Ники кажется, что он испытывает дежавю, причем, не первый раз, когда он просто зависает в пространстве на несколько минут, смотря на разлитую по полу воду. Хотя в этот раз вместе с водой на полу оказались стеклянные осколки стакана, что выскользнул из его подрагивающих пальцев. Хэммик глубоко вздыхает, не торопясь предпринимать какие-либо действия против воды, что медленно подбиралась к его носкам. Ники с трудом верится, что он правда так ослаб, что не в состоянии донести стакан с водой до рта, при этом не уронив его.

— Долго здесь стоять будешь? — огрызается кто-то снизу и толкает Ники под локоть, пробиваясь к ящикам. Через секунду послышалось раздраженное придушенное шипение, словно кобру выволокли за хвост из корзины.

— Блядство, — красноречиво сообщает Аарон, очевидно, это был он, разочарованно переступая в промокших носках по паркету, поднимая осуждающий взгляд на Ники. — Ты издеваешься, да?

— Не… нет, извини, — Ники отвис, часто заморгав, и скрылся в поисках швабры. Хотя сейчас казались актуальными мыло с веревкой. — Я не хотел.

— Да знаю я, — Аарон морщится так, словно разжевал целый лимон, после чего вытаскивает из нижнего ящика коробку сухих шоколадных шариков. — Придурок.

— Прости, — меланхолично повторяет Ники, зависая на этот раз в проеме кухни, с несчастным видом молча наблюдая за тем, как кузен высыпает шарики в пустую глубокую тарелку, после чего подходит к холодильнику и распахивает его.

«До молока он не достанет»

, — проносится в голове напоминание, и точно, как только Аарон находит глазами бутылку молока, его плечи печально опускаются.

— Ники. Ни-ки. — он оборачивается к кузену, нахмурив брови. — Ники. — Хэммик переводит на него невменяемый взгляд, обнимая швабру, прижимаясь к ней щекой. — Ники, блядь, ты дашь мне это сучье молоко или что?

— Мхм, ой, точно, да, прости, — Ники поспешно подходит к холодильнику, протягивает руку, передавая искомое Аарону, и тот подозрительно косится на него, сузив глаза на манер Эндрю.

— Я же просил не убирать его так высоко.

— Еще раз извинишься, и я тебе въебу, — предупреждает Аарон сердито, и возвращается к своему импровизированному ужину. Или…или завтраку?

— Ладненько, — на автомате отвечает Ники, закрывает дверцу холодильника и так и остается стоять рядом с ней, сжав в пальцах ручку, медленно моргая на разноцветные магнитики из коробок из-под шоколадных шариков.

— Прекрати, — почти вежливо просит Аарон, подходя к холодильнику снова, чтобы налепить на него очередной магнит. — Или въебет тебе уже Эндрю.

— Да… Ага, — Ники вздыхает, и пытается взбодриться, затрясся головой. Итог: из заебанного жизнью придурка он превратился в заебанного жизнью придурка с головокружением. Прогресс был на лицо. В этот момент взгляд Ники упал на часы. — Аарон, какого-

— Ты тоже не спишь, — в свое оправдание выдвинул Миньярд, пожимая плечами, от чего когда-то ярко-желтый джемпер Хэммика на нем зашевелился.

— Да, но мне двадцать, а тебе всего пятнадцать, так что-

— Так что заткнись, — пожал плечами Аарон, и Ники было очень тяжело ему перечить.

— Аарон, третий час ночи, 

, иди спать, — уже просит Ники, потирая пальцами свободной руки веки, так как вторая рука намертво приросла к ручке холодильника.

Аарон не отвечает, беря двумя ладонями тарелку с шариками и направляясь вон из кухни.

Остановившись у подножия лестницы, Миньярд обернулся, оценивающе окидывая кузена долгим, пристальным взглядом.

— Он уехал. Смирись и живи, блять, дальше.

Теперь очередь Ники играть в молчанку.

Почему-то, Ники думает об этом, как о чем-то сверхъестественном, словно он и не подозревал, что рано или поздно отпуск Клозе кончится, и тому придется вернуться обратно в Германию. Просто в один момент, вечером, вместо того, чтобы включить очередное стенд ап шоу на фоне, Эрик подошел к шкафу и начал вытаскивать из него свои немногочисленные вещи, открыв на кровати чемодан. Ники тогда, как и сейчас, испуганным кроликом замер, чувствуя, как сердце в груди начинает биться сильнее.

