      Если любовь — это не более чем химическая реакция в мозгу, индуцирующая блаженство, то безответная любовь — психиатрическое заболевание, так и не внесённое в МКБ-10.

Как и у шизофрении, у безответной любви бывают обострения. Обострения — тот же фатализм, известная закономерность, предрешённый исход. Этакая религия для поехавших и убогих. Своего рода оправдательный приговор. Сойдет что угодно. Ты можешь принимать горшок с геранью за родную мать, покрываться псориазной коркой, лезть в петлю или биться головой о стену, пока не искрошится твой твёрдый лоб.

Смысл в том, чтобы дать себе волю. Найти золотой билет под шоколадной обёрткой: смена сезонов, изменение длины светового дня, магнитные бури и перепад температур.

У Шин Джэрён с головой всё в порядке. Просто время не имеет для неё значения, её межсезонье приходит каждый раз, когда ровное постукивание сердца усиливается, а её пальцы покалывает фантомным ощущением мягкости чужих волос. Под ногтями чужая кожа, отпечатки хранят историю недавних прикосновений к нему — к Чон Чонгуку.

Он — её лучший друг. Её межсезонье. Её обострение. Её помешательство. Её безответная любовь, которую так и не внесли в МКБ-10.

— …Очевидно, мы оба не настроены на серьёзные отношения, — Мин Юнги двадцать девять, он достаточно известный музыкальный продюсер, автор песен и куча всего ещё, что Хваён не успела расписать Джэрён в сообщении. Мин Юнги смотрит на неё прямо, обнажая взглядом и её незаинтересованность в отношениях, и скуку от очередного свидания вслепую, и, кажется, даже то самое — сокровенное, 

. Мин Юнги двигает пальцами стакан с кофе в сторону и упирается локтями в стол, складывая пальцы в замок под подбородком. Кривит насмешливо уголок губ и продолжает:

— Позволь говорить прямо. Ты симпатичная, в моей системе координат даже красивая, и если это взаимно, то мы можем…

— Потрахаться? — прерывает его Джэрён, фыркая в стакан с кофе и вызывая тем самым маленькое цунами в кружке. Она откидывается на спинку стула, прикрывая глаза, и делает шумный вздох, как учил наставник по медитациям из Ютуба.

Её не раздражает и тем более не обижает чужое предложение — ей от него примерно никак. Она благополучно преодолела стадию «секс без обязательств, как обезболивающее» ещё полтора года назад на третьем курсе, когда у Чонгука появились первые серьёзные отношения. Способ был работающим, но с краткосрочным эффектом, ставящим перед выбором: либо спать каждый день с новым парнем (проще тогда уж в эскорт, чтобы и деньги получать), либо найти постоянного партнера. От последнего она отказалась по причине Чонгука — какой смысл, если каждого сравниваешь с тем, кто лучший во всём, за что берётся, по определению? От первого — из-за здорового страха подхватить что-нибудь по дороге обезболивания.

— Я так-то не против, но вынуждена отказаться. Для меня это пройденный этап.

— Окей, — понимающе кивает Мин Юнги, которому двадцать девять, и встаёт из-за стола, чтобы уйти.

Джэрён не провожает его взглядом; он не останавливается у входа, чтобы обернуться. Они расстаются случайными знакомыми, которые никогда больше не увидятся, просто потому что линии их жизней пересеклись не в то время и не в том месте.

Она наклоняется к стакану с кофе, цепляя зубами трубочку, и открывает каток

 на телефоне, чтобы отписаться подруге и дать знать, что с ней всё в порядке.

: «лучшее свидание, которое ты мне когда-либо организовывала: максимально быстро, по делу и безболезненно в конце».

: «ты опять обломала чувака? клянусь, если ещё раз подобное выкинешь, и я занесу тебя в черный список для свиданий».

Джэрён улыбается и закрывает чат, потому что прекрасно знает — Хваён никогда с ней так не поступит, хотя бы потому что она единственная, кто знает о её помешательстве на лучшем друге.

Последний семестр финишного курса в университете затягивается удавкой предстоящих экзаменов и серостью будней. В будущем и прямо сейчас эфемерном «завтра» — эшафот выпуска.

За пределами университета ничего нет и вместе с тем есть всё.

За воротами университета у них с Чонгуком совместные хобби, которые со временем неминуемо затеряются в вихре «полноценная жизнь взрослого человека». За воротами университета маячит полное излечение от её безответной любви. То самое запредельно безнадежное, где в любой момент, будь то семейный ужин, очередное свидание или важный экзамен, Шин Джэрён бежит по первому зову Чон Чонгука. И с каждым новым сообщением «ты мне нужна» ощущение тотального падения в эту бездну собственных чувств прорастает всё прочнее, с тахикардической пульсацией продираясь по венам к самому сердцу.

Остаться в одиночестве, — что, видимо, значит скорее «без Чонгука», нежели просто «одной», — страшно и может стать ещё и тошно, если пытаться предвидеть будущее. Почему-то в собственном представлении Джэрён непременно оказывается не композитором, как и положено по диплому, а бухгалтером тридцати пяти лет и нелюбимый муж спрашивает за ужином, как прошёл день, обреченно ковыряя вилкой уставшие макароны.

И она пытается объяснить это Хваён, бурно жестикулируя и выкуривая одну за одной: однокурсники и конкретно Чонгук берут моду не говорить о будущем после выпуска, будто так проблема сама собой исчезает, и только они с Хваён, нарушая штилевое спокойствие, бесконечно сталкиваются на пересечении траекторий в попытках что-то друг другу доказать. Джэрён, начиная утро не с изучения истории духовых, а с очередной грызни над стаканом с зубными щётками со своей соседкой, хлопает дверью, крутит пальцем у виска по-детски, применяет ещё сотню стратегий, но не знает, как решить головоломку и перешагнуть через грань чужого беспокойства.

