразу же заметил рыжеволосую макушку Уизли в дальнем углу, но продолжал водить глазами по лицам присутствующих в поисках Гермионы. Драко не мог даже надеяться на то, что она после всего пережитого в его доме и того, что он с ней сделал, придёт на его суд. Не мог, но почему-то надеялся.

И каково же было его удивление, когда он нашёл её на наименее возможном месте — за столом защиты. Грейнджер была одета в серую мантию явно слишком большого размера. В руках она держала книгу, а из кармана торчали три склянки — возможно, она принесла с собой воспоминания.

Прежде чем прозвучало объявление о начале слушания, их взгляды пересеклись. У неё было решительное выражение лица. Агрессивно нахмуренные брови. Но ужасно болезненный вид. Когда она резко повернула голову, он уловил слабую рябь чар гламура, мерцающих на её лице. Впрочем, когда она стала двигаться по залу во время своей речи, он заметил такую же лёгкую рябь на всей её фигуре. Ему стало интересно, что она скрывает.

— Это совершенно исключено, мисс Грейнджер!

Голос одного из членов суда вывел его из оцепенения и отвлёк от наблюдения за Гермионой. Драко вернулся в реальность и попытался вслушаться в разговор.

— Защищаемый вами обвиняемый совершил достаточно злодейств, чтобы не просто отправиться в Азкабан, но и получить поцелуй дементора…

— Это просто абсурд! — грудь Гермионы вздымалась от активного дыхания. Она явно выходила из себя. — Драко Малфой не достоин ничего из перечисленного. Он не может считаться полноправным Пожирателем смерти, так как принял метку не будучи совершеннолетним. Он не смог убить ни одного человека за время войны. Я предоставила вам воспоминания: мои и Рональда Уизли о всех наших взаимодействиях с мистером Малфоем во время войны. Каждый раз он проявлял сомнения. В решающие моменты Драко находился на стороне сопротивления даже в большей мере, чем на стороне Пожирателей смерти. Именно мистер Малфой отказался опознавать Гарри Поттера во время его поимки в Малфой-мэноре, что выиграло для нас время и помогло сбежать. Именно благодаря Драко я смогла сбежать из заключения во второй раз. Он дал все необходимые нам сведения для завершения этой войны. Я не вижу причин заключать его в тюрьму за то, что он оступился в самом начале. Ведь даже это не было его выбором!

— Мисс Грейнджер, ваша речь очень пламенна, и это действительно выставляет мистера Малфоя в выгодном свете, но, к сожалению, как нам известно по опыту прошлой войны и связанных с ней помилований, змея, даже маленькая, всё равно остаётся змеёй, — мужчина поднял руку ладонью вверх на открывшую было рот Гермиону. — Довольно. Судьбу мистера Малфоя решит голосование. Поднимите руку, кто согласен с тем, что мистер Малфой заслуживает поцелуй дементора.

Когда вверх одновременно поднялись тридцать шесть рук из сорока восьми членов Визенгамота, у Гермионы подкосились ноги, и она упала на колени. Драко дёрнулся к краю клетки, загремев цепями, словно действительно мог ей помочь. Когда начали оглашать приговор, к ней подбежал Рон и помог встать. Она прижала ладони к лицу, и по тому, как тряслись её плечи, Драко решил, что она плачет. Уизли вывел её из зала. Всюду мелькали вспышки колдокамер.

Этим же вечером его доставили в Азкабан. Поцелуй был назначен на конец ноября. Даже чтобы умереть, было необходимо выждать очередь из таких же смертников, как и он.

Драко было страшно. И ужасно холодно. Он успел познакомиться с дементорами сразу же после попадания в камеру. Ужас, поселившийся в нём после первой встречи, был невероятно всепоглощающим. Всё время, пока дементор питался его эмоциями, Драко чувствовал леденящий душу холод, видел образ Нарциссы, содрогающейся под пытками Волдеморта, слышал её крики.

У него начали трястись руки, а по ночам продолжали преследовать кошмары. Очень часто в них появлялась Гермиона. Всегда со слезами на глазах. В каждом его сне она была в таком же состоянии, в каком он увидел её после первого допроса. Изнасилованная и избитая. Очень скоро этот образ также стал частью ужасных встреч с дементорами.