— Как… Уже? — почти шепотом спрашивает Ники, и Клозе оборачивается через плечо, ободряюще улыбаясь.

— Рано или поздно все кончается. Но мы сможем отметить Рождество вместе?

Ники вздрагивает и вырывает себя из воспоминаний, подходя к месту катастрофы и начиная собирать осколки стакана, не боясь порезаться. Трудно, очень трудно поверить, что какие-то два дня назад Эрик ещё был здесь, прямо здесь, стоял на их кухне, помогая готовить, и быстро тараторил на немецком о том, что его не устраивает в современных дипломатических отношениях начальника его компании. Ники слушал внимательно, хотя ни черта не понимал, но это не было такой вещественной проблемой.

Эрик снова на другом материке, пока Ники здесь, в ненавистной Южной Каролине, с двумя трудными детьми.

Ники вытряхивает осколки с ладони в мусорное ведро, и несколько из них впиваются прямо в кожу, сразу же распарывая ее под косым углом. Хэммик едва заметно морщится, после чего несколькими резкими движениями избавляется от стеклянных заноз, отправляя их вслед за остальными.

Он застывает прямо там, сидя на корточках на кухне, уставившись пустым взглядом в появившиеся ранки на ладони.

Ники готов отдать почти все что угодно, лишь бы Эрик вернулся, или Ники удалось самому попасть к нему.

Но все, что может сделать Ники — выполнять заново уставленные перед отъездом правила, которые Эрик не поленился выписать на бумагу (вроде, это был счёт за электричество).

«Ты сегодня встал и заправил кровать? Ты, разумеется, молодец.

Не забывай хвалить себя чаще, потому что ты достоин всякой похвалы, и если тебе кажется, что ты не заслужил слов «я молодец», ты не прав.

Будильник на 13⁰⁰ и 18⁰⁰. Это должно быть полноценными обедом и ужином, не обманывай меня.

Помни, что ты действительно делаешь для своих кузенов достаточно и ты НЕ являешься для них ничтожеством или нелепым. Когда ты думаешь подобным образом, ты делаешь больно мне.

Ты имеешь право проявлять любые эмоции, будь они негативными или положительными, не забывай.

Ники хранит этот лист в ящике стола, и когда ему становится совсем невмоготу, он достает его, водя пальцами по аккуратно написанным буквам, представляя, как Эрик писал каждую из них.

Сейчас любое напоминание об Эрике отдавалось болью в груди, словно тот уже умер, а не просто вернулся в Германию.

А главным напоминанием были вещи, которые остались здесь и которые Ники стащил изначально.

Нужно было видеть лицо Эрика, когда под конец недели что-то выгнало Аарона наружу из его маленькой монархической преисподней (комнаты), пока Клозе был дома. Потому что на Аароне был полосатый свитер, который Ники умыкнул еще год назад. Клозе от неожиданности чуть не выронил телефон, и на его длинный ошеломленный взгляд Аарон ответил раздраженным:

— Что уставился, мудила?

Эрик мотнул головой, спеша заверить, что просто задумался, потому что лишать близнеца еще и одежды, помимо душевного спокойствия, не входило в его планы от слова совершенно. Ведь Аарон со стопроцентной вероятностью избавится от свитера в ту же секунду, если узнает, кому он принадлежит.

Эндрю же явно намного меньше заботили такие формальности, кто раньше носил шмотки до него, и если сейчас Миньярд наткнется на толстовку, так непредусмотрительно оставленную без присмотра, ему ничто не помешает стащить ее себе. Таким образом Клозе вернулся в Германию без двух своих джемперов. Ники хотелось бы найти в себе раскаяние за то, что второй свитер спиздил уже он, но такового не оказалось.

Вместе с отъездом Эрика кончился и отпуск, который Ники без труда выклянчил у начальства, и теперь довольно серьезной проблемой становилось то, что каждое утро нужно было вставать не в привычные двенадцать дня, а в проклятые восемь. Помимо того, сменщица Ники взяла отгул сразу после него, и теперь Хэммик пропадал на работе почти круглосуточно. Возможно, это стало бы проблемой, что он «отдаляется» от близнецов, но он к ним и особо не «придалялся», чтобы волноваться на этот счет. Хуже были лишь вызовы в их школу, посещение которой Ники либо откладывал, либо тревожно игнорировал.

