Манджиро стоял над толпой побитых подростков, которые были без сознания. Создавалось ощущение, что он их убил, и к горлу стремительно подступал ком тошноты, но где-то внутри что-то щебетало от радости. Мальчик искренне не понимал, что происходит на данный момент. Буквально несколько секунд назад незнакомые парни хотели подраться с ним и отомстить за друга, которого Манджиро когда-то побил за то, что тот задирал младших, а сейчас — сейчас он возвышался над избитыми и чувствовал одновременно превосходно и животный ужас.

Костяшки на руках легко саднили, тем не менее эта боль приносила нездоровое удовольствие. Чужие капли крови, которые покрыли розовую толстовку и лицо, сильно выделялись, а глаза со стороны казались пустыми белыми декоративными гальками с туманной пеленой.

Тело Манджиро подрагивало от напряжения. Он ощущал себя всесильным и наверное при желании мог даже взлететь ввысь к птицам. Сила била за край, и Манджиро ощущал себя как никогда целым. Будто все недостающие элементы соединились и создали то, что желала его душа и нутро. Всемогущего 

Сила внутри него продолжала шептать, Манджиро пытался разобрать непонятный лепет, молча наблюдая за подрагиванием тел побитых подростков, но лишь немного хмурился от непонятного голоса или голосов(?). Но даже не вникая в слова, Манджиро будто интенсивно чувствовал, что они просили: уничтожить всех врагов.

Манджиро будто в трансе подступил ближе к подросткам, чтобы закончить начатое. Убить тех, кто пошел против него и правил брата; тех, кто смеет обижать слабых, насмехаться над слабостью и возносить себя над слабыми. Мысль об убийстве не испугала, а только воодушевила. Словно тысячи оков, которые держали Манджиро на цепи разом отворились. Это дало цель — избавить мир от мусора.

Схватив одного темноволосого парня за ворот школьной рубашки, тело которого ощущалось словно сломанной марионеткой ненужной больше кукловоду, Манджиро поднял кулак и, наслаждаясь чувством контроля над человеком, готовился нанести удар. Но совершенно неожиданно голоса силы замолкли ровно на секунду, а после завизжали с такой мощью, предупреждая об опасности или единстве, что у мальчика дрогнула рука, и он уронил подростка, резко развернувшись.

Маленькая девочка в цветочном голубом платье стояла в метре от него и заинтересовано наблюдала за Манджиро. Она выглядела совершенно безобидно и невинно со своими двумя хвостиками цвета вороньего крыла собранные розовыми бантами и челкой чуть влезающей на черные глаза идентичные его. За спиной висел массивный красный Рандосеру

, который был больше самой девчонки. Это выглядело забавно и смешно, но Манджиро не мог расслабиться. Что-то его напрягало, и он изо всех сил пытался разобраться.

Чувствуя, как неведомая сила и всемогущество отпускает его, Манджиро будто очнулся ото сна, туманная пелена спала с глаз и вернула привычную смоленую радужку. Девочка лишь улыбнулась и начала подходить ближе. А Манджиро затрясло. Он искренне не понимал, что происходит. Почему его сейчас окутал ужас? Или же это спокойствие?

Не дожидаясь, когда девочка дойдет до него, Манджиро развернулся и, снова увидев без сознательных подростков, в страхе отшатнулся назад. Это он сделал? Парни больше его в два раза лежат на асфальте со сломанными носами и разбитыми затылками. Как это произошло? Посмотрев на руки, Манджиро поглощал теперь страх от собственных разбитых костяшек, облаченных чужой кровью.

Слезы стремительно потекли по щекам перепуганного мальчишки, и он, содрогаясь в рыданиях, резкими движениями пытался тереть лицо, чтобы не запачкать кровью. Кажется Манджиро думал даже об убийстве, и это привело в еще больший ужас. Разные мысли крутились в сознание, но и одновременно оставляя его пустым. Это что же? Он монстр? Или все же герой?

Когда маленькая ладошка легла ему на плече, Манджиро не вздрогнул. Его словно одарили теплом и холодом разом. Девочка казалась такой родной будто сестрой или частью самого себя. Манджиро никогда не ощущал такого единства и родства даже с братом. Она знает, что с ним происходит.

Девочка мягко развернула Манджиро к себе и обвила его лицо своими нежными ручками, которые отдавали ему пониманием. Она смотрела в душу и выглядела, словно выиграла самый ценный приз. Манджиро и был её подарком с выше. Пальчики начали вытирать слезы мальчика, пока тот с удивлением наблюдал за маленькой незнакомкой. Она определенно рада своей находкой.

— Ты не должен плакать. — Голосок у неё тоненький, милый и певучий,  обволакивающий словно в теплое молоко с медом. — Мы нормальные. Не нужно бояться. — Она улыбалась, говорила, будто всегда понимала Манджиро. Создавалось ощущение, что девочка знакома с ним уже много лет, и он чувствовал то же самое. — Придет время, и мы отдадимся тьме.

— К-как тебя зовут? — Пытался успокоиться Манджиро.

Её имя такое цветочное, как она сама. Его целое. Такая же, как и сам Манджиро. Светлая, милая и поглощающаяся таинственной силой. Его единство.

— Я Манджиро. — Представился наконец малец.

Key_lin

Шиничиро смотрел на Хану и видел монстра, который уничтожал Манджиро в такой же степени, как и он её. Ведьма, которую нужно утопить, сжечь или забить камнями. Демон, которого создал и привязал к Манджиро сам Шиничиро. И ребенок, который страдал по вине эгоизма взрослых.

Tokyo Revengers

ОЖП/Манджиро Сано

Манджиро Сано/Хана Юи

Шиничиро Сано

Такемичи Ханагаки

Про́клятые

У Манджиро была небольшая семья: дед, мать, брат, да он. Но они любили друг друга больше жизни. Подставляли свое плечо, заботились и отдавали свои силы, даже во вред самим себя. Манджиро дышал, пока дышала его семья.

Хану встретили в доме Сано радужно и дружно словно собственного ребенка. Манджиро и Юи ходили в разный сад, но уже планировали в следующем году пойти в одну начальную школу, после в среднюю, а там уже как жизнь свернет. Но оно оба знали, что связаны уже навечно.

Хана и Манджиро вели себя будто сиамские близнецы. Их невозможно было отвязать, если только девочка не собиралась домой по воле своей же матери. Сакура и госпожа Юи, с которой успели чуть сблизиться, умилялись детской связи; дед взял Хану в ученицы, не желающая расставаться с другом даже во время тренировок; а Шиничиро втихаря от взрослых катал на байке вместе с братом.

От Ханы были все в восторге. Милая, воспитанная, цветочная девочка в цветочных платьях, которая подружилась с балбесом. Несмотря на их различия, те словно дополняли друг друга. Становились целыми в присутствии друг друга. И держали в тонусе друг друга.

