Легенды оказались правы, и в долине Тени действительно было полно цветущего папоротника. Жемчужно-белое море цветов неподвижно простиралось до горизонта. Голубое небо над головой казалось плоским и два пышных облака на нем выглядели так, словно их прибили к нему гвоздями.

Кое в чем еще легенды тоже почти не солгали. Так, приукрасили. Каждому вступившему в долину обещалась полная свобода от всех мирских тревог и переживаний. Без следа должны были исчезнуть обиды и сожаления, тоска и отчаяние — извечные спутники человеческой жизни. Проще говоря, меня должен был ждать вечный тихий покой. Вместо этого во мне бушевал целый спектр эмоций, совершенно далекий от того, что можно назвать покоем или хотя бы смирением.

Первые минуты в долине, когда кованые железные створки ворот храма остались за спиной, единственным чувством в моей душе было любопытство. Каждый житель Истравана с пеленок знал, что рано или поздно — лучше бы, конечно, попозже — он встанет на путь, который приведет его сюда. Когда-то мне нравилось слушать сказки старого аббата, который любил пугать непослушных ребятишек ожидающей преступников мертвой тишиной в застывшем безвременье Долины. Мне же отчетливо слышалось далекое переливчатое щебетание птиц, что точно можно посчитать хорошим знаком. Да и любой из десяти богов, наблюдавшим за моей схваткой с восставшим, подтвердил бы, что пусть я и нарушила несколько клятв, но последний поступок с лихвой все искупил.

Амулет под рубашкой нагрелся. Я вытащила его за длинную цепочку и поднесла к глазам, придирчиво разглядывая. Заключенный в металлические прутья голубой огонек слабо трепыхался, совсем как живой мотылек. Как сказал имперский маг? «Страховка» на случай, если все будет совсем худо. Не сработала эта страховка, чем бы она ни была. Еще одно доказательство, что врагам никогда нельзя доверять. Вот закончу любоваться морем папоротника, вернусь обратно и выскажу все, что думаю на этот счет…

Осознание, наконец-то, окатило ледяной волной ужаса. Из Долины Тени нет пути назад. Не встречу я больше ни мага, ни добродушного тролля-наемника, ни гадкого шэла-коменданта, который не поверил мне в решающую минуту; не увижу больше ни симпатичного паренька, с которым мы делили украденные с полевой кухни сладкие сухари, ни тетку-старосту, ни давних подружек. И городишко свой родной тоже больше не увижу. И земли Вольных. И даже жуткая темная твердыня на другом конце страны, куда меня грозились упрятать до конца дней, теперь мне не страшна.

Ничего больше я не увижу кроме этого бесконечного поля цветов. Потому что в той битве, в той последней отчаянной схватке, когда все вокруг окутал дым и огонь, а костлявые пальцы восставшего впились в мой бок, я все-таки умерла.

Задыхаясь от нахлынувшего ужаса, я осела на ступени храма, сжимая ладонями виски. Позволила себе погоревать несколько минут и вытерла тыльной стороной ладони сухие глаза — слезы так и не выступили. Финал был немного… предсказуем, что ли. С самого того дня, как Дар пробудился по-настоящему, я только и делала, что куда-то бежала, пытаясь обдурить смерть. А теперь бежать некуда. Остается стиснуть зубы и ждать, когда Серый жнец явится, чтобы задать три своих извечных вопроса: кто ты, почему ты здесь и что на самом деле желает твоё сердце. Ответ на первый вопрос очевидный, простой и очень короткий: меня зовут Нори, я новобранец второго добровольческого корпуса Легиона. Что до второго, то история моего падения началась задолго до последней битвы, и начать придется издалека…

Кто-нибудь другой на моем месте непременно бы посчитал, что ему благоволят сами боги. Я не просто спаслась от нападения пиратов без единой царапины — в моем распоряжении была целая лодка и даже скудный запас провизии, состоящий из трех огромных каменно-твердых клубней репы. Более того, какое бы божество из пантеона Десяти не откликнулось на молитвы, оно предоставило редкую возможность почувствовать себя совершенно свободной и грести куда глаза глядят, пока не закончится Всеокеан.

Первые два крошечных островка на моем пути не изобиловали ни растительностью, ни живностью — клочки суши в полсотни шагов с обрывистыми скалистыми берегами да чахлыми порослями травы. Третий, до которого пришлось добираться весь день и всю ночь, был последней надеждой. Окажется очередным пяточком суши в десять шагов в поперечнике — я брошу натершие до кровавых мозолей весла и позволю течению самому выбирать направление. Однако с каждым часом полоска на горизонте разрасталась вширь, а вскоре можно было различить не только песчаный берег и обломок скалы, нависающий над водами, но и самый настоящий лес.

Лодка, в отличие от своей владелицы, кораблекрушение пережила менее безболезненно. На вторую ночь она все-таки дала течь, и к берегу я подплыла по колено в холодной воде. Кое-как выбралась на сушу и растянулась на желтоватом гладком песке то ли смеясь, то ли плача от радости. Под ногами твердая суша, а значит, дела уже даже вполовину не так плохи, как несколько часов назад. Тем не менее, мое положение было незавидным. Ориентироваться по звездам я так до конца и не научилась, представление о том, в какой стороне находятся Запретные земли имела весьма смутное, а на дне походной баклажки воды осталось на пару глотков. С другой стороны, при мне остался короткий меч, заплечный мешок с нехитрой запасной одеждой, и самое ценное — конверт из плотной бумаги, надежно спрятанный во внутреннем кармане форменного коричневого камзола.

Рано или поздно на горизонте появится какое-нибудь судно, и я найду способ подать сигнал. Или залатаю лодку и буду плыть, пока не доберусь до континента. Взгляд скользнул по лодке, и я поежилась, вспоминая события, которые предшествовали моему короткому одиночному путешествию.

Даже начинающие лекари знали, что корень полудень-травы обладает не только целительными свойствами, но и отвратительнейшим резким запахом, и хранить его стоит где-нибудь снаружи, желательно с подветренной стороны. А перевозить и вовсе всегда рекомендовалось в закупоренных бочках, никак не в обычных, местами откровенно дырявых мешках. За несколько дней пути в грузовом трюме тяжелый горький запах пропитал бы не только припасы для гарнизона, но товары на продажу, команду, да и весь корабль целиком. Капитан Ортен, завидев новый груз, разразился бранью и отправился разбираться с комендантом, из-за чего отплытие «Непобедимого» задерживалось уже на час. Немногочисленная команда корабля собралась у трапа, подальше от дурно пахнущих мешков, и лениво играла в кости.

Выбирать не приходилось: если верить вывешенному в главном корпусе гарнизона расписанию, «Непобедимый» был единственным судном в порту, которое сегодня отплывало в сторону Запретных земель. Первой его остановкой должен быть стать остров Большой Ло, который тремя часами ранее я выбрала для своего самовольного перевода.

Пробраться на корабль было совсем несложно: я взошла на палубу сразу после раздосадованного и хмурого капитана, таща два объемных мешка якобы с посылками для солдат; перекинулась парой дружелюбных фраз с знакомыми матросами, позволила помочь какому-то мальчишке спустить груз в трюм и посетовала, что из-за запаха внутри невозможно находиться. Покивала головой на жалобы, что вольные торговцы теперь на побегушках у Легиона, а вот в былые времена представить было невозможно, чтобы против воли капитана на борт приняли какой-то груз. Уже у самого трапа картинно хлопнула себя по лбу, извлекая «забытое очень важное письмо» из кармана. Второй раз сопровождать меня не стали, и, оказавшись внизу, я забилась в самый темный угол. А еще через полчаса прозвучал корабельный колокол, и судно отплыло от берегов Истравана.

Идея была до безобразия проста и безрассудна: все путешествие не попадаться никому на глаза, отоспаться за десять месяцев обучения в лагере, а по прибытии незаметно сойти с корабля и вручить сопроводительные бумаги коменданту. В них я, старательно подражая манере своего десятника, отрекомендовала себя, двадцатилетнюю рядовую Нори Вэлнор, как отчаянно нуждающуюся в переводе куда-подальше-с-глаз-долой, и, если по своей дурости сгинет где-то — обратно не писать, туда ей и дорога. На Ло полно новобранцев, одним больше — никто и не заметит, а солдаты всегда нужны.