— Да что ты, по-твоему, сдохнешь без него? Это не может быть так тяжело, — повторяет Хваён, сплёвывая пасту в сток.

В самом деле может и сдохнет, но не от непомерного усилия жить без Чонгука, а от невозможности его совершить.

— Тебе нужен нормальный мужик, — ноет Хваён в столовой на перерыве. — Чем тебе продюсер не угодил?

«Он — не Чонгук» — ожидаемо застревает в глотке, но дальше не идёт. Слишком уж заезженная пластинка в их диалоге.

— Ничем, — пожимает плечами Джэрён. — Он хороший, просто я не готова ещё.

— К чему ты не готова, Джэрён-а? — плюхается за их столик Чонгук, улыбаясь так широко, так тепло, что не улыбнуться в ответ просто невозможно. И она улыбается открыто и честно, как делает это только для него с самого первого курса и его неловкого «не хочешь стать моим другом?», после того, как она помогла ему не заблудиться.

— К защите дипломной работы, — отмахивается она, как всегда ловко. — Мне надо написать музыку для короткометражки Тэхёна, а я ещё даже не садилась её смотреть.

— А что там? Небось, опять какой-нибудь артхаус?

— Нет, — Джэрён морщит нос, сдерживая улыбку, потому что короткометражки Ким Тэхёна с режиссерского факультета для них с Чонгуком отдельная тема для шуток. — Любовная драма.

— Ого, — воодушевлённо тянет гласные Чонгук. — Посмотрим вместе?

— Окей, — Хваён на её быстрый и безапелляционный ответ закатывает глаза, кажется, до самого потолка, а может и дальше. Она умоляла Джэрён посмотреть этот фильм с ней уже недели две.

Джэрён одновременно хочет стукнуть себя по лбу от собственной бесхребетности и врезать подруге, чтобы так очевидно не палила её.

— У меня на выходных уезжают родители, — начинает Чонгук заводить ту самую тему, ради которой и спустился в столовую, отвлекаясь от собственного проекта. — И я хочу устроить последнюю вечеринку перед экзаменами. Народу минимум, алкоголя и веселья — максимум. Плюс придёт один из моих сонбэ из компании, куда меня взяли трейни, — он смотрит на Джэрён пристально, а с неё будто лоскутами сходит кожа, — он пишет музыку, и я думал, что тебе будет полезно начать заводить такие знакомства. Ты же ещё не нашла место для стажировки.

— Ладно-ладно, — поднимает руки вверх девушка, трезво оценивая все аргументы Чонгука и признавая его правоту. — Я приду, клянусь альбомом твоей любимой группы.

— Так-то лучше, — смеётся тот радостно и гладит её по голове тем самым жестом, который больше братский, даже отеческий, чем с каким-то подтекстом, как юным девушкам пытаются внушить в каждой второй дораме. Но у Джэрён всё равно сердце замирает предателем, а щеки покалывает от едва заметного румянца, как у чёртовой, блять, школьницы.

Бесконтрольность собственных реакций на Чонгука бесит ужасно.

— Знакомься, Джэрён-а, это Юн Мунён — моя девушка, она на втором курсе вокального, — произносит с гордостью Чонгук, когда Джэрён появляется на вечеринке в субботу. И пока её лучший друг активно играет бровями в привычном «ну как тебе? как?», Джэрён ищет глазами выпивку.

— Очень приятно, — кивает она будущей певице, натягивая привычную маску.

— И мне, сонбэ, я так много про вас слышала и музыка у вас крутая, — тараторит девчонка, активно дергая её руку, словно это копилка какая-то и сейчас оттуда посыпятся монеты, но максимум что выпадет из Джэрён — её жалкие безответные чувства.

Она кое-как отвязывается от мозолящей глаза и сердце парочки и подлетает к столику с разномастным алкоголем. В пластиковый стакан заливается джин, а потом и тоник в пропорциях — сплошной джин. Она прислоняется к столу и смотрит на гудящую толпу будущих выпускников, улыбается краешком губ и ворочает в голове поводы отсюда свалить: пятнадцать минут достаточно? А двадцать? Нет, Чонгук точно что-то заподозрит или ей хочется в это верить, но она остается ещё на полчаса.

На исходе третьего стакана Джэрён чувствует, как джин бьет поддых, под колено, под ногу, и она прокатывается гребешком позвонков в ухабы болезненного опьянения с отзвуками тоскливой тошноты по Чонгуку, целующему хихикающую Мунён.

— Интересно, — хриплый голос наждачкой проезжается по щеке, выдёргивая из топких мыслей.

Джерён оборачивается, фокусируя мутный от алкоголя взгляд на мужчине. Удивление мимолетной искрой пробегает и топится в тёмном, нехорошем предчувствии. У Мин Юнги, которому двадцать девять и он музыкальный продюсер, очень мягкие черты в противовес острому лицу, а взгляд ещё хуже — прямо в суть.

— В смысле? — она отмирает, слегка нахмурившись.

— Неважно, — отмахивается тот и убирает свой взгляд к бутылкам, выбирая себе виски. — Хочешь уйти.

— Нет, — резко и непонятно зачем врёт ему Джэрён.

— Я не спрашивал, — хмыкает одним уголком губ Юнги.