Чем больше Шиничиро наблюдал за Ханой, тем больше у него становилось вопросов. Эти дети словно скрывали общую тайну, которую никто не хотел раскрывать. Манджиро говорил Хане то, что умалчивал от брата, и это чуть настораживало.

Юи светлая, не заносчивая и добрая, но отчего-то дети её избегали, но и сам Манджиро не спешил заводить друзей — кроме особенной Ханы — из-за своего завышенного эго. Было странно, что Хана и Манджиро вообще подружились, тем не менее Шиничиро все равно был рад девочке, хоть и продолжал каждый раз провожать её изучающим взглядом.

У Ханы тоже была небольшая семья. Мать одиночка, старший двенадцатилетний брат и старшая девятилетняя сестра. Подробностей Шиничиро не знал об их семейных отношениях, но мельком слышал, что мальчишка у них болен. Часто болел, по больницам ездит, а на лечение уходило уйма денег, так что госпожа Юи редко была дома, пропадая на работах, из-за чего новая подружка Манджиро часто находилась у них.

Во общем дружили дети, да ничего особенного не случалось. Харучие Акаши постепенно вливался в компанию Манджиро, а значит в Ханину, ну и Сенджу пыталась к ним пристроиться, но не всегда получалось.

И все бы хорошо, пока Хана не пропала. Когда в первый день девчонка не связалась, Манджиро находился в легком смятении, но на вторые сутки тиши он уже бежал её искать. Не было той ни в школе, ни дома. Сакура тоже пыталась дозвониться до госпожи Юи, но все было без толку. Из-за напряжения Манджиро остальные тоже стали ощущать тревогу, а младший словно чувствовал нечто, да только ни слова не вымолвил.

Приглашение на похороны пришло через четыре дня после пропажи Ханы. Семья Юи находилась в скорби; мальчишка их испустил последний вздох во сне, здоровье не выдержало. Госпожа Юи сразу вслед захворала; за сердце схватилась, да отпустить не смогла, в больнице две ночи провела, а после сразу хранениями сына занялась.

Шиничиро тогда второй раз был на похоронах после гибели отца, а Манджиро мал был слишком и не помнил уж уже, — можно было смело считать он впервые провожал погибшего в последний путь. Хана выглядела ни живой, ни мертвой. В глазах была такая пустота, что жалели девчонку все на расстоянии, кроме Манджи, единственного кого она подпускала к себе не на пушечный выстрел; льстилась к другу как израненная кошка, да молила зализать не заживаемые раны.

Шиничиро опасался, что Хана не оправится от потери. Девочка и раньше при разговоре о брате сразу живость теряла, а сейчас совсем худо выглядела. Шин искренне беспокоился о ней, однако Манджиро его волновал больше. Если Юи решит отстраниться от братца, сможет ли Манджи отпустить? У них образовалась крепкая связь за полгода общения, и казалось если один пойдет на дно, то второй следом.

Но опасения Шиничиро не свершились, и тот выдохнул со спокойствием. Хана недолго скорбела по потери — может возраст повлиял, а может еще осознание смерти брата не пришло. Тем не менее Манджиро был так же полон сил, а этого хватало.

Однако Шин не настолько эгоист, чтобы игнорировать страдания ребенка, хоть даже не своего, так что пытался подступить к девочке ближе, поговорить, стать старшим братом, которого Хана только потеряла. Но она нынче как-то странно на него реагировала: о скорби своей не упоминала, хоть сколько не намекай; улыбалась теперь слишком широко, а смотрела прям как на монумент покойного братца  — таким опустошенным взглядом, что в дрожь бросало.

Шиничиро смотрел на Хану, а она ныне никогда не смотрела на него, пока тот не обратится. Не было больше тех восхищенных глаз, да детского милого лепета под боком. Ощущение было так себе; казалось будто девчонка в голову залезла и узнала его постыдные мысли во время похорон. Либо девочка стала в курсе про что-то более ужасное — ведь другого оправдания парень найти не мог.

Мать Ханы теперь часто болела, да и алкоголем не стала брезговать. Женщину все понимали и никто не осуждал, — Шиничиро бы сам утопил себя в спиртном, случись что с Манджи. Госпожа, что три года вкладывала все свои силы на лечение сына, а после так болезненно потеряла его, могла позволить себе горевать. И в доме Сано часто стали появляться сестры Юи.

Старшая Ханы совсем не была похожа на младшую. Русоволосая, со светло-карими глазами и высокая. Сидела себе тихо, да книжки читала. Совсем замкнутая, но по дому смело помогала Сакуре, с дедом в Сёги

 играла, хоть и постоянно проигрывала, и робко рассказывала Шиничиро про не лучшую обстановку дома, когда тот спрашивал, потому что Хана напрочь игнорировала таковые вопросы парня. А тот попросту переживал.

Сами сестры не контактировали друг с другом, что Шиничиро приводило в ужас. Для него младший брат — жизнь; разве у кого-то может быть по-другому? Но девочки ни за столом не переговаривались, ни во дворе. Казалась старшая специально избегает Хану и не хочет с ней как-то связываться.

— Почему ты избегаешь Хану? — Как-то присел у себя во дворике Шиничиро, рядом с читающей девочкой, которая вздрогнула. — Вы же сестры, единственный друг у друга остались помимо матери. Держаться вместе должны.

Старшая Юи неуверенно поерзала, будто не была уверена нужно ли знать незнакомцу правду, но для приличия книжку прикрыла.

— Я её боюсь. — Шепотом ответила та, нервно теребя страницы книги. Лицо Шиничиро удивленно вытянулось, совсем не ожидая такого исхода. — Когда брат был жив, он часто засыпал на диване перед телевизором.

Она грустно улыбнулась своим воспоминаниям, но улыбка сразу же спала, а лицо побледнело.

— Как-то раз я проснулась, чтобы попить и вышла из комнаты. Над спящим братом стояла Хана с нанесенным над ним ножом и просто смотрела пустым взглядом, как тот дышит. Казалось, что это не моя сестра, а нечто другое. Воздух там был тяжелее, а гостиная темнее. Я думаю в неё вселился демон или монстр. Я тогда испугалась и вскрикнула, а Хана меня заметила. Глаза у неё были белые, а сама будто изнутри светилась черным. Я быстро в комнату убежала, а на утро сестра выглядела, как всегда, улыбалась мне и брату. Такое чувство, что она не грустит по его смерти. Я не хочу с ней больше общаться, а ей все равно. У неё ваш брат есть.

У девочки глаза все заполнились слезами, и она, извинившись, убежала в дом. Шиничиро долго думал над её словами, но помня разбитый вид Ханы на похоронах, парень пособолезновал сестрам, ведь старшей скорее все приснилось на фоне стресса — слишком фантастически выглядела Хана с ножом и демоном внутри.

