Его ученик не брал трубку. Снова. Он с трудом понимал, что на уме у этого ребенка, который, как говорили все, знающие его секрет, своей волей и безрассудным желанием спасти каждого, кто попадется на пути, был неуловимо похож на Тошинори, или как ласково называла его учитель — Тоши. Однако сам он, сколько ни вглядывался, большего заметить не смог. Он долго был про-героем, он не был глуп: ему бы не позволили так долго занимать позицию первого, если бы он был глуп или, упаси Боже, наивен. Его не волновала правильность выбора: в чем-чем, а в этом он точно был уверен, его волновало то, что он не может никак повлиять на развитие своего преемника, который шел семимильными шагами вперед, все реже и реже оглядываясь на него.

— Это нормально, Тоши, — сказала бы Нана, улыбнувшись ему без единого сомнения. Она бы так сказала, будь она жива.

Она, без сомнения, была бы уверена, что все идет к лучшему, вперед, к более светлому будущему, что ребенок предпринимает собственные уверенные шаги, больше не сомневаясь и не пытаясь найти оправдания тому, что сила, которую он получил, не заслужена.

Это была ложь. Ребенок больше не оглядывался на него по иной причине. И Тошинори был сам в этом виноват. Он уже говорил Все За Одного во время их битвы, что, как учитель, он дал маху. Он уже обещал себе исправить все, но ошибался снова и снова, то ли не доверяя, то ли наоборот чрезмерно опекая своего ученика. Как бы то ни было, ни к чему хорошему это не привело ни тогда, когда он скрыл возможную дату своей смерти и историю о Все За Одного, ни сейчас, когда он так и не раскрыл, какую причуду имел четвертый обладатель Один За Всех. Самым страшным было то, что ребенок даже не прокомментировал это, продолжая тренироваться и вести себя как прежде, и Тошинори почти упустил бы все, если бы не мрачный взгляд Бакуго, направленный на Яги.

— Деку доверяет вам свою жизнь, но, когда я заговорил о той чертовой записи, вы ведь не все рассказали? Вы что-то узнали об Одном За Всех? — голос его был усталым, а под глазами залегли тени.

Тогда Тошинори только отрицательно мотнул головой и ответил резче, чем должен был:

А сейчас его ученик и его лучший друг не берут трубку. Тошинори оборачивается на подошедшего к нему Айзаву, который внимательно смотрит на телефон в чуть дрожащих руках Яги и вместо приветствия говорит:

— Они не возьмут трубку, — Всемогущий давится воздухом, когда преподаватель прячет руки в карманы, направляясь к своему рабочему месту, отодвигая кипу бумаг в сторону, чтобы положить текущие отчеты. — Смартфоны разбиты, проблемные дети попали под причуду злодея и постарели, точнее, трое из них.

— То есть трое… постарели? — неуверенно спрашивает Всемогущий, держа в руках телефон и рассеяно смотря на номер молодого Мидории. Тошинори наконец опускает в карман бесполезный аппарат.

— Да, точнее, их тела на пятнадцать-двадцать лет, большего мы не знаем, — качает устало головой Айзава. — Проблемные дети, — шепчет он перебирая отчеты. — Если хотите узнать больше, лучше направляйтесь в общежитие, от уроков мы их отстранили.

Всемогущий кивает, накидывает на плечи привычный и такой знакомый миру желтый, почти золотой благодаря гладкой ткани, пиджак в тонкую черную полоску, поправляет галстук, прихватывая пару документов, и спешит в общежитие. Невольно сомнение закрадывается в голову, но он душит его усилием воли — у его ученика и у него всегда будет время поговорить, а пока ни он сам, ни Молодой Мидория не готовы начать тяжелый и сложный разговор о четвертом держателе.