Больше всего на свете ему хотелось иметь хотя бы призрачный шанс на другую жизнь. Возможность просто жить, любить и не знать войны. Драко плакал, понимая, что этого у него никогда не будет.

В день, на который был назначен поцелуй, по закону давалась возможность на свидание. Драко некого было звать. Всё это казалось насмешкой над смертниками. Даже если бы мог, он бы 

 не позвал. Лучше уж умереть, не имея возможности вспомнить и увидеть. Не успеть ещё раз осознать, чего тебя лишают.

Поэтому он испытал глубочайшее удивление, когда за ним пришёл стражник и повёл в комнату для свиданий. Там было пусто, если не считать двух авроров. Какое-то время Драко сидел в полнейшей тишине, пока не услышал голоса за дверью.

— Вам придётся снять с себя все чары, таков порядок.

— Тогда вам будет отказано в встрече.

— Прошу вас, можно я оставлю хотя бы эти?

Послышалось невнятное ругательство, а затем лязг затвора. Дверь в камеру отворилась, и в комнату вошла Грейнджер. На ней снова была огромная мантия — на несколько размеров больше, чем нужно. С капюшоном, отделанным мехом, она казалась очень тёплой.

От удивления и шока Драко встал и сделал в её сторону несколько быстрых шагов, прежде чем его схватили авроры.

— Вам не разрешается прикасаться к друг другу.

Его грубо усадили обратно за стол. Драко всё так же смотрел на Гермиону. Он не мог оторвать глаз от её лица. Она похудела, под глазами залегли тени, а скулы стали практически такими же острыми, как и у него. Нос и щёки были красными от холода, а сама она выглядела чересчур бледно. И, несмотря на тёплую мантию, она дрожала. Возможно, от холода, а может быть, и от волнения.

Гермиона перевела взгляд на стоящих у стены авроров и вопросительно вскинула бровь.

— Всё это обязательно? Я знаю, что с другими пленниками такие меры не соблюдались.

Те продолжали упрямо молчать.

Гермиона переключила своё внимание на Драко. У неё заблестели глаза, и ему показалось, что она готова расплакаться. Она прошла к столу и села напротив него.

Поток воздуха от её передвижений разрушил холод и могильный запах Азкабана сладким ароматом «Кроун Принцессы Маргарет». Любимой розы его матери. Ароматом, с которым у Драко ассоциировалось детство, счастье, дом и любовь.

Гермиона Грейнджер пахла любимой розой его матери.

Она пахла, как его амортенция…

Осознание этого факта вкупе со всем, что несла в себе история их отношений, резануло по сердцу Драко гоблинской сталью. Стало невыносимо больно. Он почувствовал, как защипало глаза от подступивших слёз.

Гермиона не ответила и посмотрела ему в глаза. Они были влажными у обоих, но ни одна слезинка не успела скатиться по их щекам. Грейнджер протянула руку на середину стола, Драко отзеркалил её движение, чем вызвал нервное подёргивание у стоявших позади авроров.

— Прости… — она попыталась улыбнуться, но вышло ужасно. — Я пыталась. Так долго готовилась, столько раз просила перенести твоё дело, чтобы точно быть готовой. Я… Они просто давали мне ложную надежду, хотя сами заранее знали исход.

— Неважно, — он сократил расстояние между их ладонями так, что почувствовал её тепло, практически прикоснулся. — Ты не должна была делать даже этого. Я очень благодарен тебе, Гермиона. Ты сделала даже больше, чем могла бы. Но я искренне верю, что заслужил свой приговор. Меня не пугает такой исход. Тебе не стоит переживать обо мне.

— Как скажешь, — она была удивительно покорной.

Драко лгал. Он боялся. Отчаяние и сожаление бурлили в нём, не давая покоя. Он надеялся, что сможет отделаться заключением. Пускай даже десяти- или пятнадцатилетним. Он мечтал, что ему просто позволят пройти испытательный срок. Даже был готов отказаться от магии, но он хотел жить. Он мечтал жить. Любить. Быть счастливым.