Вскоре дом Сано стал погружаться в постоянную тишь. Сакура Сано слегла в больницу с прогрессирующей лейкемией.

Манджиро сидел у больничной койки матери, которая спала, пока его преодолевали странные чувства. Создавалось ощущение, что тот плыл в вакууме, где только голоса его таинственной силы имели права на контроль. Мама слабела на глазах, и чем хуже становилось её состояние, тем громче сила начинала говорить, хоть слов он до сих пор не разбирал.

Манджиро хромал вместе с матерью; спать не мог из-за кошмаров, есть отказывался и слабел морально. Хана находилась в подле, в больницу вместе ходила, ночевать оставалась иногда, чтобы тот хоть немного расслабился. Девочка была рядом и помогала дышать, пока он раздумывал: неужели ей было также тяжело, когда умирал старший брат? Как Юи смогла пережить этот ужас без него? Совесть пожирала внутренности так же медленно, как таинственная сила разум.

— Манджи. — Мальчик откликнулся на певучий голос Ханы, с которой он договорился встретиться на детской площадке после сада. — Пошли отойдем, я сделала тебе подарок. — Она мило улыбнулась, что Манджиро и мысли не было отказать.

Средь домов в переулках девочка присела на корточки и сняла огромный Рандосеру с плеч. Манджиро с интересом смотрел, как она засовывает руку в карман, а после протягивает ему плотно зажатую ладонь:

— Держи крепче, а то улетит. — Манджиро не понимает, что имеет в виду Хана, но делает по её инструкции.

Нечто в руке пушистое и перистое. Мальчик вздрагивает от осознания, что это воробушек, но продолжает мягко сжимать птицу в руке, чтобы не раздавить. Хана вытаскивает воробья и себе. Пташка у неё в ладони мечется, вертит головой, клюет ей пальцы, желая освободиться из плена, но Юи лишь сильнее сжимает её, не боясь причинить вред.

— Дадим тьме жизнь, хоть и не совсем ту, что она хочет. Тебе станет после этого легче. — Черные ранее радужки глаз Юи побелели, как у покойника. И та таинственная, всемогущая сила, которая окутывает Манджиро, ощущалась на ней очень опасно. Он словно смотрел на себя со стороны, когда еще забивал подростков до кровавых костей.

Манджиро словно в замедленном темпе смотрит, как Хана обхватывает второй рукой тонкую шею воробья, сворачивая ту с характерным звуком хруста и предсмертным писком. Он застывает и чуть не отпускает птицу, а после сжимает сильнее обычного, слыша болезненное чириканье.

Воробушек в ладони Ханы мертвый как ненужная теперь ребенку игрушка. Та смотрит пустым взглядом на птицу, не сочувствуя её участи, не стыдясь своих поступков. Маленький трупик падает на асфальт, а после девочка пинает его ближе к мусорным бакам.

У Манджиро не получается ни вздохнуть, ни выдохнуть. Его так шокировали действия Ханы и её ожидание от него, что не получалось вымолвить и слова. Манджиро честно не понимает поступков Юи, но продолжает верить:

— Зачем? — Хрипит он. Хана по-птичьему склоняет голову, пока воробей в его руке начинает сильнее вырваться из лап смерти:

— Разве ты не хочешь убить маму?

Манджиро начинает трясти, когда самая охраняемая и постыдная тайна стала известна. Ком тошноты стал подходить к горлу, и его тошнило от самого себя. Глаза покрылись пеленой слез, но Манджи мужественно держит их в себе, поджимая дрожащие губы.

— Чем слабее она становится, тем сильнее желание прикончить её — я знаю. — Она отвела пустой взгляд в сторону и будто погрустнела. — Любимого человека забирает какая-то болезнь. Нам больно, ужасно и хочется сломать его своими руками, чтобы не мучатся, и не дать немочи отобрать собственное. — Манджиро понимает, что Хана так же страдала. Металась, как и воробей в её руке от голосов, поглощающий разум. Боролась сама с собой, наблюдая как смерть пожирает брата. — Убей птицу. — Потребовала Хана. — Мы лишь выбираем меньшее из зол.

Манджиро трясет; холодный пот покрыл ладони, и казалось воробушек, чирикающий все громче, вот-вот вырвется наружу, но Манджи неожиданно сжимает его крепче, перекрывая все выходы. Готовится отнять жизнь, чтобы утолить голод и силу внутри себя. Всемогущество, власть и контроль над чужой судьбой накатывает на него волной и, долго не думая, Манджиро сворачивает тонкую шею пташки.

Манджиро ощущает эйфорию, чувствует себя королем и богом, а голоса в разуме затихают. Он только сейчас понимает, как те громко требовали жизнь в свои руки. Спокойствие окутывает, словно в мягкое теплое одеяло, и Манджи не хочет этого лишаться.

— Так всегда будет спокойно после того, как я убью птичку? — По-детски радостно интересуется мальчик.

— Нет. — Хана надевает Рандосеру обратно на плечи. — После того, как твоя мать умрет, они больше не замолчат. — Сердце пропустило удар. Страх гусиной кожей покрыл его руки то ли от осознания смерти мамы, то ли от вечного гомона в разуме, а дыхание стало тяжелее. — Манджи, выбирай меньшее из зол, пока у тебя есть выбор. Потом тьма станет сильнее. — Улыбнулась девочка и стала выходить из переулка.

Хана всегда говорила, что внутри них тьма, а Манджиро сравнивал это с силой, но похоже Юи была права. Тьма, что требует от них свет жизни, питаясь им. Он смотрит на девочку и боится её понять. Страшно представить, что творится внутри неё после гибели брата. Хана теперь вечно слышит голоса. Сейчас, когда спит, ест, учится. Манджи хоть их и не понимает, но инстинктивно чувствовал, что те требовали, а Юи? Разбирает ли она слова?

— Хана, ты понимаешь, что говорит тебе тьма? — Спрашивает Манджиро, когда они уже засыпали в одной кровати.

— А ты нет? — Удивлённо спросила та, когда тот кивнул. Юи тяжело выдохнула. — Повезло тебе. — Она поджала губы и потупила взгляд черных глаз. — Они… Они говорят страшные вещи. Они хотят, чтобы я убивала, и мне не было больно потом. Они разом и оберегают, и губят. Прям как мы с тобой.

Тогда Манджиро еще не понимал, почему же они губят друг друга и надеялся никогда не понять.

Когда дед посадил Манджиро и Шиничиро рядом и представил незнакомую девочку их сестрой, то её приняли так же быстро, как и Хану. Эмма часто сидела во дворе и ждала свою мать, но та так и не приходила. Было видно, что ей было неуютно в доме Сано, и сама таковой она себя не считала, принимая только фамилию Куракава.