Наглядным примером заебанности по работе стало случившееся в один из вечеров, когда Ники почти сдернули с работы очередным весьма гневным звонком из учебного заведения. Хэммик к тому моменту уже мало что понимал из человеческой речи, так что суть проблемы прослушал, лишь поняв, что замешан в ней один Аарон. Вернувшись домой, Ники первым делом попытался выяснить ситуацию из первоисточника:

— Аарон, солнышко ты мое, — с порога начинает Ники, заходя на кухню. Там, ожидаемо, сидел Аарон с учебником по ненавистной им истории и целой коробкой клубничных подушечек. Он оборачивается, кладя руку на спинку стула. — Мне уже вынесли мозг через трубку телефона, но, честно-честно говоря, нихуяшеньки я не понял. Что случилось у тебя с профессором…э… Бинсом? Глинсом?

Подросток хмурит светлые брови, окидывая уставшего кузена недовольным взглядом, после чего раздраженно фыркает:

— Мне задали вопрос, ответ на который я знать вовсе не обязан.

— Такой же, как и «когда ты последний раз ложился спать вовремя?», — риторически вздыхает Хэммик, скидывая сумку на стол и открывая холодильник, пытаясь придумать, что готовить на этот раз.

— Несмешно и нет. Я отказался называть день рождения Эндрю. Потому что, ну, а с хуя ли я должен его знать? — Миньярд откидывается на спинку стула. — Примерно так я им и ответил.

Ники застыл на месте, а потом неуверенно обернулся на Аарона, растерянно рассматривая его лицо, натягивая рукава на пальцы.

— Аарон… — Хэммик нервно дергает за край рукава. — А я ведь тоже не помню… Нам придется найти его свидетельство о рождении, — сокрушенно сообщает Ники и из кухни направляется сразу в гостиную. Аарон лениво потягивается и соскальзывает со стула, направляясь вслед за Хэммиком, ибо он готов заниматься любой херней, лишь бы не историей. Ники решительно распахивает дверцы шкафа, рассматривая его внутренности, прикидывая с какой полки стоит начать. Аарон подходит сзади, ныряет под чужую руку и задумчиво вглядывается в стопки документов.

— Может, здесь? — Миньярд наугад тыкает в синюю папку пальцем, и Ники кивает, выволакивая ее наружу. Внутри оказались документы на ипотеку и долги за электроэнергию. Папку молча сунули обратно.

Минут через пять бесплодных поисков в гостиную спустился Эндрю. Он замер в дверном проеме, уставившись на развороченный шкаф, покачался с пятки на носок, раздумывая, стоит ли ситуация того, чтобы он соизволил вслух осведомиться о происходящем, и в итоге пришел к выводу, что да, стоит.

— Что вы делаете? — Ники оборачивается на звук его голоса и рассеянно улыбается, зарываясь рукой в волосы на затылке.

— Эндрю, понимаешь, мы…

— Мы не можем вспомнить день твоего рождения, кретин, — грубо отзывается Аарон, не поворачивая головы, он уже сидел на полу, сложив ноги по-турецки, пролистывая очередную папку. — Не поможешь?

Эндрю переводит пристальный взгляд с Ники на Аарона и обратно, словно увидел их впервые, после чего сужает глаза до щелочек и направляется прямо к ним, мягко ступая по ковру, сжимая в руке стакан с водой, который, вероятно, нес на кухню. Ники уже придумывает извинения, которыми сможет загладить свою вину, ведь «Забыть день рождения кузена, как так можно!», но это оказывается лишним.

Эндрю подходит к Аарону вплотную и переворачивает на него стакан, наполовину полный воды. Аарон вздрагивает, грязно выругавшись, выронив папку из рук. Окаченный с головы до ног водой он истерично повысил голос, начиная сразу с самых сложнопроизносимых проклятий. Ники в ужасе отшатывается, широко распахнутыми глазами провожая Эндрю, который развернулся, направляясь обратно наверх.

На возмущенный вопль брата: «за что?!», Эндрю останавливается на первых ступенях лестницы и драматично оглядывается через плечо, проронив:

— Мы ебаные близнецы, Аарон. У нас день рождения в один день.

В спину Эндрю прокатывается полное запоздалого осознания собственного идиотизма:

— Бляяяяяять, — от Ники.

— Сукаааа, — от Аарона, но уже наполнено оно исключительно болью и обидой, так как в том, чтобы быть облитым холодной водой, удовольствия мало.

Впрочем, иногда на Ники сходили моменты озарения. Обычно это происходило, когда «слабым звеном» в разгоревшемся конфликте был вовсе не он. В моменты, когда Ники становился слушателем и зрителем (он не сказал бы, что особо желал этого), он редко мог остановить назревающую битву за архипелаги самомнения и горы убеждений, но зато был в состоянии встревать в 

— Эгоистичный ублюдок!