План дал первую трещину, когда на третий день пути корабль так и не причалил к острову, а на четвертый мое маленькое убежище нашли. Старый матрос долго сверлил взглядом, а затем мечтательным тоном заявил, что, если он отвернется и на месте мелкой девчонки окажется золотая монета, он, так и быть, не станет сегодня тревожить остальную команду. Монета у меня была. Сокровище, оставшееся из прошлой жизни, которым я, не раздумывая, пожертвовала ради новой. Набравшись храбрости, тихонько спросила почему мы не остановились на Большом Ло. Оскалившись в щербатой улыбке, моряк поведал, что иногда, ради очень большой выгоды, курс можно поменять на новый, и теперь мы плывем на Вархард. Видя моё вытянувшееся лицо, он должно быть принял меня за слабоумную — ещё бы, безбилетником пробраться на корабль и даже не озаботиться узнать, куда он все-таки направляется. Попробовав блестящий золотом кругляш на зуб, и убедившись, что это не фальшивка, он проворчал, что лучше бы мне прыгнуть за борт, пока не стало поздно.

Совет был понят буквально, и новым убежищем стала спасательная лодка, укрытая брезентом и подвешенная за бортом. Кое-как устроившись, я постаралась припомнить всё, что знала о новом месте назначения корабля.

Это был третий по величине остров Запретных земель, малоизведанный и весьма отдаленный. Место это было неспокойным, поговаривали, что хуже, чем чащобы моего родного Сумеречного леса. Стычек с хортийской империей там практически не происходило: наш гарнизон стоял на восточной части, их — на западной, а огромные земли между считались ничейными. Кусок севера, там, где до соседнего Иглеба было рукой подать, был объявлен нейтральной территорией Вольных торговцев. О переводе в тот гарнизон никто и не мечтал: край мира, где не то, что боевой славы не сыщешь, но от когтей какой-нибудь твари помрешь раньше. Это было последнее место на всей земле, где бы меня стали искать. И, признаться, это было самое последнее место, куда я бы подумала бежать. На моих плечах — бремя долга, вина, из-за которой я и оказалась в рядах новобранцев. И от неё не избавиться, прозябая отмеренный срок в тылу или в болоте. Хотя кто знает, может быть, именно этот путь приведёт меня к искуплению?

Всё складывалось не так уж и плохо. Поначалу команда, конечно, роптала: и курс заставили изменить и еще вонь несусветная. До бунта не дошло: по приказу капитана один из ящиков, предназначенных коменданту гарнизона, вскрыли, а его содержимое перекочевало в курительные трубки, и команда вечерами пребывала в самом благодушном и рассеянном настроении. Мне без труда удавалось выбираться из своего укрытия размять ноги и стянуть что-нибудь съестное. Плавание «Непобедимого» проходило скучно и размеренно: репутация капитана Ортена полностью оправдывала название корабля. Вольные торговцы не скупятся на защитные амулеты и артефакты, и никогда не знаешь, какой из них окажется настоящим. А уж у капитана, который заключил контракт с Легионом, точно был припрятан магический козырь в рукаве. Нужно быть очень отчаянным, чтобы перейти ему дорогу.

Такие отчаянные нашлись на пятый день. Была глубокая ночь. Дежурный рулевой клевал носом, беспечно облокотившись на штурвал. Внизу, под палубой, спала команда — залихватских храп доносился через толстые доски. Прячась в тенях, я вернулась в своё убежище, торопливо пережевывая краденую лепешку; спряталась под брезентом, рассматривая звездное небо через одну из дырок.

В такие моменты обычно думаешь о чем угодно, лишь бы себя чем-нибудь занять. Я представляла себе Вархард — мрачный и безлюдный, опасный, скрывающий тайны своих прежних хозяев. Раса, владевшая им, исчезла задолго до того, как первый корабль Вольных наткнулся на эту сушу — от них осталось несколько невнятных жутковатых легенд, да и те почти забылись. Я не была знатоком древностей, а скромные знания почерпнула из рассказов старухи-отшельницы еще в детстве и из книг в библиотеке. Вархард, как и все Запретные земли, считался местом жутким, населённым всякими плотоядными тварями и совершенно непригодным для обывателя.

А потому речь, которую предстояло отыграть перед комендантом, все никак не складывалась. За славой и азартом битвы новобранцы обычно рвались на Большой Ло или на другие острова Спорных территорий. Придумать убедительную причину по которой меня понесло в другую сторону все никак не получалось. Сказать правду — что убегала я куда глаза глядят лишь бы сохранить свою жизнь — плохая идея. Сам же комендант поможет эту бесконечную гонку со смертью прекратить: прирежет и велит закопать под кустом. Или еще хуже — сдаст Совету. Чем больше я об этом думала, тем мрачнее представлялось будущее. В конце концов я была вынуждена признать, что не стоило мне так категорично отказываться от данного год назад совета уплыть к Вольным.

С другой стороны, не будут же на Вархарде разбрасываться солдатами? Наплету какой-нибудь романтической чуши, которой по горло наслушалась от товарищей в учебке. Что хочу не просто сражаться, а вписать свое имя в летопись победы Истравана и так далее и тому подобное. Или что открылось мне послание богов в великом предназначении сражаться с врагом подальше от дома. В худшем случае — отошлют обратно или все-таки на Большой Ло.

Мои размышления прервала возня на палубе. Поначалу я не обратила внимание — мало ли кому приспичило прогуляться на ночь глядя; но было в этом едва уловимом шуме что-то непривычное. Я осторожно выбралась из-под брезента, когда раздался короткий, какой-то удивленный вздох, глухой удар, еще один. А затем ночную тишину разрушил крик. На палубе послышался быстрый топот. Тревожно забил корабельный колокол и захлебнулся, с немелодичным треском упав на доски.

Я — не герой. Во всяком случае не тот, кто бросается в гущу событий веря, что победа всегда будет за ним. Свою первую настоящую схватку я представляла совсем не так. Да, я была неплохим бойцом: быстрым, юрким, ловким, из тренировочных поединков последние два месяца я 

 всегда выходила победительницей. Почти. Пальцы сами собой сомкнулись на рукояти меча, но вот воли вытащить его из ножен и перемахнуть через перила у меня уже не нашлось. Моей храбрости хватило на то, чтобы встать на борт лодки, приподняться на цыпочки и осторожно высунуться из своего укрытия; так чтобы глаза были на уровне палубы.

Корабельные фонари светили тускло, и я с трудом различала в поднявшейся суматохе, где команда, а где нападающие. Кажется, их была дюжина — почти один к одному с командой «Непобедимого». Несколько тел уже лежали на палубе.

Все замерло, когда появился капитан. Держу пари, что дыхание в этот момент перехватило не только у меня. В его руках ярко светился 

 артефакт — в круглом стеклянном шаре, размером чуть больше кулака, клубились оранжевые вихри огня. Шар выглядел опасным и смертоносным, такому место на войне, а не на маленьком суденышке посреди Всеокеана. Ортен гортанно выкрикнул приказ сдаться, и на какую-то секунду я даже поверила, что сейчас пираты побросают свои мечи и пристыженно уберутся восвояси…

Похоже капитан, как и я, плохо разбирался в людях. В этом мы были похожи, правда, мои ошибки пока не стоили мне жизни. На требование капитану ответили откуда-то из-за его спины, да ещё и всадив кинжал под лопатку. Капитан еще не успел упасть, как матрос, тот самый, что раскрыл мое первое убежище, громко объявил, что ссориться с уважаемыми пиратами команде не с руки, как и дальше служить на благо Легиона. Эту речь я почти не слушала, не отрывая взгляда от магического шара, выпавшего из рук мертвого Ортена. Артефакт медленно покатился по палубе, упёрся в ноги одного из нападавших. Пират поднял его и зачарованно уставился на заключенный в стекле огонь. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять, что сейчас разбойник подсчитывает сколько такая магическая штуковина может стоить; подсчитывает и представляет, как купается в золоте до конца своих дней.

Ладони кольнуло — это мой Дар отозвался на отголосок чужой магии. А внутри все скрутило от дурного предчувствия: пламя разгоралось все сильнее, в его вихрях мелькали белые всполохи молний. Точно настоящий, и единственный, кто знал, как ей управлять лежит в луже собственной крови…

Последняя надежда на то, что магический шар всего лишь дорогая безобидная подделка годная только для того, чтобы пугать доверчивых простаков, разбились вместе с толстым стеклом, выпуская наружу бешено ревущее колдовское пламя. Оно мгновенно растеклось по палубе, без разбора поглощая все и всех на своем пути. Люди бросились врассыпную кто куда, и я поспешно отпрянула от борта, спасаясь от магических искр.