В то же время Манджиро подружился с Баджи. Шустрый пацан, который вечно лезет на рожон. Они быстро нашли общий язык из-за схожести в характерах и каждую минуту по-шуточному дрались в зале. Хана в свободное время от тренировок лениво лежала на татамах

 и смотрела в потолок, под ругательства двух балбесов и ломаный английский, который невозможно было слушать. Юи не спешила знакомиться с Кейске и Эммой, единственные с кем она общалась это Манджиро и Харучие, с последним не без первого конечно.

Старшая Юи больше не появлялась в доме Сано, но пару раз в несколько недель списывается с Шиничиро, который как правильный парень беспокоился. Хана так же продолжала избегать Шина, ну а тому и оставалось только со стороны наблюдать за ней, как та резвится с остальными детьми.

Манджиро стал Майки. Никто и не ожидал, что он так ответственно отнесется к своему новому имени, в отличие от Баджи, прозвище которого малец забыл сам через несколько дней. Эмма, заметив искренность новой семьи, начала открывать душу и чаще улыбаться, протянулась к домашнему быту и начала более открыто себя представлять. Познакомилась девочка с новой матерью только в больнице.

Сакура встретила Эмму как собственную дочь. Хоть и женщина слабела на глазах, но отдавала свои последние силы детям. А Манджиро уже сбился со счета скольким птичкам переломал шеи. Видя впалые щеки и бледную словно мел кожу, надежда на восстановление матери гасла все сильнее. Злость погружала его в пучины чистой ярости на судьбу, отдавая контроль над своим телом тьме.

Майки пытался сдерживаться, не передавал добровольно свое сознание голосам, и Шиничиро помогал в этом. У старшего брата была словно чуйка, когда Манджиро терял управление над собой. Парень успешно отвлекал разговорами и даже своим простым присутствием.

— Манджиро, я понимаю тебя. Тебе трудно и больно. — Приблизился Шиничиро к младшему брату. — Мама для нас всё, но, когда придет время её отпустить, — Шин приложил одну ладонь себе на сердце, а другую на сердце Майки. — она навсегда останется тут.

Казалось эти слова были пустой поддержкой, которая не имеет никакого значения и не облегчает ничью боль, но чем больше Манджиро думал о них, тем свободнее дышал. Слова не выходили из разума и осветляли каждый кусочек тьмы, оставаясь в здравом рассудке.

Хоть дом Сано был поглощен в тишь, но каждый продолжал заботиться друг о друге. Совместные приемы еды, посещения в больницу. Сакура уже не восстанавливала свои силы, а наоборот теряла их словно протекающую воду сквозь пальцы, но умирала она счастливой. Не имея возможности в дальнейшем наблюдать за взрослением своих детей, она была рада просто находится рядом в это нелегкое время.

Зато Хана становилась угрюмее с каждым днем приближающий Сакуру к смерти. Манджиро, который ценил только Хану, Шиничиро, мать, да деда, начал расширять свой круг близких. Привязался к Баджи и Харучие, впустил свой мир новоиспеченную сестру и не делил больше все на черное и белое.

— Тебе не нравится, что я сблизился с Баджи? — Майки присел на татаны возле Ханы в тренировочном зале, в котором уже долгое время не проводят тренировки.

— Нет, с чего ты взял. — Девочка аккуратно взяла руку друга и переплела их пальцы. — Просто… Просто где твоя тьма? Я не чувствую её.

— Правда?! — Радостно спросил Манджиро и, подскочив на ноги, расцепил их ладони. — Это же хорошо! Теперь мы не будем слушать эти голоса! — Искренне заулыбался он.

— И вправду… — Хана неуверенно улыбнулась и потупила взгляд на руку, что ранее крепко держала Майки. — Теперь все будет по-другому.

И казалось отсутствие голосов было лишь временным досугом, но когда Сакура Сано испустила свой последний вздох, её младший сын проливал искренние детские слезы скорби и горя, оставаясь со светлым рассудком, так и не отдавшись тьме.

Траур в доме Сано после похорон Сакуры не продлился долго. Дедушке Мансаро нужно было и дальше принимать учеников для преподавания. Шиничиро готовиться к выпускным экзаменам. Эмме приспосабливаться к новой жизни; а Хане и Манджиро настраиваться к совместному поступлению в начальную школу. Хоть никто не принимался отпустить тупую боль от потери близкого, но жизнь продолжать приходилось.

Хана на удивление всех делала успехи в тхэквондо

. Если дед Мансаро ранее не принимал девчушку на серьезный счет, считая спорт её временным увлечением из-за Манджиро, но после постепенных улучшений навыков и стремительных стараний поменял свое мнение.

Майки часто наблюдал, как его подруга тренируется отдельно от группы. Хана миниатюрная и не такая уж сильная, но училась опираться на свои сильные стороны: гибкость, ловкость и ноги, — что очень важно для тхеквондо.

— Почему ты занимаешься тхэквондо? — Подал воду Манджиро для Ханы, которая присела рядом отдохнуть после упражнений. — Есть же более девчачьи штучки. — Девочка жадно прилипла к бутылке, пока не утолила жажду.

— Стану сильнее и меня никто не победит. — Вытерла рот рукавом добок

. — Тьма всегда выбирает сильных, но если хозяин не справляется, она губит его. — Манджиро удивлённо посмотрел на Хану.

— Но тьма нас отпустила! Теперь можно не боятся её. — Девочка посмотрела Майки пустым черным взглядом, от которого ему стало не по себе.

— Пока еще у тебя есть выбор, Манджиро. — Мальчишка не хотел слушать больше Хану и убежал в дом, так и не сказав и слова.

Так прошли и другие два года. Хане и Манджиро и Баджи уже по восемь, те резвятся, веселятся и живут полной жизнью. Шиничиро надумал, чем будет заниматься в будущем и, чиня байки на дому, планировал через два года открыть автомастерскую почти сразу после окончания старшей школы. Эмма собирает коллекцию модных и кулинарных журналов, а дед все так же хвастается своим закалом и здоровьем, которому позавидуют многие взрослые.

Не сказать, что Шиничиро был без ума от детей и видел лишь в них ангелов —  когда родной младший брат был на вершине озорных чертят, — но своих он очень любил и ценил. И увидев модельную фигурку самолета, парень сразу же подумал о Манджиро. Так и вышло, что выходя из магазина, его руки полностью были забиты подарками: сладости для Баджи, Ханы, Сенджу и Харучие, самолетик для Майки и плюшевый мишка для Эммы.

Было забавно наблюдать, что Манджиро, который не ценит ничего, что было бы несъедобным, бегает по дому, чуть ли не спотыкаясь, с игрушечной моделью самолетика. Жадным Майки был всегда, а хвастуном еще до рождения, так что своим подарком давал любоваться только с далека и не менее десяти шагов расстояния. Только Хана удосужилась чести подержать самолет, но и то не более нескольких секунд, — но и на том Сенджу начала завистливо смотреть.