— Оо, хён, — подлетает к ним Чонгук, обнимая за плечо девушку и прижимая к себе ближе, чем предполагает общепринятое понятие дружбы, но в их плоскости это ничего не значащая норма к сожалению одной из сторон. — Ты пришёл! Я тебя как раз хотел познакомить с Джэрён. Она лучшая на курсе композиторов!

— Да ладно? — беззлобно и вместе с тем совершенно равнодушно поддевает продюсер.

— Я серьёзно, — смешно морщится Чонгук, не замечая, как прикипает к нему лучшая на курсе композиторов. — Хён, ты должен послушать её треки! В прошлом году она написала несколько дорожек для сериала. Так, — неожиданно тормозит Чонгук, хмурясь и чуть отодвигаясь от Джэрён, заставляя её чувствовать холод. — Стоп! А вы что, знакомы?

И выражение лица у него такое, словно он только что застукал друзей в постели.

— Нет! — пищит тут же Джэрён.

— Да, — ровное слетает с губ Юнги.

— Как это? Когда? — хмурится сильнее Чонгук и смотрит почему-то всё время обиженно на неё, пока Джэрён сжимается в комок и не понимает, почему огребает одна она, хотя виноваты оба.

— Мы ходили на свидание, — добивает Юнги.

— А-а-а-а, — Джэрён кажется, что она вот-вот рассыплется в прах от этого тоскливого и обиженного тона, но Чонгук быстро собирается, улыбается и добавляет уже мягче, ласково сжимая плечо подруги:

— Свидание это хорошо, а с Юнги-хёном вообще супер. Ладно, веселитесь, мне надо Мунён от Чимина спасти.

Джэрён так и стоит на месте, оставленная ради спасительной операции от Чимина. Её он никогда не пытался спасти от него, обычно наоборот, сплавлял Пака к ней, чтобы та нянчилась с самым главным алкоголиком в их компании. И вот опять она видит, как Чимин поднимается с дивана и выглядывает в толпе людей знакомый силуэт, чтобы запустить привычный цикл: бутылочно-зеленое стекло, шот, шот, шот — сладко-горькое по гортани; штопор эмоций — пей, бей, веселись и умирай на утро. Джэрён думает, что сегодня не выдержит этого. На этой неделе ей нужно что-то посерьёзнее алкогольной комы, и она поворачивается к Юнги, который продолжает стоять рядом, будто 

— С чем? — удивлённо приподнимает бровь Юнги, так и не донеся стакан до губ.

— Давай переспим, — она хватает его за запястье, приближаясь к нему. — Я действительно не хочу тут быть.

— Окей, — кивает Мин Юнги, прямо как в кафе перед тем, как встать и уйти. Он ставит стакан на стол и сцепляет их пальцы, ведя её к выходу и бросая кому-то короткое «я ухожу».

Они молчат всю дорогу: Юнги слушает музыку в наушниках, а Джэрён изо всех сил липнет к мерцающим за окном улицам, лишь бы не смотреть на сидящего рядом музыкального продюсера. Знает — один раз взглянет, задержится хоть на пять секунд на его остром подбородке и точно откроет свой рот, который вряд ли сейчас поможет разрядить обстановку.

Юнги просит таксиста проехать на подземную парковку элитного комплекса в Итэвоне, протягивает Джэрён маску и сам надевает такую же, объясняя коротким «камеры, не хочу рисковать». И она вдруг вспоминает, у кого конкретно попросила «сексуальное обезболивающее»: взрослый, состоявшийся музыкальный продюсер и композитор — не айдол с ежедневными статьями на Диспатче, но он достаточно там мелькает, чтобы беспокоиться о таких вещах, как репутация. Ей становится неловко, и она начинает мяться у двери, ведущей к лифтам:

— Слушай, спасибо за помощь, но давай нет?

Юнги цокает и качает головой.

— Да ну? — она не видит за маской его губ, но по глазам определяет, что тот сейчас ухмыляется ядовито. — Испугалась?

— Да нет же, просто ты публичная личность, мало ли что…

— По твоей логике, публичные личности либо не трахаются, либо женятся, чтобы потрахаться — я правильно понял? — Юнги тихо фырчит и оборачивается к ней всем телом, наклоняясь к лицу. — Не тупи, лучшая на курсе, это просто мера предосторожности. Другое дело, если ты просто передумала.

Джэрён смотрит в его карие глаза и чувствует, как тело затапливает чужой уверенностью. Она вздыхает и коротко кивает, проходя в тамбур с лифтами. Юнги жмёт на кнопку с цифрой тридцать и прислоняется к стене, цепким взглядом оценивая добычу. Пульс Джэрён на секунду провисает, проваливаясь в пустоту, а кончики ушей загораются сигнально-алым.

— Слушай, — поворачивается она к нему, прищурив глаза, — ты же не маньяк какой-то?

Юнги заливисто хохочет, запрокидывая голову, и густое напряжение в кабине лифта разряжается весельем.

— Не поздновато ли спрашивать? — Джэрён прикусывает губу под маской, опуская взгляд к подошвам своих кед. — Нет, я не маньяк, но и сексом занимаюсь не нежным. Про тему слышала?

— Это что-то про БДСМ? — тут же поднимает взгляд обратно, не скрывая удивления.

Юнги кивает, заставляя её поперхнуться воздухом. Не то, чтобы Джэрён была консервативной в постели или, упаси Сансара, ханжой. С тематическими отношениями она успела познакомиться ещё в процессе активной стадии «секс без обязательств, как обезболивающее», просто не ожидала подобного от Мин Юнги.