Лодка дернулась и рывками заскользила вниз. Матросы — две изломанные черные тени на фоне огня, пытались справиться с веревкой, рассчитывая спустить шлюпку. До воды оставалось рукой подать, когда один из них вскрикнул и исчез. Второй даже не успел обернуться, когда магическая сила швырнула его через борт. Лодка рухнула вниз, зачерпнула воды, но выдержала. Рядом с громким плеском упало горящее тело. Огонь, вопреки всем законам природы не потух, а продолжал гореть. Пламя окутало корабль до самой верхней мачты, стремительно пожирая собранные паруса.

Холодная вода окатила меня с головой и привела в чувство. Отбросив мешающееся покрывало, я торопливо нащупала весла, продела в кольца, оттолкнулась от борта «Непобедимого» и отчаянно принялась грести, надеясь выкроить себе хотя бы пару минут. Очередная вспышка света принесла с собой волну жара и дикий рев. Лодку бешено замотало по поднявшимся волнам; выронив весло, я бросилась на дно, закрывая голову руками и молясь всем известным богам сразу. Хоть кто-то один да должен откликнуться!

Прошло бесконечно много времени, прежде чем я отважилась выглянуть наружу. Обломки торгового судна, разметавшие на много метров вокруг, горели, разломанный пополам остов еще маячил над поверхностью. В неясном свете виднелась шхуна пиратов — еще держащаяся на воде, но почти легшая на правый борт, а на месте левого зияла огромная дыра.

Вокруг царило странное оцепенение. Казалось, ночь должно разрывать от человеческих криков, но меня окружала звенящая тишина. Лодку уносило прочь. Краем глаза я различила одного-двух выживших, цепляющихся за бочку. Наверное, мне стоило пересилить себя и подплыть к ним, помочь спастись. Но я и не пошевелилась — просто смотрела, как волны раз за разом набрасываются на них, накрывая с головой, пытаясь утащить на дно, пока они все-таки не сдались.

Только с рассветом, когда розоватый свет восходящего солнца высветил несколько темных пятен островов на самом горизонте, я смогла заставить себя пошевелиться. Взялась за весла и принялась грести, пока усталость не заглушила страх.

Солнце давно перевалило зенит и уже медленно клонилось к горизонту, когда я проснулась и приподнялась на локтях, оглядывая песчаный берег. Долгожданный отдых не принес новых сил — я чувствовала себя все такой же уставшей и разбитой. Даже хуже: приснились мне родные Кущи и времена, где я беззаботно воровала яблоки из соседского сада.

От досады хотелось выть и что-нибудь сломать. Не зря старый монах постоянно бубнил, что не стоит просить богов об исполнении желаний; а если уж набрался дурости попросить — будь готов к тому, что исполнятся они совсем не так как ждешь.

Я молила богов, чтобы меня не нашли? Вот, сбылась моя мечта — здесь меня вообще никто не найдет. Ни Совет, ни законники, ни родня, ни сама смерть. Еще год назад я бы разревелась в голос, а сейчас только тяжело засопела, раздумывая о своем положении. Да и толку от слез на необитаемом острове?

К дальнейшему путешествию лодка была непригодна: стоило мне попробовать подтащить ее к берегу, как борт оглушительно затрещал, и щель в днище расширилась на ладонь. Выругавшись сквозь зубы, я все равно потащила ее подальше от волн, к зарослям. Переверну, подопру палкой и будет какая-никакая крыша над головой. Метров через десять лодка окончательно развалилась, и я плюнула на эту затею. Откусила от последнего огрызка репы, с усилием пережевала и пошла к валявшемуся на земле мешку, сердито разбрасывая сапогами мокрый песок. Наклонилась и замерла, недоверчиво разглядывая следы под ногами.

Несколько часов ранее, когда я кое-как выбралась на берег и отползла подальше, я поклясться всем была готова, что песок был ровным и чистым. А сейчас, не считая моих собственных следов и борозды от лодки, все вокруг было усеяно маленькими следами. Угадывались четыре когтистые лапы и только. Какой-то зверь вышел из леса, потоптался по мокрому песку вокруг лодки, да и ушел обратно. По спине пробежали мурашки: я спала так крепко, что не почувствовала присутствия гостя. Но тут же приободрилась: если на острове есть животные, голодная смерть немного откладывалась.

Осторожно идя вдоль следов, я добралась до зарослей и замерла, борясь с двумя противоположными желаниями: одно требовало, чтобы я от радости заорала во всю глотку, другое — задержала дыхание, чтобы его никто не услышал. Моей находкой оказался чёткий отпечаток ботинка. Остров все-таки был обитаем.

В тренировочном лагере следопытов обучали отдельно, отбирали туда преимущественно тех, кто хоть немного знал об охоте. Азы давали всем новобранцам, но без практики особого толку от этих знаний не было. На этих занятиях я была худшей. След я потеряла почти сразу, но подбадривала себя мыслью, что в любом случае, перед ночёвкой, стоило разведать местность. Поэтому я упорно пробиралась сквозь лес, внимательно осматриваясь. Несколько раз на глаза попадались кусты с незнакомыми голубыми ягодами. В сгущающихся сумерках я заметила большое неряшливое крупное гнездо на ветке, но лезть вверх не рискнула. Вернусь утром, может быть, найду что-нибудь. Раз есть птицы — есть какие-нибудь грызуны. Сооружу ловушку и будет у меня роскошный завтрак. Эх, вот бы здесь водились кролики…

Путь перегородило поваленное дерево. Огромный, покрытый влажным мхом, ствол нависал над глубоким оврагом. Солнце почти скрылось и, рассудив, что остальная часть острова подождёт до завтра, я повернула обратно. Внушительный список дел — разжечь костер, соорудить какой-нибудь навес во временном лагере, придумать как бы обезопасить себя на ночь — не давал удариться в панику в сгущающихся сумерках. Совсем немного усилий потребовалось, чтобы представить, что я снова в тренировочном лагере Легиона.

Краем глаза я заметила, как тихо, едва заметно, шевельнулись кусты по правую руку, и на секунду мелькнуло что-то большое, белесое. Что бы там ни было, встречаться с этим на ночь глядя мне не хотелось. Обнажив меч, я медленно, стараясь не поворачиваться спиной к тем зарослям, попятилась в противоположную сторону. Нападения не последовало, и я поспешила прочь. Таинственному животному было со мной по пути: оно показалось ещё три раза, заставляя сворачивать с пути, а потом пропало. Так же, как и моё представление о том, в какой стороне берег.

Следующие полчаса я брела наугад, стараясь не поддаваться панике. Мне и так предстояла неспокойная ночь — небольшая разница, где я её встречу: на берегу или под каким-нибудь деревом. Всё равно не усну. Когда я уже смирилась с этой мыслью, какой-то из богов все-таки обратил на меня внимание: далеко впереди я заметила отблески света. Десять месяцев муштры и ежедневных нудных наставлений капитана не прошли даром, и я не бросилась сломя голову к костру. Наоборот, замедлила шаг, крепче перехватив меч. Стараясь ступать бесшумно, подобралась ближе, присела в кустах и осторожно раздвинула ветки.

Незнакомцы разбили лагерь почти на берегу, между упавшим стволом дерева и торчащим из земли большим камнем в два человеческих роста. Возле небольшого костра сидели двое, без особого азарта играя в кости. Ближайший ко мне был троллем, самым громадным из всех троллей, что мне довелось видеть. Просторный ворот рубашки открывал массивную серую шею, на которой отчетливо проступало ожерелье черных татуировок Вольных торговцев и наемников. На секунду внутри все заликовало — с Вольными всегда можно найти общий язык, если есть чем заплатить. Подвешенный над весело пляшущими язычками пламени котелок манил ароматом каши. Пустой, сворачивающийся в тугой узел от голода желудок требовал наплевать на все предосторожности и просто попросить помощи. Я представила выражение лица своего капитана, если бы он только услышал мои мысли, и осталась на месте.

Компаньоном по игре был молодой мужчина ненамного меня старше. Под светло-серыми глазами залегли глубокие тени, а скулу украшал бордовый синяк. Темные волосы он стянул на затылке в короткий хвост, как часто делали моряки или торговцы. До меня доносились только обрывки фраз, из которых было мало что понятно. Говорил в основном тролль, жалуясь на дрянное пиво и нравы в одном из портов Истравана. Ответы второго были слишком тихими, чтобы их разобрать.