Когда Майки наигрался, то аккуратно поставил свой подарок на полочку, там на подставочку, чуть ли не пылинки сдувать начал, а убедившись в его сохранности, без зазрения совести пошел играть с друзьями. Баджи сначала недовольно поглядывал на друга, но потом уже и забыл свои обиды, а Харучие и Хане хватило еще первоначального минутного восхищения, а после и забыли про модельку.

Пока дети резвились и убегали друг от друга, Сенджу забрела в одну из комнат, где была Хана. Юи стояла и с интересом смотрела самолетик, сложив руки за спину.

— Вауу. — С восхищением взглянула Сенджу на модель и, подбежав ближе, поставила свои маленькие ладошки на тумбу, побольше вытягивая голову, чтобы хватиться за шанс рассмотреть со всех сторон. — Крутой, правда?

— И вправду. — Хана загадочно посмотрела на девочку. — Крутой. Хочешь поиграть?

Юи хитро прищурила свои бездонные глаза. Нечитаемые черные радужки заставили вздрогнуть от неприятного ощущения младшую Акаши, словно её заставляют пойти на преступления, дергая лишь за ниточки.

— Я…? — Сенджу удивлено показала на себя пальцем, а после неуверенно посмотрела на самолетик. — Ну Майки же не разрешил…

— Трусишь? — Хмыкнула Хана. — Ну и трусишка, Манджиро бы все равно не узнал.

— Я не трусишка! — Сенджу аккуратно сняла модель с подставки. — Ну ненадолго же можно.

Сенджу побежала по коридору, а после по лестнице вниз, но её счастье продлилось не долго, пока она не споткнулась и не уронила самолетик, разломав его на мелкие детали. Девочка сразу подскочила на ноги и со страхом смотрела на сломанную модель. В голове моментально каша и в ни одна дельная отмазка не казалось хорошей.

Леденящий голос заставил девочку дернуться. Манджиро не злился, не плакал, а будто опустел. Его аура, эта удушающая атмосфера заставила глаза Сенджу заполниться слезами и задержать дыхание от страха.  Не в силах сделать и шагу из-за парализующего ужаса, который внушал маленький мальчик, приходилось только громко глотать воздух.

— Это Харучие. — В маленькую голову лишь пришел старший брат, который всегда отвечал за её ошибки и косяки. Страшно было принять вину за себя, ведь обычно солнечный Майки сейчас не был похож на себя.

Дальше было всё как в тумане. Манджиро, который с садистским удовольствием разорвал рот Харучие и заставил того смеяться, неожиданно появившийся Шиничиро, кое-как оторвавший младшего не адекватного брата от Акаши, и спокойно сидящая Хана, наблюдающая за всех сценой с еле заметной улыбкой.

Но когда Майки все еще не успокаивался и смотрел на всех своими белыми туманными радужками глаз как на своих жертв, Хана вмешалась и, подбежав, обняла его. Манджиро перестал вырываться, рычать, словно та забирала всю силу присущую ему себе, и вцепился в девочку как за спасательный круг, оставляя на её спине красные полосы от ногтей.

Манджиро, одному богу известно, с каким трудом выбрался из омута голосов и тьмы. Он плакал в голос от ужаса, который испытал, ведь это было похоже на приступ, не контролируемый им же самим. Это произошло так неожиданно, что когда Майки окутала сила и величие, злость и страшная черная ярость, он не успел ничего даже осознать.

— Смотри, Манджиро. — Начала шептать на ухо Хана, чтобы слышал только он. — Посмотри на Харучие.

Он оторвался от плеча Юи и посмотрел ей за спину. Вокруг Харучие крутился Такеоми и пытался вызвать скорую помощь, пока мальчик в ужасе зажимал рот полон крови. Майки побледнел от паники.

— Это все из-за тебя. Именно по твоей вине шрамы останутся навечно не только на его лице, но и на сердце. Теперь тебе никто не будет доверять как раньше, кто бы, что не говорил. — Добивала Хана. Манджиро всем нутром чувствовал, как Юи улыбалась, нежно шепча на ухо, пока он сам сходил с ума от происходящего . — Я же предупреждала: выбирай меньшее из зол, ведь потом у тебя не будет выбора.

И впервые в голову Майки закралась мысль, что: раз они с Ханой одинаковые, то девочка тоже представляет опасность. Может даже больше его самого, ведь секрет Юи в том, что она может контролировать тьму.

Шиничиро чувствовал себя убитым. Как из одного самолетика Манджиро мог стать инвалидом в свои неполные семь лет? Этот шустрый парень, который скачет в любое время суток, теперь прикован к койке, и врачи не обещают хороших прогнозов. Его жизнь закончена, и Шиничиро винил себя, не найдя ни одного оправдания.

Шиничиро ценит одиночество и тишину, но теперь они его губили. Нет больше вечного родного лепета под ухом, нет громких шагов небольших ножек, казалось он находится под водой, где никак не может захлебнуться, но легкие режет словно тысячами лезвиями.

Он теперь работал как проклятый, чтобы заработать деньги на медикаменты и лечение, учился для помощи теперь немощного Манджиро. Его жизнь окончилась тогда, когда окончилась и младшего брата, но Шиничиро хотя самостоятельно двигался.

Шиничиро часто тлел надежду: а вдруг что-нибудь поменяется? вдруг Манджиро станет лучше? вдруг он сможет хотя бы сказать хоть слово? Но все было бесполезным. Он даже не знал, понимал ли его младший брат, что с ним твориться. Причиняет ли его состояние ему боль? Хочет ли Манджиро так жить? Но даже если и не хочет, то Шиничиро все равно не смог бы его отпустить.

Так и прошло пару лет. Щеки Манджиро впали, мышцы атрофировались, и даже дыхание поддерживалось с помощью аппарата с трубкой в горле. Черные ранее живые глаза стали походить на дохлые глазницы затухшей рыбы. В двенадцать лет он стал овощем без возможности на восстановление. В его возрасте должны быть мечты, желания, друзья, а теперь только каша. И ничего более.

Шиничиро часто тащил в больничную палату любимые братом тайяки

. Казалось, когда Манджиро очнется, то будет очень расстроен отсутствие сладости, так что возле койки всегда лежала свежая выпечка, ждавшая его выздоровления.

Маленькая девочка на костылях дернула Шиничиро за штанину в больничном коридоре, заставляя того остановиться. Она была приблизительного возраста Манджиро. Хрупкая, бледная и нездоровая. Пухлые присущие каждому ребенку щечки отсутствовали, черные волосы утратили природный блеск, а светло-карие глаза, походившие на молочный шоколад, не горели детским озорством.