Она промаргивается несколько раз, давая тому время на передумать и взять свои слова обратно, превратив всё в шутку, но так и не дождавшись ироничного «подъебал», произносит на вдохе:

— Зависит от твоего уровня боли, — пожимает плечами Юнги и выходит из лифта, направляясь к одной из двух дверей на всём этаже. Он быстро управляется с электронным замком и пропускает её вперед, чтобы закрыть за собой дверь и продолжить будничным тоном. — Табу? Выпить?

Джэрён переваривает вопросы, неловко сминая задники кед и оглядывая просторную гостиную, совмещенную с кухней.

— Ответ на всё — да, — она подходит к барному столу, но не смотрит на Юнги, вместо этого цепляет взглядом кружки, бокалы, стаканы для виски, тарелки и недоеденное яблоко возле раковины. Джэрён боится посмотреть и выдать нервозность и смущение. Почему-то ей вдруг очень хочется выглядеть именно перед этим человеком прошаренной в плане БДСМ-отношений. Смешно… до слёз.

— Озвучишь? — Юнги вновь вытаскивает её на поверхность своим ровным голосом.

— Кроме очевидного пиздеца типа туалетных практик, мне не нравятся порезы и электричество. В целом, я против физического ущерба с перебором, за разумное причинение боли.

— Окей, — кивает понимающе Юнги, разливая по стаканам виски. — Стоп-слово?

— А можно просто потрахаться?

И снова Юнги хохочет, запрокидывает голову и обнажает десна, превращая свою животную ухмылку в по-настоящему очаровательную улыбку, которая выдаёт в нем мальчишку. Джэрён ещё сильнее зависает на таком контрасте, прикусывая зубами край бокала.

— Можно, конечно, но я свяжу тебе руки.

— Потому что мне не нравится, когда меня касаются в постели, — коротко, резко и даже сухо. Его слова должны раззадорить любопытство, но интонации задевают девичью гордость сильнее. — Если нужно, то душ в спальне — прямо по коридору, правая дверь.

Джэрён опустошает стакан и оставляет его на столе, быстрым шагом отправляясь следовать устной навигации по чужому дому. Она всё ещё может развернуться и уйти, даже убежать, но что её ждет за пределами этого дома? Чон Чонгук, целующий хихикающую Мунён, равен тому, что превышает все допустимые уровни боли. Она подставляется под тёплые капли воды, быстро справляясь с душем и остатками иррационального страха — бояться стоит не Юнги, бояться надо того, что она останется одна этим вечером, когда тот, 

, никогда не остаётся один.

Джэрён обматывается полотенцем и выходит, заставая Юнги примерно в таком же виде у шкафа, быстро фиксирует ненужную и совершенно дурацкую в нынешних обстоятельствах мысль о второй ванне, а потом спрашивает, набравшись вдруг смелости.

— Я хоть тебе нравлюсь?

Юнги тормозит с наручниками в руках и смотрит на неё выразительно, красноречиво, так, как смотрят на круглых дураков.

— Да, — выдыхает он спокойно, но мягче, чем обычно. — Ты красивая, я всё свидание думал только о том, как хочу нагнуть тебя прямо на столике, за которым мы сидели, связать тебе руки ремнем и, прости за грубость, выебать так, чтобы ты сорвала голос. Ты выглядишь, как гребаный фетиш на послушность.

— Класс, потому что с некоторыми поправками я думала об этом же. И не скажи ты сейчас всего этого, то вышло бы неловко, — кривая улыбка, и Джэрён шагает к нему навстречу смелее, открыто протягивая руки для наручников.

— И правда, вышло бы неловко, — густой смешок опаляет ухо, потому что Юнги уже развернул её к себе спиной, заведя туда же руки. Он туго застегивает кожаные браслеты на её запястьях и разворачивает обратно к себе. — Раз уж мы просто трахаемся, то и стоп-слово тебе не нужно.

adele — rolling in the deep

ira.gale

Barbaris_Kim

Koriolis

Bangtan Boys (BTS)

Мин Юнги/ОЖП

Чон Чонгук

Над уровнем боли

Есть любовь?

ru-nad-urovnem-boli-iragale-beta-barbaris-kim-beta-koriolis

Правил у Юнги немного: он контролирует её гардероб и внеурочное от университета время; обязательные получасовые созвоны вечером, где Джэрён рассказывает как провела день и как себя чувствует. Ничего тяжёлого и ровно ноль сексуального подтекста. Но, отправляя фотографию своего наряда в четверг, Джэрён чувствует немоту в пальцах и испарину, ползущую вверх по позвоночному столбу. Отследить, что конкретно её возбуждает — ультимативно короткая юбка в клетку с обтягивающей водолазкой или факт того, что сегодня вечером он 

 её в этом наряде — не получается. Голова забита и если бы предстоящими занятиями, да хоть тем же Чонгуком, то было бы привычно, но мысли крутятся вокруг Юнги, который всё тянет с одобрением наряда.

Джэрён подумывает открыть шкаф, потому что опять не угадала с нарядом, хотя за пять дней начало казаться, что поняла его вкусы, как вдруг раздаётся сигнальная трель катока.

Она морщит нос, чувствуя некоторую досаду, ползущую улиткой вверх по глотке: мог бы и комплимент какой-нибудь сказать.

Пары в университете тянутся, словно раскалённая на солнце жвачка от асфальта к ботинку — очень долго, мучительно и конца им не видно. Джэрён пропускает щебет Хваён о новом парне мимо ушей, ковыряет ложкой рис в столовой и сверлит взглядом экран мобильника, потому что время контрольного сообщения.

