— Старейшина Илина был убит собственным шиди!

Цзян Чэн слышал всё это, но никак не мог осознать произошедшее. Как мёртв? Почему? Он, Цзян Чэн, даже не успел отомстить ему, а он уже умер. Хотя нет, не умер, Вэй Ин ушёл. Конечно, он всего лишь сбежал. Как великий Вэй Усянь мог умереть, просто свалившись с обрыва?

Смерть сестры и шисюна выводила мысли и чувства Цзян Чэна из-под контроля и заставляла его совершать совершенно необдуманные поступки. Вот и сейчас молодой человек в фиолетовых одеждах в одиночку спускался в пропасть, каждую секунду рискуя свалиться вниз. Он должен убедиться, что Вэй Ина здесь нет, он должен найти следы того, что шисюн ушёл. Он не будет стоять в стороне, он найдёт его. Да, найдёт, отомстит, потребует оплатить ИХ клану за предательство, а потом… потом простит и будет вечность ждать, в надежде, что его простят в ответ. Ведь простят?

Цзян Чэн медленно шёл по дну обрыва, освещая дорогу Цзыдянем. Тусклый фиолетовый свет нехотя волочился за главой клана, будто предвидя, что случится через несколько минут, и всеми силами оттягивая этот момент. Но то, чему суждено, произойдёт в любом случае. Отчаянный хрип Цзян Чэна прозвучал в точно отведённую ему секунду. В грязи лежал Вэй Усянь. Лежал без движения и… не дышал. Глава клана бросился к распластавшейся на мокрой земле фигуре, облачённой в неизменное красно-чёрное ханьфу. Бледное, изнеможённое лицо, глубокая складка меж бровей, чуть приоткрытые глаза, в которых даже после смерти отражалось отчаяние, но всё та же улыбка на губах. Его улыбка. Волосы цвета воронова крыла разметались в стороны и практически слились по цвету с землей, и только ярко-алая лента оставалась полыхающим пятном на фоне чернильного мрака.

Цзян Чэн никогда не интересовался приёмами тёмного пути, но, имея под рукой его основателя, волей-неволей запомнишь несколько приёмчиков. Вот и Сопереживание Цзян Чэну запомнилось ещё с тех времён, когда Вэй Ин жил в Пристани Лотоса и частенько практиковался в создании новых талисманов и ритуалов. Сейчас Цзян Чэн не думал, он просто коснулся тонкой руки своего шисюна и замер, медленно входя в его воспоминания*. Цзян Чэн даже под пытками не смог бы вспомнить того, как прижал к себе уже давно остывшее тело, как начал водить рукой по грязным, спутанным волосам брата, как ей же стирал свои, беспрерывно текущие из глаз, слёзы, падающие на лицо. На Его лицо. Он не будет помнить того, как, задыхаясь от боли где-то в груди, медленно, словно в припадке, качается из стороны в сторону, умирая изнутри.* Он бы никогда этого не вспомнил, потому как всё это затмило собой Сопереживание…

Миг — и Цзян Чэн открывает глаза… Он видит окружающие его дома, прилавки и людей очень большими и поэтому быстро понимает, что здесь Вэй Усянь ещё ребёнок. Он осознаёт это в первые секунды, а потом его накрывает волна страха. Он понимает, что будущий Старейшина Илина бежит, и бежит быстро, перебирая маленькими ножками, задыхаясь. За ним гонится свора злобно скалящихся собак, их глаза жёлтыми фонарями сверкают за спиной ребёнка. Цзян Чэн чувствует стук крошечного сердца и засевший в нём огромный страх. Поворот, ещё один… тупик. Теперь ужас почти полностью перекрыла другая эмоция. Полное и безграничное отчаяние, затопившее разум Вэй Усяня, а вместе с ним и Цзян Чэна. Ребёнок упал на землю, прижавшись спиной к стене и громко зарыдал, закрыв уши руками и изо всех сил зажмурив глаза. Последнее, что увидел Цзян Чэн, прежде чем очутиться в другом воспоминании — это множество горящих злобой глаз и хищный блеск жёлтых зубов.***

Маленькое, овальное помещение (?), в котором воняет настолько отвратительно, насколько это только возможно. Цзян Чэн долго не может осознать где оказался Вэй Ин (это место слишком ужасно, чтобы действительно существовать), но неожиданно видит перед собой огромную морду, с острыми, как бритва, зубами и маленькими налитыми кровью глазами. Очень знакомую морду, что так часто снилась ему самому в кошмарах. Но это не было важно сейчас, важно было то, что Вэй Усянь какого-то чёрта залез в панцирь этого чудовища, да ещё, судя по всему, по своей воле. Эмоции Вэй Ина были очень странными. Брат не то до трясучки боялся, не то жаждал погеройствовать, не то просто мечтал исчезнуть отсюда, но почему-то бежать он не торопился. Вместо этого шисюн схватился за непонятно откуда взявшийся меч и, отразив несколько атак черепахи-губительницы, прыгнул вперёд, протыкая нижнюю челюсть монстра. Пальцы со всей силой, до крови вцепились в рукоять меча, и Вэй Ина просто протащило, замотало по воздуху. Черепаха выбросила голову из панциря и затрясла башкой, пытаясь освободиться от болезнетворной помехи в виде человека с мечом.