Шиничиро видел много заболевших детей с тех пор, как устроился медбратом. Раковые больные, присутствующие с патологиями, отстающие в развитие. Бог не жалел никого: ни детей, ни взрослых.

— Дядя-сан, можно мне вот это? — Девочка показала пальцем на пакет с вкусно пахнущими тайяки.

Ну а кто он такой, чтобы отказать больной девочке? Его совесть и так уже и так зачернена, ему нетрудно сделать хоть одно хорошее дело. Протягивая ей выпечку, буквально за пару метров выскочил взрослый парень из-за угла, посмешив к ним на встречу:

— Хана! — Крикнул он на весь коридор.

Девочка испуганно обернулась, а после быстро схватила тайяки из рук Шиничиро, желая съесть, но незнакомый парень оказался быстрее и выхватил сладость прям из-за рта, подхватив девчонку на руки, пока свободная ухватилась за костыли. Сано заметил между ними некую схожесть; хоть и у незнакомца были русые волосы, но общие черты в виде карих глаз и формы губ проскальзывали.

— Хана, ты чего творишь?! — Закричал незнакомец, но при этом очень аккуратно держа девочку на руках. — Тебе нельзя мучное! Хочешь без зубов остаться?! — Её глаза моментально заполнились слезами.

, какая разница?! — В ответ разгневалась она. — Хочу гулять! Хочу сладкое! Я все равно умру! Дай хоть съем что-нибудь вкусное! — По детским впалым щекам потекли дорожки слез.

— Что ты такое говоришь?! — Прошипел  её брат. — Маме не вздумай такой сказать, знаешь сколько сил она вкладывает в твое лечение? Никто не умрет. — Хана лишь обняла за шею парня, утыкаясь ему в плече. — Извините нас. — Поклонился он перед Шиничиро. — Мы пойдем.

Смотря на удаляющую спину парня, которого маленькая сестрица обхватила словно обезьянка, Шиничиро думал: будь бы Манджиро в сознании, то тоже бы думал о скорейшей смерти, потеряв последнюю веру? Хана оторвала голову и посмотрела на Сано взглядом полным понимаем своей судьбы, напоследок помахав рукой на прощание. Ответ пришел моментально: да, его младший брат бы потерял последнюю волю к жизни, будь бы разум чист.

Когда Шиничиро поинтересовался у другого персонала в больнице о девочке, то все разом твердили один срок: ей осталось не больше года. При врожденной Ишемии

 и последствие развивающего Остеопороза

 во общем было удивительно, что та дожила до двенадцати лет. Хане трудно самостоятельно передвигаться, рацион состоял только из пюре и бульонов, и даже при сильном смехе её сердце могло остановиться. Плохое состояние стремительно ухудшалось, и неизвестно, когда её ребра могли сломаться под натиском сердцебиения или один из кровеносных сосудов разорвался бы внутри.

Шиничиро не знал, что им двигало, когда он взял и Хану под свою опеку, пока её старшая сестра заканчивала среднюю школу, а брат и мать были заняты заработком на лечение, точнее на облегчение её постоянной боли. Сано ставил ей капельницы, проверял состояние, приносил вкусовое пюре, от которого Хану уже воротило, и выводил на прогулки вместе с братом.

— Хорошая погодка, правда, Манджиро? — Спросила Хана у вечно молчавшего. Хоть тот не произносил ни слова, но она всегда рассказывала ему что-то или интересовалась, не ожидая ответа.

Хана и Манджи сидели на улице в своих инвалидных колясках, укутавшись в теплые пледы. Младшая Юи совсем недавно лишилась возможности передвигаться на своих двоих. Кости стали слишком хрупки, а ноги отекли, будто органы стремительно отказывали функционировать. Хоть и девочка не показывала грусти, но Шиничиро догадывался, что та лишь хотела поскорее закончить свои мучения.

— Сано-сан, когда я умру, можете сказать Нии-чан и Онэ-чан

, чтобы они помогали маме держаться? — С надеждой взглянула на Шиничиро Хана. — Они просто меня постоянно не слушают, все твердят, что я буду жить. Но я то знаю, что мне осталось недолго.

— Конечно передам, Хана. — Парень аккуратно погладил волосы девочки, единственный не отрицавший её скорой кончины.

Хана — цветочная девочка, не успевшая так и расцвести. Честная, прямая как стрела, искренняя. Она до последнего переживала о своей семье, хоть и часто капризничала.

Хана умерла через четыре месяца на тринадцатый день рождение Манджиро, так и не дожив до своего. Умерла в мучениях, уснув вечным сном, когда уже оставалась в бреду от вечной боли. Последний месяц своей жизни, она уже не была похожа на себя. Её зубы выпали, кость в правой руке сломалась всего лишь от поднятия кружки с водой, два ребра не выдержали частой одышки

 и треснули, но из-за хрупкости Юи, ей даже не позволили надеть корсет для срастания костей, а завершающим были её панические атаки

. Хана умирала долго, и последние свои дни лишь в бессознательном состоянии молила о скорой смерти.

Когда Хана испустила свой последний вздох, то Шиничиро лишь с грустной улыбкой проводил ее в последний путь, пожелав долгожданного покоя. Сано исполнил желание девочки, передав слова произнесенные ею пару месяцев назад, под горькие слезы скорбевшей семьи. И только, когда никто не видел Шиничиро смог пустить пару слезинок, признавая свою неожиданную привязанность к почившей.

 Шиничиро потерял всякий смысл в жизни. Его младший брат уснул и больше не проснулся, Эмма сбежала из дома еще в свои шестнадцать, не вытерпев давления и мертвой атмосферы дома, а дедушка уже давно был в загробном мире.

Похороны Манджиро были скромны, на которых не присутствовали никакая семья, ни родственники. Тогда Сано и осознал, что остался одинок. Смотря на фотографию маленького брата в рамке с черной лентой, когда его еще не настигло земное несчастье, Шиничиро совершенно случайно вспомнил малышку Хану, которой повезло куда меньше, покинув этот мир в муках. Парень лишь облегченно выдохнул, что Манджи не пришлось переносить такие тягости перед смертью.

Фамилия Сано жила ради семьи и друзей, но теперь, когда у Шиничиро остался один Вакаса, а в душе была лишь черная дыра, у него не было сил даже существовать. Горе стало заливаться алкоголем, а похмелье наркотиками. Имауши пытался затащить друга в новую банду, где тот бы не знал меры в деньгах и не утратил свой ораторский талант, но все было бестолку, ведь Шиничиро стал похож на спичку, которая скоро наскоро договорит до тла.