— Ты живешь не один, блять!

— Не поверишь, но я помню. И прямо сейчас одна из обитающих со мной сучек орет мне на ухо.

— Потому что это мороженое было для всех! Научись, сука, делиться!

— Я тебе эукариот, чтобы делиться?

— Я из тебя сейчас эти эукариоты вырву, ты…

— За-хлоп-нись, мне надоело.

Аарон оскорбленно глотает все ругательства, и его хватает лишь на пришибленное:

— Меня воротит от одного только вида твоего ебала.

— Сдерживать рвотные позывы, когда я вижу тебя, тоже довольно трудно.

Ники чувствует, что откровенно заебался.

— ЭНДРЮ, У ВАС БУКВАЛЬНО ОДИНАКОВЫЕ ЛИЦА!

Аарон морщится, словно не хочет вспоминать об этом, а Эндрю невозмутимо пожимает плечами, неожиданно заявляя:

— В таком случае, Ники меня больше любит.

И это как раз то, что Ники ожидал услышать меньше, сука, всего. Он просто теряет дар речи. В какой…

 момент его несчастной жизни они стали спорить из-за 

Аарон переводит на охеревшего от такого заявления Хэммика внимательный взгляд, после чего победно сообщает:

— Пиздеж. Он меня больше любит.

Ники уходит, нет, Ники позорно сбегает в свою комнату до того, как его втянут в это дерьмо напрямую, потому что он НЕ-ГОТОВ отвечать на вопрос, который, очевидно, последует.

Больше эта тема между ними не поднималась.

Впрочем, если тема взаимной братской любви была забыта, то тема односторонней братской ненависти развивалась чуть ли не каждую свободную минуту. Ники искренне старается не слушать, закрывать глаза, забывать все, что порой говорят и делают близнецы, но это оказывается довольно трудным занятием. Одни поездки по утрам до школы чего стоят.

— Аарон, мне кажется, тебе не стоит… так грубить учителям. — осторожно замечает Ники, пока Эндрю намеренно делает музыку громче, пользуясь тем, что занял место спереди.

— Я тебя не слышу, — нагло парирует Аарон, который, очевидно, все просто замечательно расслышал.

Ники вздыхает, делая музыку тише, и повторяет, после чего прилетает раздраженный ответ:

— Я не грублю, я лишь говорю, что думаю, — Аарон ёрзает на заднем сидении, и Ники просто хочется заткнуться, тупо кивнуть головой и не возражать, молча довезти этих двоих полудурков до школы и сбежать. Но ему уже не раз мягко намекали, что если это так продолжится, то Аарона поставят на учёт вслед за Эндрю. И, боже, это совершенно не то, чего хотелось бы Ники. Поэтому он снова делает музыку тише, перед этим предупреждающе покосившись на Эндрю (словно Ники действительно мог что-то с ним сделать).

— Аарон, — Ники подавляет очередной усталый вздох. — Послушай. Я… не знаю, какие слова стоит подобрать, чтобы вы поняли меня. Я не пытаюсь испортить вам жизнь или помешать чему-либо. Для меня в приоритете ваше благополучие. И… ваше поведение в школе может отразиться на дальнейшей жизни самым худшим образом.

— По тебе видно, — замечает Эндрю, и Ники почти сбивается с мысли, но вовремя берет себя в руки.

— Речь сейчас не обо мне. А о вас. Учителя… не заслуживают вашего внимания, возможно, — Ники нервно хмыкает. — Это звучит не так, как должен говорить взрослый, но я сам закончил школу всего два года назад. Для них тоже более важно поскорее отмучаться с вами и забыть, как страшный сон. Ну, для большинства. Стоит просто…

Доверие

Love. Fred

...Ники понимает, что полностью пропал, когда Аарон кинул перед ним тетрадь по немецкому и глухо произнес:

– Помоги. 

Следом за Аароном, на кухню спустился Эндрю с такой же тетрадью, и Ники мысленно похоронил себя.

Сакавич Нора «Все ради игры»

Николас Эстебан Хэммик/Эрик Клозе

Эндрю Джозеф Миньярд

Аарон Майкл Миньярд

Пожалуйста, обнимите меня, кто-нибудь

ru-pojaluista-obnimite-menya-kto-nibud-love-fred

Пожалуйста, обнимите меня, кто-нибудь

Содержание

Доверие

Комментарии (0)