— Лань Чжань, давай! — срывая связки, кричит Вэй Усянь и хватается за меч ещё сильнее прежнего, и тут в сознание проникают, с силой вдалбливаются множество криков, отчаянных криков людей. Сколько же в этом мече злобы, сколько же жизней он забрал, прежде чем очутился в этой пещере и почему, почему такое странно-пугающее ощущение? Что-то холодное и опасное проникало в тело, кружило рядом. Крики с каждой секундой раздавались всё громче и громче, вбиваясь в мозг раскалёнными спицами, заставляя ослабить хватку на рукояти. Шисюн это и сделал, отцепившись от оружия и, в сопровождении предсмертного крика черепахи, падая в воду…

А потом начался ад. Цзян Чэн обнаружил самого себя, смотрящего на горящую Пристань лотоса и руку Вэй Ина, сжавшую его плечо. Знаете, бывает то, когда ты ещё не осознал чего-то ужасающего, а когда понимание начинает медленно приходить, то сначала накрывает неверием, потом шоком, а затем приходит отчаяние. Всё это случилось и с Цзян Чэном. Он никогда не думал, что эмоции Вэй Усяня были практически идентичны тем, что испытывал сам глава клана в тот роковой день. Полное отчаяние, боль потери и осознание, что ничего уже не вернуть, что ничего не будет как прежде. Вэй Ину было больно, так же больно, как и самому Цзян Чэну. Слёзы медленно текли по щекам, но никто не спешил их стереть, было не до этого, было слишком больно.

— Цзян Чэн, идём. Мы ещё вернёмся, но не сейчас, сейчас надо уходить — тихо произнёс Вэй Ин, стараясь, чтобы его голос не дрожал.

— Нет! — Цзян Чэн со стороны увидел, как он делает шаг, ещё один, и замирает. Руки Вэй Усяня обняли со спины, заставляя оставаться на месте. Шисюн шептал что-то успокаивающее, что-то про шицзе и про то, что сейчас они не смогут отомстить, что нужно уходить, но Цзян Чэн, кажется, не слышал, он всеми силами пытался вырваться, избавиться от хватки брата. Вэй Ин, собрав всю свою волю в кулак, пытался сдержать не только своего шиди, но и себя. Всем своим естеством Старейшина Илина хотел ворваться в полыхающие двери родного дома, всего несколько часов назад бывшего самым безопасным и самым умиротворяющим местом во всём мире. Там он был счастлив, там его ждали и любили, там была шицзе, Цзян Чэн, дядя Цзян, и даже мадам Юй. Он всех их любил настолько сильно, насколько позволяло его сердце, но сейчас он не мог позволить ни себе, ни шиди сделать эту ошибку. Слёзы медленно текли по щекам, но никто не спешил их вытереть, было не до этого, было слишком больно.

Воспоминание Четвёртое

Вэй Ин падал. Раскинув руки, он с невероятной скоростью летел вниз, надрывая голосовые связки в отчаянном крике, слыша удаляющийся смех. Мгновенье — и падение резко оборвалось, Вэй Усянь повис в воздухе, поддерживаемый чем-то отдалённо знакомым. Тем чувством, что он испытал в пещере черепахи-губительницы, тем мраком, окружающим хрупкое тело, тем холодом, пробирающимся в горячее, живое сердце, тем ужасом, останавливающим дыхание и сковывающим внутренности. Это было странное, незнакомое, пугающее чувство, которое длилось совсем недолго. Воздух вышибло из груди, и тело продолжило свой полёт, уже не крича…