Услышав от каких-то пьянчуг, избитые им же через некоторое время, о безумном бомже, который твердил словно молитву о перемещениях о времени и своем проклятье, Шиничиро стал одержим идеей найти его. Это сказка заставила его поверить, что всё можно изменить, ничего не будет напрасным в жизни и еще возможно что-то защитить. Вакаса, смотрящий на него как на психа, ничего не мог изменить, Сано собирался использовать все шансы.

Бомжа, который днем попрошайничал в беспризорных районах, а ночью сидел у черных входов баров и ресторанов, чтобы просить еды, найти было легко. Но вот только перенести Шиничиро во времени, казалось невозможным.

— Я не могу тебя перенести. — Безумно улыбнулся беззубый старик. — За возрождение в прошлое берется большая плата!

Шиничиро было всё равно на цену, на свою жизнь и жизнь других людей. Ему важно было лишь, чтобы Манджиро как и другие дети мог расти и мечтать, а не просидеть всю юность в инвалидной коляске, а после так же и умереть.

— Говори, как перенестись! — Схватил Сано его за воротник старой куртки. — Я тебя прикончу, если не скажешь! — Прошипел он в лицо безумца.

— Судьба лишь станет суровее! — Не унимался тот. — Однажды я возвратился в прошлое, а в итоге моя доченька родилась больной, и больным дитя же умерла! Это было мое наказание за непринятую уготовленную мне судьбу! Не собираюсь больше поддаваться этому проклятью! Проклятье жрет весь свет, превращая в тьму! Однажды она станет могущественней и покарает, пробудивших её! — Засмейся бездомный.

Шиничиро был на взводе. Его не удовлетворял весь бред, услышанный от старика. Все проклятья и никакая тьма его не волновали, ведь Манджиро ярче солнца, который сможет приобрести жизнь.

И словно в тумане, Шиничиро схватил арматуру, стоящую недалеко от него, чтобы замахнуться на безумца. Горячая и свежая кровь хлынула на лицо и асфальт, превращая пустой и тихий переулок в место преступления. Сано тяжело дышал и смотрел на полуживого бездомного, который не захотел помочь. Старик лишь улыбнулся, словно насмехался над страданиями Сано:

— Придет день, когда проклятье явится наказать за свое пробуждение, за отнятую мою жизнь и за непринятую твою судьбу. Она станет могущественнее, чем свет, и отнимет всё, что дорого твоей черной душе. Да будь ты проклят, мой убийца. — Беспрерывный шепот лишь сильнее злил Шиничиро, и тот замахнулся арматурой снова, заставив того замолчать навсегда.

Убийство было зря. Бомж оказался лишь умалишенным, никакого перемещения во времени, ни проклятья, ни тьмы. Шиничиро только взял на себя еще больший грех, но ничего не смог изменить. Не вытерпев своей ноши, он не смог теперь даже существовать и, падая вниз с высокого моста, дабы завершить свою бессмысленную жизнь, Шиничиро вспоминал своего маленького милого брата.

Проснуться от того, что тебе в живот с ноги прописывает младший брат, которому почти семь, не самое лучшее ощущение. Шиничиро сначала разозлился, потом обомлел, а после возрадовался до слез. Перемещение во времени сработало, и теперь никакой недуг не коснется их семьи. Он не позволит. Сломает судьбу, создаст свое будущее и даст Манджиро полноценную жизнь.

И все было так же. Маленькая миленькая Эмма, сильный дед и здоровый Майки. Все его друзья, его увлечения, комната, — все осталось таким же. Вот только после Шиничиро встретил девочку, которая не была в прошлом Манджиро. Хана.

Хана — цветочный ребенок, не успевший расцвести в прошлом, цветет сейчас. Здоровая, жизнерадостная и энергичная. Но вместо её теплых безжизненных карих глаз, явились бездонные выразительные черные, словно поглощающие весь свет.

Хана привязанная к Манджиро, будто и помнила о прошлой своей жизни, где этот ребенок говорил с немым Майки на заднем дворе больницы. Её нынешняя жизнь так отличается, что Шиничиро радуется и за ту, что в неведении о своем старом горе и недуги, только вот многого еще понять не может. Как та осталась здорова? Неужели сработал эффект бабочки?

Но долго думать Ширичиро не дали. Его милый младший брат, что так дорожит своими друзьями, жестоко избил Харучие. Он видел, что Манджиро окутала неведомая сила, темная аура будто поглотила невинное дитя, давая понять старшему Сано, что возвращение в прошлое не прошло бесследно. Вот и проклятье, из-за которого пострадают его близкие люди. Возмездие, что заставит сожалеть о непринятой судьбе. И тьма, по карающие всех, кто осмелился разбудить его покой.

Но Хана, эта маленькая цветочная девочка, смогла успокоить Майки. Изгнала демона из тела брата своими объятиями, отдавая свой свет. И она оказалась сильнее тьмы. Ширичиро подумал, что Юи пришла в их семью, чтобы спасти. Как ангел хранитель, что защищает своих от земных несчастий. Ведь где тьма, там и должен быть свет.

Манджиро кое-как поймал одного воробья. Эти маленькие птички все время шустро убегали и улетали, не попадаясь в его ловушку. Не было понятно, каким образом Юи всегда приносила этих птиц для него, но теперь Майки начал ценить девочку еще сильнее. Уже было нестрашно причинить этим созданиям боль, ведь он наконец понял слова Ханы.

Майки был взъерошен, зол и напуган, постоянно опасаясь, что тьма в любой момент опять окутает его без права на контроль. Хана была права, что нужно выбирать меньшее из зол. Из-за того, что он не слушал Юи, пострадал Харучие. По его наивности в исчезновение неведомой темной силы, могли умереть люди, ведь Манджиро ощущал тогда только жажду убийства. Хотелось собственноручно перекрыть Акаши кислород, почувствовать бешеный пульс на шее, смотреть на выпученные от нехватки воздуха и страха глаза. Теперь он готов хоть у тысячи птиц забрать жизни, лишь бы не вкушать это снова.

Если тьма не отпустит Майки, то он научится с ней жить. Оставит себе свободу выбора, не даст силе затмить разум, постоянно подкармливая чужой более малой жизнью. Ведь уличных собак возможно приучить, постоянно давая им пищу, так и внутреннего демона можно лишить голоса.

Как только Манджиро хотел свернуть пташке шею, чужая рука из-за спины выхватила воробья. Майки уже разозлился, но повернувшись встретился лишь с Ханой:

— Что ты делаешь?! — Под ошарашенный взор Манджиро, Юи отпустила птицу на волю. — Ты хоть знаешь, сколько я её ловил?!

— А ты что делаешь? — Спокойно переспросила она.

— Тьму кормлю, не видно чтоль? — Буркнул Майки, насупив брови.

— Этим собрался кормить? — Хана взметнула головой ввысь, где над их головами пролетали разные птицы. — Поздно, Манджиро. Ты хоть почувствовал, как тьма пришла к тебе?