— Эй, — выталкивает её в реальность голос Чонгука. Джэрён сразу переключается на лучшего друга и смотрит с непониманием, пока тот кивает ей на поднос с едой. — Ты махаешь ложкой мимо тарелки с момента, как я зашёл в столовую. Что-то случилось?

Джэрён сводит брови к переносице, всерьёз задумываясь над ответом: как лучше всего ему объяснить то, что происходит в её голове, чтобы при этом он понял её правильно? Достаточно ли будет сказать, что она встречается сегодня с Юнги или лучше, как на духу рассказать, что едет обезболиваться посредством секса?

— Я еду сегодня в студию к Юнги-сонбэниму, он закончил анализировать мои треки, — выдыхает половинчатую правду Джэрён, но Чонгук всё равно хмурится на секунду, и она успевает это заметить. — Что такое?

— Ничего, — тушуется моментально Чонгук, слишком резко пожимая плечами. — Просто у тебя такой вид… — палочки рассекают воздух, обводя девичий силуэт, — ну такой!

— Красивый? Сексуальный? — заботливо предоставляет варианты Хваён, улыбаясь непривычно гаденько в сторону парня. — Для свидания?

— Вызывающий в плохом смысле слова, — отрезает тот, закидывая в рот кусок мяса с кимчи.

И пока Хваён принимается с пеной у рта отстаивать стиль подруги, Джэрён опускает взгляд к содержимому своего подноса, прикусывая губу от обиды. Хочется больно пнуть Чонгука в лодыжку под столом и законючить «какого хера?». Раньше его такие вещи не интересовали.

Джэрён кидается переключать своё внимание, как голодная собака на кость. Быстро печатает ответ, сводя колени сильнее и едва сдерживая смешок: ей кажется, что она только что сделала нечто непозволительное.

: «нормально, а вот парни в универе — нет, говорят я вызывающе одета».

Ответ приходит почти моментально.

: «понимаю парней, у меня и самого руки чешутся выбросить эту юбку».

: «зачем тогда позволили её надеть, сонбэним?»

: «её будет ахуенно удобно задирать, когда я нагну тебя в своей студии».

Джэрён цепенеет, роняя одну из палочек и краснея, продолжает пялиться в экран телефона. Не дышит, не думает, не чувствует. Хотя нет, чувства у неё всё-таки есть, вернее, всего одно — возбуждение. Ужасное, тягучее, горячее и постыдное. Кажется, что если она поднимет взгляд, то увидит вокруг себя сплошное осуждение, потому что сообщение Юнги отпечатывается у неё на лбу красными буквами «нагну в своей студии».

— Ты чего зависла? — тянется к ней Хваён, размахивая руками и привлекая внимание подруги.

— Ничего, — быстро подбирает палочку и прячет телефон студентка. — Пойдем, мы опоздаем на фортепиано, и госпожа Кан четвертует нас.

Она хватает поднос, несётся к мусорным контейнерам, быстро избавляясь от остатков еды, и изо всех сил старается убежать из столовой поскорее. Игнорирует вопросительный взгляд подруги и первый раз за всё время знакомства даже не оборачивается на чонгуково «Джэрён-а, ты куда?». Ей страшно не то, что кто-то мог застукать её за откровенной перепиской, а то, что это сделает именно Чонгук.

Удавка паники отпускает к концу последней пары, когда от друга приходит смешной стикер и ободряющее «удачи с хёном, джэрён-а, я за тебя болею».

Не видел, не понял, а даже если и да, то быстро забил, потому что ему всё равно.

Джэрён быстро заканчивает с делами в музыкальном кружке и вызывает такси до студии Юнги. Действует согласно инструкции, надевая перед выходом из машины маску, и шагает в стеклянное здание, где находится компания. Охране называет своё имя и её провожают до лифтов. Дальше всё проще — в вечернее время коридоры со студиями уже пусты, поэтому до самой двери она никого не встречает, кроме уборщика.

— Здравствуйте, сонбэним, — кланяется Джэрён и снимает маску, оказываясь в просторном помещение с аппаратурой для звукозаписи и музыкальными инструментами. Юнги разворачивается к ней на своём стуле и кивает, улыбаясь уголком губ.

— Как там парни в университете, жалобу не подали?

— Обошлось, — фырчит та смешливо и кидает рюкзак с курткой на диван, осторожно шагая в сторону Юнги, сидящего за пультом. Не встретив никакого сопротивления спустя пару шагов, она все-таки подлетает и вздыхает восторженно, проводя руками по кнопкам. — Обалдеть! У тебя не студия, а шоколадная, блять, фабрика Вилли Вонки.

Юнги цыкает, но злость исчезает мгновенно, сменяясь на понимающую снисходительность: о да, он и сам такими глазами смотрит на всё это.

— У вас, — поправляется Джэрён, продолжая жадно глазеть на обилие техники. — Просто я в таком восторге, потому что эта студия… черт, я даже мечтать о такой сейчас боюсь.

— У меня дома студия лучше, — как ни в чем не бывало оповещает Юнги. — Эта досталась мне от компании, я просто внёс корректировки для удобства. А дома я сам всё собирал конкретно под себя.

— Если будешь хорошо себя вести, — хмыкает продюсер, откидываясь на спинку кресла. — Я послушал все твои треки, — Джэрён удивленно раскрывает рот аккурат по форме буквы «о», хотя бы потому что в тот день была в припадочном состоянии и скинула на диск больше сотни музыкальных дорожек, не разбираясь. И вот Юнги заявляет ей, что послушал их все за пять дней, с губ всё-таки слетает тихое «ахиреть не встать». — Ты дофига разговорчивая оказывается, лучшая на курсе, надо будет купить тебе кляп. Так вот, я всё послушал и большая часть треков откровенно сырая. У тебя крутые идеи, но вот реализация страдает. Ты очень проседаешь с технической точки зрения: сэмплы подбираешь фиговые, инструментал с электронкой соединяешь криво, а общая аранжировка выходит блеклой.