Никаких опознавательных знаков на одежде незнакомцев было не рассмотреть. С троллем все понятно — наемник служит той стороне, что сегодня ему платит. Второй носил длинный темный двубортный плащ, под ним виднелась рубашка, на ногах обычные штаны и высокие сапоги. Он мог быть наемником, мог быть из вольных, или путешественником с родного Истравана, или даже одним из Легиона. А мог быть пиратом. Или того хуже — хортийцем.

С представителями империи я в живую никогда не сталкивалась. Да и мертвого имперца видела лишь однажды: раздутый, изрядно попорченный труп висельника встречал каждого, кто в тот месяц приезжал в Отрейн. Табличка на его груди гласила, что человек этот был лазутчиком Хортийской империи, стремящийся уничтожить мирную жизнь на Истраване; надпись ниже гласила, что лазутчик получил по заслугам за все то, зло, что собирался принести. А бед хортийцы на наши земли принесли уже немало: каждый житель Истравана знал, что текущая императорская династия поставили себе цель положить конец правлению Совета и подчинить весь континент своей воле в отместку за потерянные южные земли, и ради этого зашлет столько лазутчиков и даже магов сколько понадобится. Из-за их проделок леса родной страны наводняли новые чудища, а развращенные магией колдуны насылали болезни забавы ради. Из рассказов в учебке я знала еще и то, что имперские воины с пленными поступают так, что те завидуют мертвым.

Ветка предательски хрустнула, стоило мне чуть-чуть придвинуться. Тролль, казалось, и не услышал, а вот его спутник встрепенулся, скользнул взглядом по зарослям. Наемник вопросительно приподнял мохнатую бровь, и мужчина коротко кивнул в сторону кустов.

Чертыхнувшись, я бросилась обратно в чащу. Кусты затрещали, раздался низкий рык и что-то с силой толкнуло меня в бок, повалив на землю. Торчащий из земли камень раскроил лоб и глаза залило кровью. Кое-что я хорошо усвоила на тренировках: если бой начался, то времени жалеть себя уже нет. Оно придёт после, если из схватки выйдешь живой. Если.

Вскочив на ноги, я приготовилась защищаться, озираясь и крутясь на месте. В кустах снова мелькнула белесая тень, и моей решимости убавилось ровно на половину. Тварь двигалась слишком плавно, слишком быстро, длинный хвост состоял будто бы… из одних позвонков? Ни шерсти, ни кожи. Только нежити не хватало!

Дар настойчиво напомнил о себе, и вместе с этим покалыванием в ладонях пришло другое воспоминание, окончательно уничтожившее мой боевой дух. Меч в моих руках трясся как лист на ветру.

Тварь напала сзади: острые зубы впились в плечо, вновь повалили меня вниз и потащили в сторону. Заорала я больше от ужаса, чем от боли, когда увидела, что схватившая зверюга состоит из скелета и клубящейся внутри тьмы.

— Чтоб не обзывалась, когда очнется.

— А что, будет обзываться?

— Это первое чему их учат. Еще орать и умирать во славу своих обожаемых господ.

— Так отзови свою псину и не будет орать. Эта тварь даже мне на нервы действует.

Тихий свист вывел из болезненной дремы. Все случившееся после короткого боя запомнилось как-то отрывочно: зверюга трепала, рычала и тащила свою жертву по земле, а я слепо била рукояткой меча по лобастой костяной голове, пытаясь высвободиться. Несколько раз, я готова поклясться богами, что попала ей в шею, но меч просто прошёл сквозь клубы тьмы, не нанеся никакого урона. А потом тварь отступила, но я даже не успела обрадоваться: едва перевела дух, как увидела, что навстречу мне летит здоровенный кулак. Так и закончилась моя первая настоящая битва. Из хорошего было только то, что я была живой и даже относительно целой.

Мое безвольное тело подтащили к костру, небрежно бросили и оставили лежать. По меньшей мере я ожидала обнаружить себя связанной, но руки и ноги были свободными. Плечо, пострадавшее в схватке, неприятно ныло. Растрепанные волосы скрывали лицо, и я осторожно приоткрыла один глаз. Незнакомцы сидели там же, время от времени запуская ложки в котелок, стоящий между ними на земле. Жуткой костяной твари поблизости не было.

— Мелковата она для солдата, — тролль облизал ложку, сверкнув желтыми клыками. — Ребенок еще.

— Когда это шэлов останавливало? Набирают всех подряд, — темноволосый поморщился. — Раз в форме — не ребенок, а солдат.

— Может, украла у кого?

— Вот у нее и спроси. Хватит притворяться.

Последние слова предназначались мне. Я медленно села, с отвращением вытащив скомканную тряпку изо рта. Зачем вообще использовать кляп, если не связывать руки?..

— Ты из легиона, — прищурился мужчина. — Далековато тебя занесло от ваших земель.

Отрицать этот факт было глупо: форма — коричневый камзол с двумя рядами медных пуговиц и кожаных ремешков, говорила сама за себя.

— Вы из Вольных? — мой вопрос оба незнакомца проигнорировали, даже бровью не повели. — На мой корабль напали пираты.

Незнакомцы обменялись быстрыми взглядами — что-то в этом ответе им очень не понравилось. Тролль с деланным интересом принялся соскребать кашу со стенок. Мужчина кисло улыбнулся:

— Что же ты там собиралась делать?

— Служить, — я пожала плечами и тут же скрипнула зубами от боли. — Что за тварь на меня напала?

— Домашняя собачка, — хохотнул наемник. — Последнее веяние Тайзенгардской моды…

— Даккери, — угрожающе прошипел темноволосый.

Удивляться было нечему — боги славились своим дурным чувством юмора. Из всех возможных вариантов выпал самый плохой и на этом необитаемом острове я действительно столкнулась с имперцами.

— Да брось, Верьяр, не совсем же она тупая, — не унимался тролль. — Сначала натравил на нее свою магическую псину, еще ей рот заткнул гербовой тряпкой!..

Все взгляды машинально устремились на скомканный платок в моих в руках. Тряпка как тряпка, серая, с красным орнаментом из замысловато начертанной буквы «Х». Будь я не настолько вымотанной и разбитой, конечно же, не стала бы сидеть сложа руки. В лагере учили, что лучше найти смерть в бою, чем в хортийском плену. Отобрали меч — дерись кулаками, пускай в ход зубы. Даже ранение одного имперца приблизит победу Истравана!.. Продай свою жизнь подороже, вечный позор малодушным трусам, слава самоотверженным героям, ну и так далее, и тому подобная переполненная бравадой чушь. Правда была в том, что своей жизнью я дорожила гораздо сильнее, чем репутацией. Лучше быть живым трусом, чем мертвым героем.

Поэтому я осталась на месте, не сделав ни одной попытки броситься в бой. Только сплюнула на землю, обозвав человека напротив «колдунским отродьем», и швырнула тряпку в огонь; сложила руки на груди и презрительно взглянула на имперца, всем своим видом показывая, что больше ничего не скажу. Тролль укоризненно цокнул.

— Прекрасно, сам теперь ее допрашивай, — сквозь зубы прошипел мужчина.

— Дак она и так вроде сговорчивая. Как поест, так соловьем запоет, —наемник протянул котелок. — Ешь, не отравлено. Да не бойся ты, у старины Даккери кодекс: детей не убиваю.

В любых других условиях я бы гордо отпихнула котелок, предпочитая не иметь ничего общего с врагом, но пустой желудок тут же напомнил о себе. К тому же тролль казался даже дружелюбным, и надежда получить помощь еще не растаяла бесследно. К давней вражде между хортийцами и истраванцами тролли относились истинно философски: люди друг с другом враждуют из века в век, какой смысл вмешиваться? Идейно ни одну из сторон конфликта тролльские племена не поддерживали, а, значит, причин меня ненавидеть у него нет. В голенище сапога остались две спрятанные золотые монеты — немного, но лучше, чем торговаться пустыми обещаниями.

Вкуса еды я не почувствовала, не жуя проглатывая ложку за ложкой и исподлобья поглядывая на имперцев. Тот, которого тролль назвал Верьяром, платил той же монетой — не отрывал от меня мрачного тяжелого взгляда.

— Вот и славно, — промурлыкал наемник, когда котелок опустел; одним плавным стремительным движением оказался рядом, схватил за грудки и встряхнул так, что я едва не откусила себе язык. — А теперь, если ты хотя бы подумаешь соврать, я эту кашу у тебя с кишок вытащу и еще раз тебе скормлю. Кто тебя сюда послал?!