Но Драко не хотел говорить Гермионе ничего из этого. Эта непонятная связь, которая образовалась между ними, как только он увидел её на полу камеры, была нерушимой. Тогда он не понял, почему и зачем. Сегодня, когда он ощутил её запах, в его голове всё прояснилось.

Но Гермиона Грейнджер была его истинной омегой…

И, в отличие от Драко, она поняла всё и сразу. В тот момент, когда он присел перед ней на корточки в камере подземелья своего дома.

Комната снова погрузилась в тишину. Изредка, словно сквозь толщу воды, до их ушей доносились крики заключённых и вой ветра. Но всё это казалось настолько далёким и холодным по сравнению с тем, что происходило внутри комнаты для свиданий. За маленьким столом. Между ними. Без слов. Во взглядах, устремлённых друг на друга.

— Если бы мог, что бы ты изменил? — первая слеза всё же скатилась по её щеке.

— Хм, — Драко усмехнулся и постарался придать своему голосу бодрости: — Слишком многое, Грейнджер.

Ему хотелось переписать всю свою жизнь. Единственное, что он хотел бы оставить нетронутым — Нарциссу. О лучшей матери нельзя было и мечтать.

Хотя он хотел бы, чтобы Гермиона всё так же была его истинной омегой, но их встреча состоялась бы при других обстоятельствах. Ведь лучшей ведьмы на эту роль нельзя было и придумать. Решительная, умная, острая на язык, отважная и такая добрая. Она смогла бы справиться с его характером. Величины её сердца хватило бы на все его недостатки.

Как бы Драко хотел быть её другом, знать и вызвать доверие ещё до момента, как Гермиона раскроется омегой…

Доверительные, здоровые отношения. Семья. Дети.

От мысли о возможных детях с Гермионой стало больно. Ему было девятнадцать, он стоял на пороге самой ужасной смерти в мире волшебников, но смел мечтать о счастье и детях с омегой, которая никогда бы не принадлежала ему, даже если бы обстоятельства сложились по-другому.

Гермиона фыркнула и вытерла слёзы. Она убрала руку со стола и спрятала её под мантию. Непонятное движение, словно она гладила свой живот.

— Пожалуй, я бы тоже многое изменила… — она закусила губу и посмотрела ему в глаза. — Ты когда-нибудь думал, как назвал бы сына?

— Скорпиус, — Драко ответил, хоть вопрос и показался ему глупым в этих обстоятельствах. — Скорпиус Гиперион Малфой.

Смех Гермионы разнёсся по камере, прыгая по стенам, словно солнечный зайчик.

— По-моему, звучит очень даже круто, Грейнджер! — Драко не выдержал и тоже рассмеялся.

— Я готова поспорить, Малфой, — они улыбались, смотря друг другу в глаза.

— Это традиция семьи Блэк. Думаю, что мама хотела бы, чтобы я придерживался её, даже будучи Малфоем, — при упоминании Нарциссы веселье, на секунду поселившееся между ними, исчезло.

Дверь в комнату распахнулась, и вошёл сопровождающий, который привёл сюда Гермиону.

— Ваше время вышло, прошу на выход.

У Драко скрутило живот, и задрожали руки. Он сразу же постарался спрятать их за спину, но Гермиона успела заметить этот жест. В её глазах вновь появились слезы.

— Могу я сопроводить его на казнь? — голос звучал настолько обречённо, что строгость во взгляде охранника исчезла, и он кивнул.

Плечом к плечу, в нескольких сантиметрах друг от друга они вышли из комнаты для свиданий и пошли по направлению к камере для смертных приговоров. Драко чувствовал аромат Гермионы. Он одновременно придавал ему решительности и тут же отнимал её.

Пронизывающий до костей ветер не стихал даже в коридорах. Мантия Гермионы прилипла к ней от наиболее сильного порыва, обрисовывая её фигуру. На границе периферического зрения Драко уловил у неё под грудью несвойственный стройному женскому телу шар, спрятанный под одеждой. Сам не понимая, что делает, он вскинул руку и распахнул полу её мантии. Тёплый вязаный свитер был туго натянут на округлом и высоком животе.

Драко прижал к нему ладонь, и практически в это же мгновение его схватили сопровождающие авроры. Но прежде чем они успели оттащить его от неё, он почувствовал рукой слабый, еле заметный толчок.