— Подождите, сонбэним, — тормозит его Джэрён очень резко и бежит к рюкзаку, вытаскивая оттуда тетрадь с ручкой. — Извините, но можете по пунктам все минусы указать? И желательно, задать направление на исправление этих самых минусов.

Юнги, который музыку боготворит и ставит на неё всю свою жизнь, приятно удивляется, что девчонка не захныкала, не опустила руки и не намотала сопли на кулак от резкости его слов, прикрываясь стандартным «творца обидеть может каждый». Своим рвением к проработке собственных проёбов Джэрён напоминает ему самого себя ещё несколько лет назад.

— Окей, — соглашается он и с удовольствием пропадает в многочасовом разборе её музыки.

Они легко сходятся в точке соприкосновения, разговаривая на единственно понятном им языке, и не замечают, как стрелка часов сначала проходит границу в полночь, а затем и в три часа. Первым из этого бесконечного разговора вырывается Юнги, привыкший, что примерно в это время Намджун всегда заходит к нему и тащит на террасу, чтобы выкурить по сигарете и, возможно, убедить одного конкретного Мин Юнги пойти домой спать. Намджун на премии в Японии, но привычка всё равно осталась.

— Закажем пиццу? — спрашивает Юнги, замечая, как Джэрён жадно глотает уже третью чашку кофе. — Ты куришь?

— Да, закажем, — кивает девчонка. — И да, иногда курю.

— Тогда пойдем, маску можешь не надевать — тут остались только мы и, может, пара привидений не дебютировавших трейни, — он улыбается довольно, услышав тихий смешок за спиной и двигается в сторону террасы.

Они курят в приятной и ни разу, на удивление Юнги, не давящей тишине. Заказывая пиццу, он в очередной раз чувствует, как симпатия к девчонке ширится по миллиметру за каждую не раздражающую мелочь. А Юнги раздражает много мелочей от чужой неспособности отвечать по делу до того, как некоторые жуют. Насколько он помнит со свидания, Джэрён жуёт не раздражающе.

— Напомни, у тебя завтра занятия есть?

— Нет, — мотает головой Джэрён. — Скоро практика и нам дают больше времени для дипломного проекта.

Юнги кивает и между ними снова воцаряется тишина.

Вернувшись в студию, Джэрён выторговывает у него «хочу послушать вашу музыку, сонбэним», и он сдаётся, открывая архивы неопубликованных минусов. За одним треком следует второй, между четвертым и пятым курьер приносит пиццу, но никто уже на неё не смотрит.

Пока Джэрён упирается руками в стол и топает ногой под бит электронной музыки, Юнги залипает на ноги, на опасно задравшуюся короткую юбку, как у школьницы, и не отказывает себе — протягивает руку, кончиками пальцев касаясь бедра, ведёт ими вверх, царапая нежную кожу у края юбки, пробирается под неё и сминает упругую ягодицу. Джэрён натягивается струной моментально, прикусывая губу. Усталость, успевшая осесть пыльцой на красивых чертах её лица, слетает мгновенно. Взгляд ещё старается следить за амплитудой звуков на мониторах, но Юнги видит, как в янтарных глазах проявляются вкрапления цвета киновари.

Он слегка задирает юбку вверх и с размаху шлёпает по ягодице, нежная кожа наливается красным, и он не ждёт — шлёпает по другой, потом ещё раз и ещё. Поднимается с кресла и встаёт напротив, отстёгивая ремень на брюках.

— Встань прямо и собери волосы, — ровный хриплый тон приказа доносится до Джэрён и пробивается сквозь забитые музыкой и возбуждением перепонки. Она выполняет его просьбу и чувствует, как кожа ремня обвивается вокруг шеи и плотно затягивается. Юнги наклоняется к её уху и шепчет:

— Ты можешь трогать меня, потому что я в одежде и это будет быстрый секс, а не сессия. Но лучше скажи своё стоп-слово, потому что мне нужно держать тебя на грани, поняла?

Он кивает сам себе, удовлетворённый чужим ответом, и разворачивает её, усаживая на стол. Ремень прокручивается и длинная полоска кожи укладывается на грудь девушки, пока Юнги впивается в её губы. Он целует её долго, даже мягко и нежно, но руки на контрасте требовательно сминают кожу ног, двигаясь выше, задирают водолазку до ключиц и сжимают грудь сквозь тонкое кружево лифчика. Тиски требовательных, рваных и неаккуратных ласк сдавливают Джэрён в плотном кольце возбуждения. Она забывает о музыке из колонок, об ароматной пицце, об импровизированной удавке на шее, о Чонгуке, который наверняка о ней сейчас не думает тоже. Полностью сдаётся на откуп Юнги и чувствует, как её несет от этой свободы почище, чем от прелюдии.

Джэрён не отказывает себе в удовольствии и трогает Юнги, обводит плечи, твёрдые грудные мышцы, пресс, шею, ёжик волос на затылке. Ладони горят от прикосновений и требуют большего, поэтому она позволяет себе то, чего не могла в первый раз: идёт дальше, спускаясь ладонью ниже и проводя по вздыбленной ширинке узких тёмных джинс.

— Руки или на стол, или мне на плечи, — резко приводит в чувства Юнги, потянув за ремень. — Себя тоже не вздумай трогать, хорошие девочки должны кончать от члена.