— Н.…ни…кто, — от ужаса перехватило дыхание. — Меня… перевели…

— Заливай больше, новобранцев туда не посылают, — тролль встряхнул еще раз и принялся перечислять имена, которых я никогда не слышала.

— Документы! — только и смогла прохрипеть я. — У меня есть документы о переводе!

Тролль разжал пальцы, позволяя упасть на землю. Грубо выхватил из моего внутреннего кармана драгоценный конверт и небрежно передал имперцу. Мужчина скептически осмотрел печать. Печать была настоящей — я собственноручно ненадолго позаимствовала ее из стола секретаря коменданта.

Осторожно поддев сургуч острием ножа, мужчин вытащил письмо и принялся читать. Сначала он нахмурился, потом приподнял одну бровь, озадаченно покачав головой. Затем посмотрел на тролля поверх листа, недовольно поджал губы, выудил из кармана мелкую монетку и швырнул троллю.

— А остальное? — возмутился наемник.

— Ты был прав только наполовину, Дак — она не из гильдии. В жизни не видел такую халтурную подделку.

Я упрямо молчала, от пережитой встряски тошнило. Тролль вернулся на свое место.

Часть 1

Kutner

Череда неправильных решений и ошибок вынуждают Нори Вэлнор бежать как можно дальше от дома. Желание искупить вину приводит ее в ряды защитников страны, но судьба сталкивает ее с беглым вражеским магом Верьяром Строрри, и карьера бойца заканчивается пленом так толком и не успев начаться. Теперь Нори предстоит пройти через испытания, которые перевернут её жизнь и заставят по-новому взглянуть на привычный мир.

Ориджиналы

Первая жизнь Нори Вэлнор

Дар проснулся поздно, когда мне уже минуло одиннадцать; слабый, едва теплящийся, годящийся только на то, чтобы в каждом броске ставить монетку на ребро. За этим занятием меня как-то застала старая Нэн и всыпала так, что желание практиковаться отпало надолго.

— Поймают тебя, —шипела старая карга, хлестая прутом пониже спины, — упрячут в самый темный подвал и будешь гнить там до конца времен. Чтоб никогда больше не видела такого, иначе пальцы вырву!

Шэл’дарский дар среди людей считался проклятием. Без должного сдерживания и тренировок сила неизбежно развращала слабый человеческий ум и уязвимую душу, навлекая беды на всех вокруг. По всему континенту во всех маломальских крупных поселениях над детьми проводили специальные ритуалы, надеясь разглядеть заразу как можно раньше; сначала в три года, а потом и в десять лет. Считалось, что после этого срока Дар уже себя не проявит. Обладателей силы затем свозили в Темную башню на севере Истравана, где после соответствующего обучения самые одаренные становились магами и могли послужить на благо родины. Раньше народ противился — иной раз шэл’дари забирали и единственного ребенка, и старшего сына, и если понадобится — силой; но видя, какие беды приносит стихийный дар, постепенно роптать перестал. А уж когда из казны Совета стали выделять пожизненное жалование семьям, так и вовсе некоторые срока стали ждать с нетерпением.

Поначалу мне такая судьба казалась заманчивой — выбраться из родной глуши, подальше от сварливой тетушки, и повидать мир. Столица — Велигард — находилась за тысячу миль от нашего скромного поселения, и даже представить сложно, какие бы дела могли занести меня так далеко от дома.

Хотя тут я лукавлю. Представить довольно легко, достаточно вспомнить, что однажды мне исполнится двадцать, и я получу причитающееся мне наследство. А вместе с ним — обязанности. Часть Кущ — полдюжины деревень, разбросанных по краю сумеречного леса, старые рудники и шахты, пастбища и кусок земли возле Шатрехейма — будет принадлежать мне, как последней из рода. Сейчас всем этим управляла тетя, а потом придётся мне… Но одиннадцатилетней девчонке таким голову забивать не стоит.

Это потом, через пару лет, начнётся череда смотрин и званных обедов, на которых будут торговаться и присматриваться. А сейчас — можно и пофантазировать о приключениях и захватывающих путешествиях. Несмотря на соседство с сумеречным лесом, маги в наших краях были редкими гостями, и с нечистью мы худо-бедно справлялись своими силами. Отношения с городом у нас были натянутыми ещё со времён смуты, наши просьбы подсобить обычно оставались без ответа.

Но в то лето в лесу объявилась какая-то особенная тварь, которой охранные амулеты были нипочем, и зверюга вдоволь нарезвилась, сожрав целый торговый обоз. А вместе с ним погрызла и зятя влиятельного торговца. Тот-то и раскошелился, отправив письмо в Велигард, а оттуда в Шатрехейм прибыл посланник Совета.

Поиски привели мага в Кущи, вернее сказать, свернул он в главное поселение пополнить припасы. Вся детвора успела сбежаться украдкой посмотреть на пришельца в странных черных доспехах. Я подоспела как раз вовремя и спряталась за яблоней возле церквушки — минутой ранее тетка вышла поприветствовать гостя; даже издалека было видно, как трясутся у нее пальцы. Тетушка Элая, староста объединенных Кущ, была смелой, напористой, и уж возможность вывалить на мага ворох скопившихся проблем ни за что бы не упустила. Пусть ей и было страшно, но она не торопилась просто отдать мешок и выпроводить гостя подальше. Источая сам мёд, тётка распиналась в благодарностях Совету и невзначай, раза три за свою речь, напоминала, что одна из шахт уже как восемь лет заброшена из-за нежити, и если господин хотя бы одним глазком туда заглянет, то в местной казне найдётся кое-какая награда.

Мне такие вещи знать не полагалось, но я везде совала свой нос — не было в казне никакой награды, да и казны-то не было. Дела наши шли не очень хорошо, с тех пор как восточный передел решил, что они сами по себе. Южный смогли удержать, но цена была высока, и лишних сокровищ у нас не водилось. Ни у семей, ни у поселения.

Маг забрал холщовый мешок с провизией, равнодушно оглядел притихших селян своими белыми, будто бы подернутыми туманом, глазами. Лицо, полускрытое тенью капюшона, было бледным, в рытвинах и шрамах. Он что-то спросил у тетушки, и я изнывающая от любопытства, уже хотела было подобраться ближе, но тут меня схватили за ухо и втянули обратно в укрытие.

— Покажешься ему — заберет, — прошипела старая Нэн, обдав щеку горячим сухим дыханием. — Такой же станешь.

— Страшной? — испуганно пискнула я.

— Безвольной, дурья твоя башка. Хотя, может быть, тогда хоть какой-то разум в твоей черепушке поселится.

— А ты откуда знаешь? Сама-то мага первый раз видишь! Или не первый?

Старуха ухмыльнулась и настойчиво потащила меня прочь с главной улицы, недовольно бурча под нос. Я не сопротивлялась, испытывая больше любопытства, чем страха. Нэн в нашем поселении появилась три года назад. Заняла пустующую хижину на самом отшибе, изредка выбираясь на люди и пугая своим неряшливым видом малышню. Вреда от нее не было, чего нельзя было сказать о пользе: старуха была травницей и, хоть и ворчала на частые просьбы, исправно варила требуемые настойки; от простуды, прыщей, зубной боли, бородавок и соплей. Держались от нее подальше в основном из-за едкого запаха и сварливого характера.

Сидя в своей старой хижине и помешивая мудреное варево в котелке над очагом, она еще много чего рассказала притихшей одиннадцатилетней девчонке, за что обычно в темницу кидают, или на столбе вешают, или насылают гнев богов. В общем, говорила старуха о вещах, о которых со мной никто никогда не разговаривал и никогда и не собирались говорить. Обо всем: о Великой тьме, о нежити, о шэл’дарском народе, о смуте, которая положила начало единому Истравану. Ничего удивительного, что на следующий день, едва с домашними делами было покончено, я мялась на пороге ее хижины, надеясь услышать что-нибудь еще. Да еще через месяц старуха милостиво разрешила использовать под ее присмотром дар, пока никто не видит.