Грейнджер была беременна.

Драко попробовал вырваться из хватки авроров. Он не мог расстаться с ней сейчас. Но они упрямо продолжали тащить его в противоположную сторону — к камере с дементорами.

— Стойте! — Гермиона закричала и кинулась к нему, но её схватил сопровождающий их стражник.

Дальше всё происходило настолько быстро, что Драко не был уверен в том, что видел.

Гермиона ударила удерживающего её мужчину в пах и, достав палочку из-за пазухи, бросила в тащивших его авроров заклинание подножки.

Драко упал вместе с ними, но приземлился сверху, что дало ему возможность встать и кинуться навстречу Гермионе. Она бросила связывающее заклинание в лежащих на полу мужчин и прыгнула в объятия Драко.

Губы Гермионы накрыли его рот. Драко подумал, что ведьма хочет его поцеловать, но она лишь протолкнула ему в рот конфету и в следующий же момент отскочила на расстояние вытянутой руки.

Драко понял, что она хотела сделать. Он даже представить боялся, чем это могло ей грозить. Поэтому он хотел достать конфету изо рта. Он прокатил леденец на языке и зажал между зубами.

Пока он поднимал руку ко рту, Гермиона замахнулась и ударила его кулаком в челюсть снизу-вверх.

Конфета треснула. И в следующий миг Драко почувствовал, как невидимый крюк подхватил его за живот и унёс прочь. Последним, что он увидел, была улыбающаяся Гермиона с блестящими от слёз щеками и схвативший её охранник, который успел оправиться от болевого шока.

Приземление вышло буквально выбивающим дух. Драко упал на спину с такой силой, что на долгие, долгие десятки секунд забыл, как дышать. В лёгких не осталось воздуха. Грудную клетку свело и скрутило спазмом, а позвоночник прострелило острой вспышкой боли.

Драко лежал на промозглой земле, на него падал снег, а потом то, что было в карамели, начало резко увеличиваться. Пришлось перевернуться на бок и выплюнуть остатки конфеты.

Предметы, которые были спрятаны в леденце, стремительно возвращали себе свой прежний размер. Так совсем скоро перед Драко лежал ворох мужской зимней одежды, обувь — всё магловское. Какой-то непонятный маленький блокнот в бордовой обложке с золотым орлом, пластиковая карта, связка ключей, шкатулка изумрудного цвета, дневник и записка.

Драко сел и сразу же взял в руки маленький клочок пергамента. Развернул его и начал читать, держа бумагу трясущимися пальцами:

Драко перечитал послание десяток раз, прежде чем закричать от переполняющих его эмоций. Он выбросил записку под ноги и заплакал, пряча лицо в коленях.

Снег продолжал неспешно падать, заполняя всё окружающее его пространство пушистым белым ковром.

Драко понимал, что никогда не сможет её забыть.

Она дала ему шанс на новую жизнь без оговорок на прошлое. Спасла его от самого ужасного, что можно было себе представить.

Он никогда не сможет забыть Гермиону Грейнджер. Самую смелую и отчаянную ведьму, которую он знал. Ведьму, укравшую его душу и сердце.

И Драко точно знал, что он никогда и ни за что не позволит ей пожалеть об этом решении.

Он проживёт свою жизнь без призраков прошлого, гнёта вины и неправильных решений. Он сделает всё, чтобы шанс, который она ему подарила, был оправдан сполна.

Он никогда не сможет её забыть.

Восход

Двадцать пятого декабря две тысячи четвёртого года в маленьком коттедже на границе с Зильбервальдом

 молодая беременная омега выйдет из дома и подойдёт к почтовому ящику, на котором будет висеть табличка:

Среди утренних писем и журналов она найдёт незнакомую странную газету на английском языке. На секунду ей даже покажется, что картинки на ней двигаются. Девушка вернётся в дом и, оставив почту на обеденном столе, примется готовить завтрак. Её муж спустится чуть позже, обнимет со спины и поцелует в висок, ласково проведя руками по внушительному животу.

Schönen guten Morgen, meine Kleinen. Frohe Weihnachten!

Луч надежды

Содержание

Тьма

Восход

Свет

Комментарии (0)