— Слушаюсь, сонбэним, — сипит Джэрён, на периферии отмечая, как сильно ей нравится происходящее. От сурового взгляда Юнги, от его голоса, от его пальцев, наматывающих на себя конец ремня, хочется сжать ноги или коснуться себя, потому что горит, потому что тело требует большего.

Юнги отклоняется в сторону, открывая ящик под столом и вытягивает оттуда презерватив, чтобы после расстегнуть ширинку и:

Джэрён прикусывает губу до крови, послушно раскатывая резинку по члену, и думает только о том, как сильно хочется его в себе. Как до зубовного скрежета хочется почувствовать себя наполненной до краев, целостной. Юнги отодвигает её белье в сторону и немного подразнив, просто для профилактики и жалобного всхлипа ради, входит в неё.

Всё, что нужно знать про Мин Юнги — он человек слова.

Юнги толкается в неё быстро, жадно, рвано, в едином ритме, который сам же и задает, и заставляет ухватиться за собственные плечи. Он тянет за ремень на каждом укусе в плечо или стоне. Присматривается к тому, как расширяются её зрачки, жадно ловит реакцию и, наконец, находит тот самый уровень натяжения «на грани», в котором она не теряет сознание, а тонет в усилившихся ощущениях. И Джэрён послушно тонет, принимая чужие условия.

Её крики глохнут в потоке электронной музыки, теряются в грязных звуках шлепков двух тел. Юнги вылизывает её острые ключицы, раскидывает красные метки засосов по всему телу и долго, мокро целует её, покусывая шею сквозь ворот водолазки. Он, следуя собственному сценарию, толкает её к границе удовольствия и тут же ослабляет хватку, оттягивая назад. Доводит до того состояния, когда она уже сама насаживается, не обращая внимания на неудобную позу. Сама подталкивает его к себе ногами, скрещенными за спиной, и стонет бессвязно, выгибаясь всем телом и цепляясь пальцами за плечи. Он отпускает поводок только когда стоны превращаются в скулёж и на щёку падает первая слеза. Юнги резко толкается в неё под нужным углом и сильнее сжимает ремень, наблюдая как ломается Джэрён под напором накативших ощущений. Она ловит звонкий, хрусткий и выматывающий оргазм, сжимаясь на его члене с такой силой, что Юнги даже прикрывает глаза и всё-таки кончает.

Он отпускает ремень, бряцая бляшкой, и аккуратно укладывает её на спину, тут же упираясь лбом ей в грудь. Они застывают в этом положении, оставаясь в друг друге и приводя убитое дыхание в порядок.

Холодную пиццу съедают в пять утра прямо в машине по дороге к её дому. Перебрасываются ленивыми, общими фразами, немного говорят о её дипломном задании и много шутят, в основном над неуклюжестью Джэрён, когда та капает соусом на переключатель передач.

— Слизывать будешь, — строго произносит Юнги шутки ради, но спустя секунду едва сдерживается, чтобы не рассмеяться от того, как быстро и тщательно Джэрён вытирает всё салфетками.

— А я уже всё, сонбэним.

— В следующий раз не прокатит.

— А следующего раза не будет, потому что я больше не буду есть пиццу у вас в машине. Я быстро учусь на своих ошибках.

Юнги улыбается, а в грудине у него нечто теплое по отношению к ней вновь расширяется ещё на миллиметр. Её обучаемость — ещё одна мелочь, которая не раздражает, наоборот подкупает.

В этот раз «обезболивания» хватает на три дня, оно выцветает в бесформенное воспоминание, когда Джэрён после пар заходит в студию звукозаписи при университете и видит за стеклом Чонгука с Мунён, воодушевленно раскрывающих рты. Она так и замирает на входе с поднесённым ко рту стаканом с кофе — он ещё никогда не записывался со своими девушками.

Джэрён в себя возвращается, с трудом концентрируясь на реальности, где ей приходится растирать веки, смаргивая подступающие слёзы.

— О, пришла, — разворачивается к ней Югём, сидящий за микшером. — Мы задерживаемся, подождешь ещё пять минут?

Она кивает и садится на диванчик, морщась от подкатывающей тошноты, отводит взгляд на свои колени и ни разу не концентрируется на парочке, которая о чём-то щебечет за стеклом, пока будущий звукорежиссер слушает уже записанный материал. Проходит минута, за ней ещё одна, Джэрён упорно ковыряет задуманную дизайнером дырку на собственных джинсах, но в итоге не сдерживается и смотрит.

Она называет это созерцательностью, которая уже давно приобрела хроническую форму: нужно пощупать взглядом каждый дюйм кожи, проверить шею и запястья. Чонгук крепкий и худощавый одновременно. Сутулый и вытянутый всем собой вверх, с нитью выступающих позвонков и угадывающейся игрой мышц под футболкой, которую тот давно перерос. Ничего нового, всё тот же старый-добрый Чонгук.

И всё-таки предчувствие хрусталём дробится внутри.

— Пиздец, — шипит недовольно Югём. — Опять придётся переписывать, она просто никуда не годится. Вообще не управляет собственным голосом, хотя должна была это впитать ещё с детства.

— Что? — выплывает, словно из сна, Джэрён. — Ты о чём?

— На, — протягивает тот ей наушники, — послушай. Мунён дочь одного директора компании развлечений, с армией учителей по вокалу, но она всё ещё плохо с этим справляется. Мы пишемся уже час, но лучше не становится.