— Магия — как запах. Чем чаще пользуешься, тем сильнее воняешь, — как-то говорила она, плетя очередную кривую корзинку; этого добра у нее было немерено. — Разок-другой можно, но будешь неосторожна — учуют. При старой Нэн можно, старая Нэн еще никого не выдала…

Из деревни Нэн пропала через год, оставив хижину на отшибе и весь скарб внутри. Никто ее не искал, и никто о ней не вспоминал, кроме меня. Целый год после этого я заглядывала в старый дом, надеясь однажды все-таки застать хозяйку. Часами сидела у погасшего очага, заставляя монетки и корзинки двигаться по моей воле. А уже следующей весной заброшенный дом облюбовал новый травник, и разведенный во дворе костер пожрал все воспоминания о старой Нэн…

Я очнулась резко, подскочив на земле и судорожно хватая ртом воздух. Лихорадочно метающийся из стороны в сторону взгляд выхватывал то темную листву над головой, то кусочек черного неба, то горящий костер и спящую рядом с ним громадину тролля. Удары сердца гулко отдавались в ушах.

Руки метнулись к шее, ощупывая зудящую кожу. Тело отзывалось тупой ноющей болью на каждое движение. Похоже, хортиец не рассчитал свои силы и не придушил до смерти как хотел. Хрипло дыша, я попробовала встать и тут же согнулась, выплевывая недавний ужин вперемешку с кровью. Перед глазами все плыло и мельтешило, а на лбу выступила холодная испарина. Так паршиво мне еще никогда не было. 

 Будто бы что-то внутри меня изменилось, отдалилось, стало холодным, равнодушным, чужим…

Превозмогая дурноту, и старательно отбрасывая желание снова провалиться в спасительную тьму забытья, я поднялась на ноги и огляделась. Меня оставили лежать у костра, тролль спал, залихватски похрапывая, имперца и костяной твари нигде не было видно. Вытерев губы тыльной стороной ладони, я сделала глубокий вдох. Жутковатая беспечность с их стороны даже не оттащить труп подальше от места стоянки…

Неважно, просто неважно. Я — жива. Не время раздумывать о том, что произошло — нужно удирать, пока мои враги не осознали какой шанс предоставили.

Пошатываясь, я сделала шаг, еще один, потом еще; замерла, когда тролль всхрапнул особенно громко и перевернулся на спину. Выждав с полминуты, я добралась до поваленного ствола дерева, неловко подтянулась, надеясь, что сил перелезть хватит, и нос к носу столкнулась с хортийцем.

— Вернись на место, — только и сказал он.

Я свалилась на землю, не отрывая от имперца взгляда попятилась назад, загребая руками песок. Мужчина ловко перемахнул через преграду, снял с плеча мешок и сел у костра, вытянув ноги. Моя попытка побега не произвела на него никакого особого впечатления.

— Ты должен был меня убить, — в горле пересохло, слова вышли хриплыми, едва различимыми. Не сказать, что я была сильно расстроена тем, что все еще жива; скорее — потрясена. Раздосадована. Разочарована, потому что положение мое никак не изменилось с нашего прошлого разговора.

— Уговор был другой, — усмехнулся Верьяр, все-таки обращая на меня внимание. — Жизнь твоя мне не нужна, а вот душа пока пригодится. У тебя есть Дар, для новобранцев это большая редкость. 

Против воли заплетающиеся ноги сами понесли к магу. Я попробовала было сопротивляться, но голову пронзила вспышка боли. Такая острая и яркая, что я застонала, прижав ладони к вискам. Что-то внутри натянулось до самого предела. Стоило вновь сделать неловкий шаг вперед, как боль исчезла.

— Будешь упрямствовать, будет больнее, — Верьяр с любопытством наблюдал, как я медленными короткими шажками подхожу к костру.

Вопрос имперец проигнорировал, похлопав по земле рядом с собой. В висках снова заныло, и опережая боль, пришлось торопливо опуститься на колени. Верьяр наклонился, и я вздрогнула, почувствовав прикосновение. Маг взял лицо в ладони, заставил покрутить головой из стороны в сторону, придирчиво разглядывая набухшую рану на лбу.

— Могло быть хуже, — наконец, объявил он, отпуская. — К утру станет намного легче.

— Что ты со мной сделал? — с трудом получилось заставить зубы не стучать друг о друга.

— Я же только что сказал — позаимствовал твою душу, потому что она мне пригодится. Ты будешь делать то, что я прикажу.

Само это предположение звучало настолько нелепо, что я не удержалась презрительной гримасы. Не дождется.

 — коротко приказал Верьяр.

С удивлением, как-то со стороны, я наблюдала, как собственная рука потянулась к костру. Опомнилась, когда жар лизнул кожу; уперлась, до крови закусив губы, но отпрянуть не смогла. На этот раз заломило не только виски, но и затылок. От боли в глазах потемнело и сквозь стиснутые зубы вырвался стон.

— Довольно, — смилостивился маг, и я тут же прижала ладонь к груди. — Вот так это работает: я приказываю — ты делаешь. Будешь слушаться — не будет боли. Мы друг друга поняли?

Вместо ответа он получил полный ненависти взгляд. О жутких проклятиях ходило много небылиц и страшилок, но по-настоящему никто из моих родных краев с ними не сталкивался. И тем более не было у нас магов, которые бы осмелились вопреки воле богов сотворить такое зло по отношению к другому человеку. Но чего еще ждать от имперца?

Тем временем Верьяр расстелил свой длинный плащ на земле, пристроил мешок в импровизированном изголовье и, взглянув на меня, растянул губы в какой-то странной, я бы сказала вымученной улыбке.

— Теперь запоминай: ты не будешь пытаться сбежать и даже думать о том, чтобы навредить мне или Даккери. Если будешь вести себя хорошо, то так и быть — может быть оставлю тебя в каком-нибудь поселении Вольных, когда все закончится. Потом можешь идти на все четыре стороны, хоть прямиком к вашему драгоценному Совету.

— Что закончится? Кто вы вообще такие?

— А вот этого тебе знать совсем необязательно. Сейчас ты вернешься на свое место и проспишь до самого рассвета, — отмахнулся Верьяр, ложась и закидывая руки за голову. — Еще вопросы?

Вопросов было с избытком. Они теснились в сознании нестройным роем, одни важнее других. Что произошло, почему я, почему меня не убили, что со мной будут делать?.. Как от этого проклятия избавиться? Что вообще забыли эти двое на этом острове и куда направляются?.. И что будет, если я во сне расправляюсь с имперцем? От последней мысли в затылке снова заныло.

— По нужде тоже разрешение спрашивать? — едко процедила я.

— Можно без разрешения, — великодушно разрешил Верьяр. — Умыться сходи лучше завтра, сегодня щипать будет. И устройся поближе, первые несколько часов тебя будет сильно знобить.

Каким-то новым внутренним чутьем я поняла, что это был не приказ, а потому демонстративно отодвинулась от костра как можно дальше, на самую границу света; поерзала на холодной земле, кое-как устроив голову на сгибе локтя. Спать я не собиралась: дождусь подходящего момента и нападу. Или сбегу. Или…

Маг наблюдал за мной с умеренным интересом, а потом тихо засвистел. Скелетообразная тварь тут же вышла из кустов, обнюхала меня, потопталась рядом, как очень большая псина, и улеглась рядом. Я изо всех сил старалась не смотреть на чернильные завитки тьмы за белыми, немного влажными костями. При этом на самом краю сознания я смогла отметить, что от нежити исходило тепло.

— Попробуешь встать до рассвета — она тебя сожрет, — зевая, пообещал хортиец. — Я сплю крепко и не успею ее отозвать.

Имперец соврал: когда я судорожно отползла к кустам, давясь склизкой кровью, зверюга не стала нападать. Лежать было невозможно — тут же кружилась голова и подкатывала тошнота. Прислонившись к большому камню, я приготовилась коротать еще одну ужасную бессонную ночь. Никогда бы не подумала, что смогу уснуть под боком у нежити, но уже через полчаса впала в дрему, а еще через несколько минут провалилась в сон.

Остаток ночи прошел спокойно, а на утро, как маг и обещал, стало немного лучше. Несмотря на то, что еще ночью план мой состоял в том, чтобы встать спозаранку и сбежать пока лагерь спит, проснулась я позже всех. И то спала бы дальше, если бы не очередной спор между имперцами.

Я как могла оттягивала момент, когда придется открыть глаза. Меня укрыли чьим-то плащом, слабо пахнущим дымом и ромом; было тепло, даже уютно. Вот бы и дальше лежать с закрытыми глазами, видеть сны и не думать о том, что случилось. Вот бы кошмарная встреча только приснилась!