Майки осознал, что правда не ощутил, как привычное всемогущество и власть волной накрывают его сознание. Не было той страшной силы, ни голосов, что непрерывно что-то твердят, ни голода, жаждущего жизнь. Будто тьме уже было недостаточно одной птички.

— Не нужно убивать, что не нужно тьме. — Нахмурилась Хана, а после обреченно выдохнув, села на асфальт. — Она сыта. Но это пока что. Теперь она искусила более крупную пищу, птичками её уже не удовлетворить. Ты же не думал, что одурачишь тьму? — Усмехнулась девочка, посмотрев снизу вверх, Манджиро лишь тихо присел рядом:

— И что теперь делать? — Прошептал Майки, с надеждой смотря на Хану.

— Что-что. Искать жертв покрупнее. — Пожала она плечами. — Кошечки, собачки там. Но сейчас это необязательно, тьма на год точно наелась. — Девочка взглянула на бескрайнее небо, пока Майки глядел лишь на неё. — Этого бы не было, если ты вовремя отдавал тьме жизнь. Она изголодалась; взбесилась, что ты решил пренебречь ей. Знаешь ли, она очень своенравна. — Весело улыбнулась Хана.

— Откуда ты это все знаешь?

Удивлённо спросил Манджиро. После потеря контроля, он постоянно задавался вопросом: как Хана держит в узде свою силу? Как узнаёт, что ей нужно делать?

— Так я её же понимаю. — Посмотрела девочка на друга. — Она мне говорит, что нужно делать, а я исполняю. Взамен же получаю свободу, но если буду привередничать, то она накажет, как тебя.

Хана часто говорила, что слышит голоса. Они говорят страшные вещи, но не мешают. Юи научилась жить с ними, совмещать себя с ними, и даже считать одним целым. Если раньше Манджиро рад был обойти такой участи, то сейчас ему это не нравилось. Он только инстинктивно чувствовал, что тьма жаждала чью-то жизнь, но лучше конкретных слов не бывает ничего. Майки брал под руки все, что попадается, чтобы удовлетворить силу, пока Хана могла дать ей именно то, что она просила.

— И как мне начать понимать голоса? — Спросил Манджиро.

Его маленькая подруга посмотрела своими черными глазами так, словно пыталась выпотрошить его душу. Иногда Хана могла лишь взглядом пробирать до мурашек, хотелось убежать от неё, либо бежать быстрее к ней. Их странная связь лишь укреплялась с годами, и Манджиро постоянно ощущал смешанные чувства. Хотелось быть рядом и отогнать, лелеять и бить, говорить приятности и грубости. Счастье и горе, боль и умиротворение, спокойствие и тревожность. Казалось эти противоположности переставали быть несовместимы, когда они находились вместе.

— А может ты понимаешь, да только слушать не хочешь, Манджиро? — По-птичьи наклонилась Хана.

Этот вопрос так и остался без ответа.

За недолгое пребывание в незнакомом для Ширичиро будущем, он вспомнил многое. Будто прошлый владелец тела передавал ему по крохи своих воспоминаний с того момента, когда судьба началась меняться. А перемены произошли с появлением Ханы.

Вспомнил, как Хана вошла в их семью. Как та проводила время с его матерью, как катал её на байке, как она счастливо лепетала о новой подаренной кукле и похороны старшего Юи. Шиничиро задавался вопросом, не забрал ли её старший брат болезнь, которая должна принадлежать Хане? Если да, то каким образом? Это даже не назовешь эффектом бабочки, но что это тогда? Неужели воля бога, чтобы Хана защищала их?

Было столько вопросов, что у Шиничиро взрывалась голова. Но разве не главное, что все живы и здоровы? Манджиро взрослеет, будет мечтать, заводить друзей. Это то, о чем грезил старший Сано. Его заветное желание исполнилось, а в остальном он справиться. Если судьба не смогла отнять собственное Шиничиро, то и никакая тьма не победит его.

Шиничиро решился оставаться пока наблюдателем. Он изучал незнакомую для себя обстановку и пытался предугадать последующие шаги проклятья, чтобы их предотвратить. Ясное дело, что в голову ничего путного не приходило. Манджиро выглядит как обычный ребенок, мучивший себя в чувстве вине из-за травмы друга. В слезах извинялся перед Харучие, готов был отпустить, лишь бы тот не держал обиду.

Со стороны Шиничиро наверное было эгоистично просить маленького Харучие, который в прошлом застал его самоубийство, чтобы тот продолжил дружбу с Майки. Он даже думать не хотел о страданиях Манджиро, и готов был жертвовать другими, чтобы тот оставался счастливым. Сано старшего не изводила ни совесть, ни вина; он справедливо считал, что отмучился свое, а сейчас лишь нужно проложить правильное будущее брату и отдохнуть. Заняться любимым делом, наверстать упущенную молодость, что ушла на ухаживание немощного Майки.

Осталась лишь переменная, что появилась после его перемещение в прошлое. Хана — та, кто оставлял больше всех вопросов. Чем больше Шиничиро наблюдал за детьми, чем сильнее негодовал. С первого появления девочки Манджиро невообразимо привязался к ней, но оказалось, что их связь становилась все крепче. Это было похоже больше на обоюдную одержимость друг другом.

Куда бы Манджиро не шел, брал с собой Хану. С кем бы не общался, был вместе с Ханой. Её было слишком много. Однако Ширичиро это не смущало, ведь Юи — ангел, что защищает Майки от тьмы. Чем больше она с ним, тем спокойней обоим Сано.

Шиничиро понимал, что избегала его Хана далеко не от застенчивости. Он думал, что обидел её чем-нибудь незначительным, ведь определенного проступка не видел, но обычная детская обида не длиться так долго. Как два года Юи перестала вести с ним как с близким человеком. Конечно было неприятно, учитывая их отношения в прошлой жизни, в котором девочка болела, но сделать парень ничего не мог.  Пока Хана сама не подошла к нему, когда Шиничиро занимался починкой байка:

— Шиничиро-сан, занят? — Она тихонько постучала в гараж. Он сразу отвлекся от работы и вытер руки тряпкой от машинного масла, радостно встречая гостью.

— Проходи, Хана. Я уже освободился. — Сано искренне был рад первому шагу от девочки. — Что-то случилось?

— Да нет. — Пожала она плечами и присела на ближайший ящик с инструментами. Её миленькие балетки с маленьким бантиком болтались из стороны в сторону. — Хотела спросить, на что ты готов ради Манджиро?

Шиничиро замер и ошарашено посмотрел на ребенка, который улыбался как ни в чем небывало. Он не понимал ни сути вопроса, ни цели. Да и с чего такие мысли вообще посетили голову Ханы?

Про́клятые

Содержание

1

2

3

4

5

6.1

6.2

7

8

9

Комментарии (0)