День клонится к концу: тени становятся длиннее и светлое общежитие окрашено в золотые и оранжевые оттенки заходящего солнца. Тошинори неторопливо поднимается по ступеням, входит в общую залу и тут же останавливается. Первым он замечает развалившегося в кресле у самого входа Бакуго, который нетерпеливо сжимает и разжимает собственный кулак, будто пытаясь проверить, стал ли он сильнее в будущем. Искры то и дело вспыхивают между пальцев, рукав белой и явно чужой рубашки начинает дымиться, и мужчина раздраженно кричит: «Блядь!» — низким и хриплым голосом. Он занимает почти все немаленькое кресло, и его алые, чуть ленивые, но дикие и до ужаса опасные глаза медленно поднимаются на Всемогущего. Бакуго неторопливо приветствует его:

— Всемогущий, — голос его еще более хриплый, не ломкий, как буквально пару часов назад, и не такой пронзительный: он тяжелый и опасный, и сам парень напоминает скорее не агрессивного и неуправляемого зверя, а большого и ленивого кота, который ждет следующей добычи, чтобы растерзать.

— Молодой… — Яги замолкает, не зная, как правильно обратиться к человеку перед ним, но все же заканчивает: — Молодой Бакуго, — он кивает, — Урарака и молодой Мидория тоже тут?

Катсуки как-то странно дергается при имени Изуку, резко кивает в сторону стойки с напитками, у которой расположилась невысокая женщина в такой же белой рубашке, быстро просматривающая что-то на ноутбуке и растерянно вздыхающая. Она поднимает голову, длинные и чуть волнистые волосы тяжелой темной волной падают на ее плечи, обрамляя такое же, как и раньше, круглое лицо, губы чуть приоткрываются, и она радостно улыбается:

— Здравствуйте! — она, кажется, ничуть не изменилась, тепло и ярко улыбается ему.

Всемогущий в приветствии кивает, благодарно, но чуть криво улыбается, принимая стакан с водой и снова спрашивает, быстро обводя залу взглядом, потому что терпение его уже на исходе, в отличие от своего учителя терпением он не обладает:

Бакуго опять странно дергает плечом, вся его массивная фигура как-то напрягается, и он указывает рукой на кресло у окна, повернутое к ним спиной. Урарака, подошедшая к Катсуки, мягко смеется:

— Деку пытается проанализировать, сколько нам еще оставаться в такой форме, — она смущенно прикрывает глаза, поворачиваясь к окну.

Солнце выглядывает из-за туч, яростно и неумолимо ослепляя собравшихся в гостиной общежития. Оно светит в панорамные окна, превращая все перед их взором в темные, но четкие, практически гротескные силуэты, и Тошинори видит, как массивная фигура в кресле медленно дергается, отвлекаясь от своего занятия, и поднимается. Яги не видит лица этого человека, стакан воды, поданный ему Ураракой минутой ранее, начинает медленно скользить вниз, и Тошинори пытается его удержать, но не может. Фигура перед ним стоит в такой же белой рубашке, с расстегнутыми у самого горла первыми двумя пуговицами, руки расслабленно сложены у груди, а Тошинори не может двинуться. Перед его глазами смерть, фиолетовое пламя, багровая вспышка, которая освещает точно такой же массивный двухметровый силуэт, и молнии… как же много этих жутких красных молний, которые снятся ему в кошмарах.

— Деку так вырастет, — чуть смеется Урарака, и ее тут же прерывает Бакуго, который хмурится в яростном негодовании и, кажется, готов сжечь ее одним взглядом за простое замечание.

— Заткнись нахуй, круглолицая, — его голос еще более хриплый, чем обычно.

Урарака почти обиженно поджимает губы, отворачивается от него, но все равно чуть улыбается, снова направляясь к ноутбуку — воспринимать всерьез намерение убить ее от Бакуго, даже на вид такого взрослого и грозного, она никак не может.

— Всемогущий, — произносит силуэт мягким низким голосом.

Руки снова начинают дрожать, тучи, кажется, движутся непозволительно медленно, а в ушах Тошинори звенит собственный крик, то, как он умоляет Гран Торино позволить ему остаться, то, как он умоляет учителя уйти вместе с ними. «Учитель!» — отчаянно надрывается он, смотря на смерть, пламя, искореженные здания и фигуру, чуть приподнимающую окруженную молниями ладонь.

— Всемогущий? — чуть напряженно спрашивает фигура перед ним, и баритон окрашивает в настороженные, намекающие на тьму оттенки, но Яги слышит другое.