Положение было плачевным. Как и полагается добропорядочному жителю Истравана, я ничегошеньки не знала о настоящей магии. Ну, только сказки да жуткие байки, в которых обычно правды было меньше трети. Среди них о проклятиях, порабощающих душу было не то чтобы много упоминаний. Хортийцы были развращены магией целые века, так что могли и выдумать что-нибудь новое. С другой стороны — имперец мог просто запугать настолько, что мне почудилось…

— Завтрак проспишь, — тяжелая огромная ладонь легла на плечо и легонько потормошила.

Нехотя я потерла глаза, отбросила с лица темные грязные пряди и исподлобья взглянула на тролля. Тот в ответ улыбнулся, оскалив клыки и забрал плащ, тут же накинув на широкие плечи.

— Видок у нее прям под стать твоей помощнице, — он обернулся к магу, который сидел на стволе дерева, выискивая что-то в недрах походного мешка. Приглядевшись, я узнала в серой мешковине свой собственный мешок, который оставила в лодке.

— Умоется, причешется и сойдет, — пожал плечами Верьяр.

— Во-первых, эффект неожиданности, — мужчина встретился со мной взглядом, и я поспешно уставилась себе под ноги; разные слухи ходили магах, и мне совсем не хотелось, чтобы враг свободно читал мои мысли. — Про нее никто не знает. Во-вторых, если Герхард предпочтет познакомиться поближе, я предпочту, чтобы он 

 с ней и допрашивал ее же, а не меня. В-третьих, дополнительная пара рук никогда не бывает лишней — задержит врагов в случае чего. В-четвертых, это отличная возможность изучить ритуал, сам знаешь какие с этим сложности в Тайзенгарде.

— Не зря за твою голову объявили награду, — изрек тролль. — Это подло и недостойно. А когда об этом узнают, тебя точно повесят.

— Ты вообще хотел оставить ее на острове.

— Умереть свободной и то лучше, — покачал головой наемник. Я была с ним согласна только отчасти — умирать не хотелось совсем. Ни свободной, ни будучи пленницей.

Маг неопределенно пожал плечами, показывая, что его мои чувства и переживания мало волнуют. Тролль уселся к костру, выудил из мешка с провизией плоскую лепешку, разломал пополам и перебросил кусок мне. Хлеб был соленым, жестким, а после слов имперца и без того кусок не лез в горло. От одного названия столицы Империи становилось не по себе.

— Ладно, раздевайся, — приказал маг и тут же поморщился, увидев промелькнувший ужас на моем лице. — Камзол сними, он слишком приметный.

Расставаться с формой было тяжелее всего. Не сказать, что я по-настоящему ею дорожила — откровенно говоря, она даже не была моею. Перед побегом я позаимствовала ее на складе, чтобы сойти за настоящего новобранца, а не ученика. И тем не менее, форма для меня значила многое. Хотя бы то, что я сама управляю своей судьбой. Не без неудач, но все же. Тетка бы ни за что не позволила мне вступить в Легион, учиться махать мечом и драться… и попасть в такие неприятности.

Хотя стоит сказать честно: мои неприятности начались с того самого дня, как Дар пробудился. Я по наивности думала, что худшей участи чем казнь, быть не может. Досадно, неприятно, но хотя бы совесть чиста. А тут…

— Иди умойся и переоденься. — Верьяр протянул мою же запасную одежду: просторную белую рубаху и темные холщовые штаны. Камзол он забрал, встряхнул и аккуратно сложил в мешок. Не сжег и на том спасибо.

У меня не было ни сил, ни желания разговаривать с имперцем. Пережевывая последний кусок лепешки, я побрела к берегу. Отойдя достаточно далеко от лагеря, остановилась на берегу, разглядывая мерно бегущие волны. Всеокеан был спокойным, бескрайним, свободным. Он открывал соблазнительную возможность сбежать по-настоящему — не только от врагов, но и от всех проблем сразу. Год назад я совершила ошибку и наивно думала, что смогу все исправить. И куда это меня привело? И хуже — куда приведет дальше?

Усталость и тоска сдавили грудь, заставляя шагнуть вперед. Может быть, Серый жнец будет милостив и позволит пройти в Долину, а не оставит душу гнить в храме, как учили жрецы. А, может, ничего этого нет, и тогда глупая девчонка просто исчезнет…

Я опомнилась, когда холодные волны лизнули подошву ботинок. Наклонилась, зачерпнула воды и силой принялась оттирать засохшую на лбу кровь. Дурные это были мысли, чужие, не мои. Не для того я сбежала из Кущ; не ради этого часами слушала нудного наставника, который стоял над душой, пока новобранцы бегали по плацу, и уж точно не ради такого конца отказалась от своей, в общем-то, весьма завидной жизни. Не знаю, что сделал маг, но при мне все еще остался разум и кое-какие силы. Так просто я не сдамся.

Обратно в лагерь меня ничто не манило. Переодевшись, я уселась на небольшой камень и принялась обдумывать свое положение. Из обрывочных разговоров имперцев я знала, что на этом острове они долго не задержатся и что корабль скоро прибудет, а еще то, что за жизнь мага объявлена награда. А раз так, то и, возможно, жизнь его будет короткой, а вместе со смертью спадет и проклятие. Осталось только как-то продержаться до заветного момента.

От этой мысли снова заломило виски, но как-то по-другому, тише что ли, едва заметно. Накануне Верьяр запретил даже думать о нападении, и я усмехнулась. Похоже, на мысли проклятие действовало слабо. Представила, как маг умирает в мучениях от клинка, и скривилась — боль все-таки проснулась. Стиснув зубы, продолжила представлять разные сцены гибели имперца, время от времени шипя от ломоты в висках или затылке. Через полчаса я с мрачным удовольствием заметила, что переносить это стало будто бы легче. Получается, ко всему можно привыкнуть, даже к проклятию. Научиться переносить, изображать подчинение, а потом, выждать подходящий момент. Представив перекошенное удивлением лицо имперца, я не сдержала широкую ухмылку.

— Я уж думал ты утопилась, — раздалось за спиной.

Несмотря на свои внушительные размеры, тролль мог быть совершенно бесшумным. Боги знают, как долго он стоял в шаге, пока я воображала себе всякое!..

— Вообще не очень удачно все вышло, — продолжил тролль. — Давай хоть познакомимся, что ли. Я — Даккери.

Молчание наемника не смутило. Он присел на корточки рядом, и почти сравнялся со мной ростом. Я сделала вид что очень занята складыванием одежды, украдкой рассматривая его плоское широкое лицо, массивный нос с горбинкой, который видимо ломали несметное количество раз. Левый нижний клык, слегка торчащий в бок, был сколот. Длинный старый шрам тянулся через весь лоб, пересекая правую бровь и заканчиваясь где-то у уха.

— У богов на все есть план, не считаешь?

От этого замечания заныли зубы. Богов у троллей было четыре, по количеству пальцев на их руках. И на все у них был «план», служивший оправданием в любых сомнительных делах. Я не была знатоком тролльского племени, но повстречала их достаточно, чтобы запомнить: если тролль завел песню о своих богах — разговор предстоит нудным, ни к чему не приведет, а в конце тебя, с высокой долей вероятности, облапошат.

— Сейчас ты скажешь, что это не случайность? Что пираты специально напали на мой корабль, что течение специально принесло меня сюда, на этот остров, чтобы… что? Какой план-то?

Даккери тяжело вздохнул, рассеянно проводя ладонью по короткому жесткому ежику темных волос на затылке.

— Не бывает случайностей. Я задолжал одной девчонке обещание.

— А я-то тут причем? Или для троллей все девки на одно лицо? — сердито буркнула я, ковыряя песок носком ботинка. В этом все тролли: для них они сами — центр мира.

— В основном — да. По волосам отличаем да по формам, — хохотнул наемник, а затем посуровел. — Ты только Верьяра не зли лишний раз. Характер у него тяжелый. Делай, что говорит и все нормально будет.

— Он из Империи. Вчера приказал мне сунуть руку в огонь, — моя бровь скептически изогнулась. — Сегодня что заставит сделать? На меч броситься?

— Не, этого я ему не позволю. Девок обижать нельзя.

— И что ты ему сделаешь? Он маг с прогнившей душой. Щелкнет пальцами, и от тебя…

Синяк на скуле Верьяра был большим, приметным. Подавившись заготовленной фразой, я недоверчиво посмотрела на тролля.

— Моя работа, — не без гордости объявил он. — Вообще из магов этих бойцы — тьфу. Что ваши, что их. Главное подобраться успеть, а там посильнее замахнуться. Ну а пальцы… пальцы сломать можно. А теперь пойдем, пора уже.