Джэрён послушно встаёт с дивана и подходит ближе, надевая наушники, как раз в тот момент, когда Чонгук за стеклом, наконец, замечает её и активно машет рукой в приветственном жесте. Та кивает ему в ответ, улыбаясь через силу, но как можно более искренне — она действительно рада видеть его, — и погружается в музыку.

Джэрён рефлекторно сосредотачивает слух, чтобы уловить тембр голоса, от которого и хорошо, и тошно. А после слышит, как 

 музыку, написанную когда-то в приступе адской любви, написанную как одно сплошное признание конкретному человеку, измучивает своим ртом «знакомься, это Юн Мунён — моя девушка, с третьего курса по вокалу» того самого — 

. Она цепенеет и буквально чувствует, как её зрачки расширяются до опасной границы, грозясь вот-вот вытечь и затопить содержимым белки глаз.

Шин Джэрён прикрывает веки и мечтает стать вольфрамовой лампочкой, накалённой докрасна, как её бешенство, как её ярость, как её обида прямо сейчас. Она мечтает стать лампой, как та, что врастает в потолок злокачественной саркомой и которая бьёт в пол картечью осколков. Она хочет взорваться и не чувствовать, 

Знает наверняка, если девичий голос прорвется снова сквозь 

 уши, как секунду назад, то легче уж сразу пристрелить. Поэтому сдергивает наушники и разворачивается, чтобы схватить рюкзак и позорно сбежать, глотая слёзы.

Потому что год назад, в день, когда душный август наконец-то разразился ливнем, она оказывается мокрая до нитки на пороге его квартиры:

— Чонгук, я написала это для тебя, — отогреваясь чаем, тихо произносит в тот день Джэрён, кутаясь в плед, пока лучший друг по пятому кругу слушает мелодию.

— Джэрён, это лучшее, что я когда-либо слышал. Я хочу дебютировать именно с этой музыкой, спасибо тебе, — и он целует её в щеку, задерживаясь губами на коже дольше, чем её сердце могло хоть когда-нибудь выдержать.

Перепрыгивая ступени университетской лестницы в настоящем, Джэрён чувствует, как внутри вьётся обида, отдающая полынным и желчным у корня языка. Она тормозит на третьем пролёте и оглядывается, даже прислушивается, всё надеясь, если не увидеть Чонгука, то хотя бы услышать его тяжёлые и торопливые шаги с привычным «что случилось, Джэрён-а?», но там тихо. Только этажом ниже парочка первокурсниц бурно обсуждает чей-то дебют. Злость, наконец, снова возобладает над сопливой натурой, наполняя вены кипящим бешенством, и пенится безумием у губ. И Джэрён решается вдруг на то, чего при других обстоятельствах никогда бы себе не позволила — она достает телефон и печатает сообщение Юнги.

: «давайте проведём сегодня сессию, мне это очень нужно».

: «в восемь у меня дома».

— Опусти глаза, — произносит Юнги, когда они оказываются в его спальне, где на этот раз она успевает разглядеть характерные крепления на потолке, будто здесь когда-то планировался балдахин, но строители немного промахнулись с расчетами и теперь сильно дальше от центра кровати торчит крюк. — Стой смирно и жди, ты можешь отвечать только «да» или «нет». Поняла?

— Хорошая девочка, — прохладная ладонь касается её щеки, нежно поглаживая, а потом отстраняется.

Джэрён не видит, что конкретно делает Юнги, но по шороху и босым ногам на кровати догадывается, что тот что-то закрепляет на том самом крючке под потолком. Он спускается и отходит к шкафу, с шумом перебирает вещи, и через какое-то время возвращается обратно. Джэрён чувствует, как немеет спинной мозг от самого низа до затылка: невозможность взглянуть прямо, узнать своё будущее наматывает и без того хлипкую нервную систему на рёбра. Добровольная передача контроля теперь кажется максимально глупой идеей, но вместе с тем заветной.

Юнги подходит к ней, держа в руках сразу несколько переплетающихся ремешками предметов.

— Во время сессий мы не всегда будем заниматься сексом, я сам буду решать в процессе по твоему состоянию, руководствуясь исключительно в твою пользу. Но ты можешь попросить меня об этом, если очень хочешь, — она не видит, но чувствует, как он насмешливо кривит свои губы. — Запомни самое важное для сегодняшней сессии: один щелчок пальцами — ты на грани, два — заканчиваем.

— Да, сонбэним, — ногти сильнее впиваются в ладони от напряжения. Она фиксирует странную мысль, что рядом с Юнги испытывает всегда две противоположные эмоции: напряжение и спокойствие. Джэрён не успевает отфильтровать собственные чувства по этому поводу, как Юнги снова перетягивает всё внимание на себя: разворачивает её спиной к себе, заведя руки за спину, и туго фиксирует на запястьях кожаные браслеты.

— Помни, главное — это дышать, — хриплый шёпот обжигает шею, пока пальцы перебирают волосы, удобно собирая их за спиной. Юнги касается верхних позвонков, обводит острые косточки плеч и оставляет целомудренный поцелуй на затылке.

— Закрой глаза, — на послушно прикрытые веки укладывается плотная ткань повязки, чужой шепот и аккуратные прикосновения завораживают, почти что гипнотизируют.

— Открой рот, — и через секунду её зубы плотно сжимают твердый шарик. Юнги ведёт её куда-то, корректируя направление ладонями на плечах, и тормозит в нужном ему месте.

Над уровнем боли

Содержание

adele — rolling in the deep

agust d — interlude: set me free

jackson wang — blow

the comet is coming — summon the fire

juice wrld, suga & bts — girl of my dreams

bonus track: jung kook & latto — seven

Комментарии (0)