Он не видит ничего, кроме улыбки этого человека. Мозг будто отказывается воспринимать другие детали его внешности: только костюм, белая рубашка, короткие, чуть вьющиеся волосы и эта улыбка. «Спасибо, — благодарит Все За Одного, — вы отлично меня повеселили». Стакан падает и разбивается, фигура перед ним подается вперед, а сам Тошинори инстинктивно назад. Катсуки, наблюдающий за ними, бледнеет, и его глаза расширяются от страха, когда мимолетная догадка подтверждается. Он вдавливается спиной в кресло, инстинктивно порываясь скрыться — все его инстинкты твердили ему об этом с самого начала.

— Пиздец, — хрипло шепчут не слушающиеся его губы, — быть, блядь, не может.

— С вами все в порядке? — переспрашивает Изуку, и солнце все же снова уходит за тучи, которые, кажется, решили смиловаться над Тошинори и закрыть этот чертов дезориентирующий свет. Тошинори наконец может разглядеть его лицо.

У мужчины перед ним чуть более короткие зеленые волосы, с заостренными кончиками прядей, зеленые сощуренные в тревоге глаза, в которых нет и капли улыбки. Всемогущий задыхается, вспоминая похожий прищуренный взгляд, увиденный им много лет назад. Почему-то забытые детали, те, которые не воспринимались им раньше, будто кусочки паззла, наконец встают на свои места. Яги нервно улыбается, пытаясь скрыть явный страх, и едва слышно смеется:

— Молодой Мидория? — спрашивает он, смотря на фигуру своего ученика, но не видя его.

— Да, Всемогущий? — глубоким и мягким голосом спрашивает человек перед ним, и Яги видит только Все За Одного.

Утром они просыпаются в удушающих их, слишком больших мешковатых одеждах, спешат найти что-то подходящее в шкафах и торопятся в ванную, зная, что опаздывают на занятия. Урарака мило улыбается, не произнося ни слова, кажется, даже не придавая значения вчерашнему, но потом спускается Катсуки, и мир резко замирает. Но ни один из них не владеет причудой остановки времени. Наверное.

— Каччан, — кивает, как ни в чем не бывало, Мидория.

Бакуго молчит, смотрит на него не с яростью, не с раздражением, не с глухой злобой, к которой Мидория так привык. Кацуки чуть склоняет вперед голову, вглядывается в него, кажется, будто хочет облегченно выдохнуть, но в его глазах настороженность.

— Д… — Он замирает, так и не договорив до конца. Он не может просто произнести то, что собирается, он чувствует, насколько это неправильно, чувствует, насколько сильно трещит его мир по швам, а человек в черном одним движением руки стирает целый район Камино. — Изуку, — скомкано выдавливает он и тут же уходит, так и не толкнув его плечом.

Мир снова идет мимо них своим неспешным чередом, и хочется сделать вывод, что это Кацуки все же остановил время, хочется тихо засмеяться, но Мидория просто стоит в коридоре, с чуть сгорбленной спиной, руками, которые почти безвольно опущены, но все же сжаты в кулаки, и молчит, потому что привычная улыбка застывает на его губах глиняной грубой массой, будто какой-то неумелый скульптор ее туда прилепил. Он поднимает твердый и спокойный взгляд и направляется к гостиной, чтобы встретиться с Цую и Иидой. Впереди целый день занятий. Он надеется, что ему будет не до этого.

Это не долго. Совсем нет, мир разгоняется до сверхсветовой, замирает иногда яркими вспышками, будто ожогами-отпечатками в его памяти, выжигает каждый взгляд и каждый посторонний вздох. Мир - фильм, а воспоминания о каждом его кадре - болезненные ожоги, которые нестерпимо зудят так, что хочется окунуться в азот. День приносит с собой нестерпимую боль горения в лаве, а вечер – холод ледников, и он впервые понимает разницу между ожогами от огня и ото льда. Это совсем не похоже ни на Катсуки, ни на Шото. Их ожоги что мелкие незначительные царапины, как когда он спотыкался в детстве, падал и приходил домой с целым букетом синяков от ярко-желтого до темно синего. Эти ожоги - огромные жуткие незаживающие отметины, которые воспалены, их края обуглены и до сих в середине каждой из них танцует пламя или поднимается завитками ледяной пар.