— Почему он меня не убил? — вопрос прозвучал как-то по-детски жалко и одновременно глупо, и я тут же на себя разозлилась.

— Потому что, — тролль пожевал нижнюю губу, — он, в общем, плохой человек.

Великолепное объяснение, которое внесло кристальную ясность в ситуацию. Плохой человек, который просто поступает плохо, потому что он плохой. Пари держу, у какого-нибудь тролльского божка был на это план. Я с сожалением встала с камня и бросила прощальный взгляд на волны. Возвращаться в лагерь на глаза магу совершенно не хотелось.

Часть 2

Помимо азов боевого искусства, новобранец Легиона учится всевозможным на первый взгляд малополезным вещам; например, чистить на скорость картошку или идеально заправлять покрывало на жесткой койке, синхронно отдавать честь капитану или стоять несколько часов не двигаясь, а иногда еще и декларируя самые скучные главы устава. Однако самым заветным умением в наших рядах считалось научиться использовать каждую свободную минутку, чтобы урвать хоть чуточку сна, потому что никогда не знаешь, какое тяжелое поручение выпадет на твою долю в следующее мгновение. Поднимали будущих защитников Истравана еще на рассвете: часовая зарядка, на которой сходило семь потов, затем скудный завтрак, после — распределение занятий и работ. Если капитан был не в духе, то утро начиналось с марш-броска туда-обратно до тренировочной площадки в пяти милях от основного лагеря.

Я думала, что помру намного раньше, чем нас все-таки отправят на фронт. Постоянно хотелось есть, спать, тело пестрело синяками, которые оставляли деревянные мечи и рукопашные схватки. На нежной коже ладоней образовались кровавые мозоли. Я была потной, грязной, совершенно вымотанной, и к концу дня сил оставалось только на то, чтобы доползти до койки. Некоторые из собратьев по несчастью ломались, не дождавшись конца первого месяца: кто-то умолял отпустить обратно домой, кто-то сбегал, иные даже рыдали по ночам. Первое время, потому что очень скоро товарищи по палатке начинали шипеть на слабака, а то и раздавать бодрящие затрещины. Я упрямо держалась, не позволяя никому видеть слез — мне-то возвращаться было некуда.

Шли недели. Старые синяки сошли, мозоли загрубели и перестали болеть, усталость будто бы притупилась, а самое главное — я научилась засыпать почти мгновенно и также просыпаться. Приятель, долговязый парнишка, попавший в лагерь в то же время, что и я, пошел ещё дальше — научился спать стоя, держа глаза приоткрытыми.

Ожидание в неизвестности было намного утомительней тренировок. Оно грызло изнутри, порождая страх и отчаяние. Сидя в запертой клетке на корабле наемников, я мысленно перебирала все возможные варианты побега. Рано или поздно за мной придут и вытащат из клетки. Если подгадаю нужный момент, то с одним наемником я справлюсь. Повезет — разживусь мечом. Ну а дальше… Мрачный голос в голове рисовал картину, где я выбираюсь на палубу и сталкиваюсь с остальной командой корабля. Ну, предположим, от первых ударов увернусь, даже смогу кого-нибудь ранить, а потом что? Прыгнуть ласточкой за борт и плыть, пока не пустят стрелу в спину?

Короткий это будет заплыв, ведь учиненный имперским магом ритуал, не прошел бесследно. Все еще тошнило, болело в груди и слегка дрожали руки. Рассудив, что трястись в ожидании участи не принесет никакой пользы, я поудобней устроилась в углу клетки так, чтобы видеть через полуприкрытые веки лестницу. Краем глаза следила Верьяром, который был воплощением спокойствия. Едва Герхард ушел, маг опустился на колени, чинно сложил руки, закрыл глаза и замер. Мне даже казалось, что он перестал дышать.

— Что случилось с сенаторской дочуркой? — не то, чтобы меня интересовала преступная жизнь мага. Прежде чем попытаться уснуть, я хотела убедиться, что не упускаю возможности вытрясти из Верьяра какую-нибудь полезную информацию. — За что тебя разыскивают?

Имперец не ответил, и я с чистой совестью закрыла глаза. Поначалу я рассчитывала подремать совсем чуть-чуть, но усталость взяла свое, и уснула я гораздо крепче, чем планировала.

Это был один из тех снов, которые проще назвать непрошенным воспоминанием, а поблагодарить за него стоило охотника с его вопросом «кто я такая». В храме десяти богов было сумрачно и душно. Нестерпимо пахло приторными благовониями, от которых чесалось в носу. Мне очень хотелось зевнуть, но положение обязывало стоять на помосте перед толпой жителей и, как постоянно говорила тетушка, «вести себя достойно». То есть стоять смирно и желательно слушать с благоговейным трепетом. По правую руку бубнил проповедь старый монах Индред. Как обычно для первого месяца зимы тему выбрали самую мрачную — Великую тьму, что пришла на земли Истравана два столетия назад. Эту историю я слышала каждый год вот уже семнадцать лет.

 произошло никто так и не узнал. Просто в одну зиму по всему Истравану, и без того раздираемому междоусобной войной семи государств, стали происходить странные беды. Ослепленные враждой и гордыней правители поначалу на них и внимания не обратили: ну пропал торговый обоз на одной из дорог, ну стали чаще городские жители болеть, пропадать да шептаться о новой лесной жути, какое кому до них дело?.. А потом уже поздно было: леса и города наводнила нечисть, а вместе с ней пришел мор. Кровавая чума не щадила никого, собирая жатву во всех семи королевствах. Города и крупные поселения стремительно пустели, но Истраванцы боролись: собирали отряды для борьбы с напастью, закрывали города, в тщетной надежде остановить распространение заразы. Страх усугубил войну: если раньше междоусобицы имели хотя бы формальный повод — один князь косо на другого посмотрел, не так поприветствовал, не ту дочку пообещал на выданье — то теперь и причин искать не надо было. Страшное это было время, когда клятвы и человеческая жизнь ничего не стоили.

Дальше проповедь отходила от исторических событий. Из книг я знала, что последний уцелевший король Уроса Вирго Третий плюнул на свою гордость и обратился за помощью к тем, кого когда-то прогнали с земель далеко на север. В церковной же версии появился праведник, молитвы которого услышала богиня жизни Плава и послала видение. Три месяца он добирался до анклава шэл’дари, последнего города Иридари, чтобы попросить помощи. Вечный народ, несмотря на долгую историю распрей с людьми, его выслушал и отправил на подмогу лучших воинов и лекарей. Пять лет ушло на то, чтобы худо-бедно восстановить порядок: приструнить воинствующих новых князьков-разбойников да разослать во все поселения лекарство. И как удачно, что к тому времени, из правителей в живых осталось, боги не дадут приврать, меньше половины. Измотанные, побитые, они с радостью приняли помощь и безоговорочное лидерство Вирго и присягнули на верность. Вот только нечисть и не думала останавливаться — ее убивали десятками, но она восставала сотнями. Стало понятно, что без магического искусства с ней не справиться. И тогда снова богиня послала праведнику видение о спасении. Вечный союз, в обмен на вечную защиту и всеобщее объединение. Великая тьма отступила, но не исчезла. Каждый день Совет неустанно борется с ней, оберегая народ Истравана и не давая тьме снова поглотить мир…

Проповедь заканчивалась сбором ежегодных даров. Я с приклеенной улыбкой смотрела, как толпа прихожан выстроилась длинной вереницей к медному котлу, в который требовалось опустить монеты. По одному золотому со взрослого, и серебрушка с каждого ребенка. Когда в храме остались только старосты близлежащих деревенек, которые прибыли с подношениями, начался подсчет. Монеты перебрали, самые кривые поменяли; остальные ссыпали в мешочки, запечатали горловины и  приложили записки. После, обычно, дань забирал отряд из Шатрехейма, иногда — сама тетушка направлялась с ними, чтобы лично побеседовать с наместником. Но в этот раз за дарами прибыл особый гость, еще и раньше срока, заставляя тетушку изрядно нервничать.

Собрание все никак не заканчивалось, и правила требовали, чтобы такой важный гость не сидел в одиночестве, и, в общем, на свою беду, я вызвалась эти правила приличия соблюсти. Двигало мной исключительно любопытство пополам с желанием быстрее уйти из душного храма.

Первая жизнь Нори Вэлнор

Содержание

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Комментарии (0)