Общежитие давно спит, но будто он может заснуть. Изуку медленно листает доклад, иногда отвлекаясь на сообщения матери, которая тоже не спит - волнуется, наверное, нервно ходит по пустой квартире, сжимает свой платок и придумывает себе черт знает что. Подросток сжимает карандаш со всей силы, смотрит на обломки в своей руке и выкидывает наконец их в мусорку, которая стоит буквально в паре метров от стола. Сломанный карандаш приземляется точно на рваные листы его вчерашнего анализа о причуде старения, и Изуку выдыхает, опуская взгляд на чистовой вариант перед ним, скомканный несколько раз и затертый ластиком, потому что он переписывал его снова и снова.

Днем, когда солнце ярко светит в окна классной комнаты и он настороженно поднимается, медленно обводя взглядом класс, и неторопливо выходит в коридор, ему кажется, что каждый взгляд следит за ним - игра воображения, но от этого не менее страшно. Он буквально врезается во Всемогущего, который куда-то спешит. На секунду, всего на мгновение, их взгляды сталкиваются, и мужчина ласково улыбается ему. Воздух вокруг будто оживает, и Изуку кажется, что что-то мягкое, будто чья-то рука, ласково касается его волос, успокаивая, но потом он ловит взгляд ярких голубых глаз и видит в них лишь ужас. Он не хочет отступать - делает шаг вперед, на секунду ему кажется, что мужчина сделает шаг назад, спрашивает, может ли узнать побольше о записях про Четвертого. Всемогущий бледнеет и спешно извиняется. Изуку продолжает натянуто улыбаться — мужчина никогда не мог полностью скрыть свои эмоции.

Подросток устало трет переносицу, смотрит на часы на столе, опираясь о столешницу, встает - будто боится, что ноги могут его подвести, и медленно подходит к закрытой веранде, за которой бушует гроза. Смотрит не на капли, барабанящие по стеку, а на свое отражение, на мягкие вьющиеся темно-зеленые волосы, на уши, которые еле-еле скрывают пряди, с тихой безнадежностью вспоминает все статьи по генетике и наконец обращает внимание на мрачный и какой-то решительный взор своих глаз. Еще раз устало и совсем без улыбки выдыхает.

Айзава рассеяно переключает изображения диаграмм на доске, во время классного часа, сонный и уже собирающийся домой, а Бакуго так ни разу и не оборачивается за весь день: яростно на первой паре передает листы контрольной, буквально сует их Изуку в лицо и что-то шипит, но без злобы, с какой-то растерянностью и будто подавлено. И так и не оборачивается. 

Кацуки всегда оборачивался.

  Щурил недовольно и разъяренно темно-красные глаза, сжимал кулаки, что хрустели костяшки пальцев, и низким-низким голосом, будто раскаты далекого грома, угрожал ему: "Деку". 

Он делал так всегда, всю его жизнь. 

 Сейчас подросток подпирает рукой подбородок во время перемены и не оборачивается, смотря в окно. Брови его с каждой секундой напрягаются все сильнее и сильнее, и к концу дня он уже хмурится, не реагируя ни на чьи замечания или одергивания. Мидории кажется, что из его системы мира выдергивают силой какой-то важный элемент, будто убирают из фотосинтеза само понятие углекислого газа. Опасного, неуловимого, но такого важного. Кацуки кажется опустошенным, потому что взрывы за весь день так и не мелькают между его пальцев.

Он прислоняется спиной к холодной поверхности стеклянной двери, ведущей на веранду, медленно сползает, смотря на потолок. Юноша не видит перед собой ни ужасающих вспышек, ни разрушенной площади Камино — он видит перед собой почти падающего назад Всемогущего, разбившийся вдребезги стакан и испуганный, черт возьми, испуганный взгляд Каччана, который так пуст сегодня.

Изуку закрывает глаза, чувствуя, как энергия нескольких причуд струится по его венам. Подросток тихо фыркает: по крайней мере, это все объясняет. Изуку не идиот, но возможно… Нет. Он должен притвориться им.

Все За Одного предвкушающе смеется, смотря на бледного Всемогущего, сжимающего бессильно кулаки. Преступник закован в смирительную рубашку, находится под дюжиной автоматов одновременно, но смеется — безудержно, как-то даже торжествующе и, боже помилуй, нежно, будто не может не жалеть его.

— Тебе смешно? — выдыхает Яги почти со злостью.

Он упирается руками в двадцатисантиметровое стекло, сверлит взглядом заключенного, пока тот чуть дергается в путах, пытаясь устроиться поудобнее, не обращая внимания на нервничающую охрану, которая судорожно набирает номера нижних уровней, вызывая на всякий случай еще больше людей.

— Что ты! — наконец говорит Все За Одного. — Я счастлив! Он похож на меня, не так ли?

— Ни капли, — яростно отрицает Тошинори, сжимая кулаки еще сильнее.

«Он похож, — бьется в его голове, — еще как похож». Что бы сказала ему Нана? Что бы посоветовала она? Что сказали бы остальные пользователи Одного За Всех? Что ему делать с этим? Он не знает. Рука, упирающаяся в стекло, чуть опускается, и Все За Одного довольно продолжает:

— Не волнуйся, Всемогущий, — успокаивающе кивает заключенный, и его дыхательная маска чуть съезжает вниз, — все ошибаются, вот и ты ошибся.

Всемогущий только прожигает его взглядом, разворачиваясь и уходя все дальше и дальше от камеры по направлению к лифтам. Он не слышит довольной речи Все За Одного: она смешивается, переплетается со звуками голоса его собственного ученика, и голова начинает болеть. Наконец Тошинори оборачивается, вставая в лифт и успевая заметить номер двери заключенного — «1541». Он кашляет кровью, с силой вытирает ее и закрывает глаза, продолжая повторять себе, как мантру: «Я не ошибся, я не ошибся, я не ошибся, я не…»

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/9901887

like father like son

Wongola

яцкари

"Я тоже ненавижу тебя! - проревел в его воспоминаниях голос Все За Одного, - Ненавижу потому, что ты украл у меня что-то настолько ценное!"
Тогда эти слова казались ему безумием тирана, который правил теневой Империей больше сотни лет, но теперь...
- Поздравляю, - лениво проговорил мужчина, и Всемогущему захотелось отойти от пуленепробиваемого стекла разделяющего их, - хотя, - он усмехнулся, - поздравить стоит меня, - по спине Тошинори пробежала дрожь, - мальчик так на меня похож!

Boku no Hero Academia

Изуку Мидория

Очако Урарака

Тошинори Яги

Все за Одного

Кацуки Бакуго

Same

Первый том манги «Моя Геройская Академия» (сокращённо – МГА) вышел в 2014 году. Автор Кохэй Хорикоси создал аниме о мальчике без причуды, который получил способность и попал в мир супергероев. За 9 лет манга продалась тиражом свыше 65 миллионов копий. Уже в следующем году фанаты увидят 7-ой сезон, где Изуку Мидория настолько овладеет своей причудой, что будет готов заменить Всемогущего и бросить вызов Ассоциации Злодеев.
В нашем фэндоме можно читать фанфики по МГА, посвящённые таким второстепенным персонажам, как Ястреб, Айзава и Тодороки. Любителей жанра «яой» порадуют истории с пэйрингом Бакуго-Деку. Есть много ФФ по МГА, где в центре внимания злодеи – вроде Даби и Шигараки. Не останутся обделёнными и те, кто хотел бы почувствовать себя попаданцем в эту удивительную вселенную. Для таких читателей мы приберегли фанфики «Моя Геройская Академия» в формате Т/И, а также с ОЖП и ОМП. Наслаждайтесь изобретательной фантазией наших авторов, читайте кроссоверы и произведения в жанре омегаверс и делитесь реакциями в нашей системе. Мы будем рады каждому из ваших отзывов!

Same

Рекомендуем к прочтению

Комментарии (0)