Тьма, холод, крики, ужас. Всё это почти материальной плёнкой окружало Вэй Ина. Он не знал, что делать, он не знал, как выбираться, он не знал, выживет ли он вообще. Он знал только, что ему очень плохо. Вэй Ина мутило, голова буквально раскалывалась на части, а в ушах стояли ни на секунду не прерывающиеся крики застрявших здесь неупокоенных душ. Они так и не смогли выбраться и, оставаясь в этом месте много, очень много лет, пропитались злобой и возжелали мстить. Они жаждали мучений своих жертв и они их получали, они рвали душу, ввинчивались в мозг, разрушая сознание, вызывали галлюцинации, полные страданий. Цзян Чэн, повинуясь сознанию Вэй Ина, вновь и вновь пытался преодолеть желание умереть. Раны от пожара в Пристани Лотоса, боль от потери дяди Цзяна и Мадам Юй, лишение золотого ядра… Что? Как Вэй Ин умудрился потерять своё золотое ядро? Но сейчас это не важно, важно то, что раз за разом тьма вызывала видения мёртвых отца и матери, жестоко убитых адептов клана Юньмен, бесформенными грудами сваленных перед входом в ИХ дом, объятую огнём Пристань Лотоса и тех, кого Вэй Усяню больше всего хотелось уничтожить. Уничтожить настолько жестоко, насколько это вообще могло быть возможно. Он хотел медленно, с упоением впитывать боль этих отморозков, наслаждаясь каждой секундой их адской боли, радуясь от вида бьющихся в агонии тел. Он хотел отомстить, настолько сильно хотел, что начал принимать тёмную энергию, обещавшую такую силу, с которой он одним щелчком пальца сможет уничтожить весь клан Вэнь. Или не пальца. Тьма нашёптывала, что всё должно быть красиво, что всё должно быть устрашающе. Так и появилась Чэнь Цин, флейта из пропитанного тьмой и страданиями бамбука, растущего только здесь, только в этом аду…

Безвыходность. Боль. Потеря. Осознание потери. Невероятный калейдоскоп чувств и эмоций захлестнул Цзян Чэна прежде, чем он понял где находится. Гора Луаньцзань. Место, которое Вэй Усянь предпочел Пристани Лотоса. Место, где в данный конкретный момент разрывалось и сердце великого и непобедимого Вэй Ина. Они ушли. Ушли на верную смерть. Ушли ради него. Но для чего? Для чего им понадобилось отдававать жизни за такое ничтожество, как он? Он потерял контроль над Вэнь Нином и стал виновником смерти любимого мужа шицзе. Он обвинил во всем своего робкого Призрачного Генерала, заставив того встать на колени и умолять о прощении, хотя тот ни в чем не был виноват. Он не смог защитить горстку стариков и детей, доверивших ему свои жизни, он стал причиной их смерти. Он стал причиной стольких смертей, что руки уже давно пропитались кровью, а тело тьмой, забирающей души.

Вэнь Нин. Его самый преданный друг, всегда следующий за ним и поддерживающий его до последнего. Первая струна, отделяюшая Вэй Усяня от безумия рвётся. Вэнь Цин. Ставшая почти сестрой, чуть нагловатая и слишком серьёзная, но всегда спешащая на помощь. Вторая. Цзинь Цзы Сюань. Наглый павлин, что бессовестно завладел сердцем шицзе и оказавшийся на деле невероятно благородным молодым господином. Он стал для него почти другом… Пришло время третьей. А-Юань. Малыш, практически ставший для него сыном. Очаровательное дите, повидавшее немало плохого в своей жизни, но всё же не утратившее своей детской непосредственности — последняя, заключительная ниточка разрывается где-то внутри, и на ноги встаёт уже не Вэй Усянь. Опираясь напряжённым пальцами о землю, поднимается Старейшина Илина…

Воспоминание шестое [заключительное]

Битва, та самая битва, во время которой Вэй Ин потерял контроль, именно та, последняя битва, в которой Цзян Чэн потерял свою сестру и шисюна, именно та битва, что навсегда останется в памяти главы клана Юньмен незаживающим безобразным шрамом. Вэй Ин в панике, его охватил невероятный страх. Что происходит? Почему они не слушаются? Что делать?

— А-Сянь — нежный, чуть подрагивающий голос сестры Цзян Чэн узнал бы из тысячи. Нет! Только не снова! Только не опять! Вэй Ин замирает, его пальцы не двигаются по отверстиям для зажима, его губы не делятся дыханием с флейтой, но звук, тонкий и резкий, продолжает разноситься над полем боя. Вэй Усянь не обращает на это внимания, он ищет шицзе. Откуда звучал этот ласковый и знакомый до боли в сердце голос? Где его обладательница? Старейшина Илина безостановочно вертит головой в надежде увидеть родное лицо. И наконец ему это удаётся, он бежит к Цзян Яньли, но тут же замирает, остановленный сковавшим всё его тело страхом. Её ранили! Его шицзе, его добрую, милую, самую лучшую на свете шицзе посмели ранить. Цзян Чэн не понял, как Вэй Ин оказался рядом с сестрой, не увидел, как он одним движением руки свернул шею напавшего и очнулся только тогда, когда увидел своё собственное лицо, на котором отпечаталась ненависть. Настоящая, жгучая, поражающая сердце и душу. Она ранила Вэй Ина, сильно ранила. Шисюн хотел сказать, что это не он, что он не хотел, но не смог выдавить и слова, понимая, что слова бесполезны. Шицзе лежала на руках Цзян Чэна. Её лицо сильно похудело за то время, пока Вэй Ин не виделся с ней, угольки радости пропали из прекрасных глаз, живая улыбка, дарящая жизнь и свет, увяла, и только взгляд, полный любви, напоминал прежнюю Цзян Яньли.

— А-Сянь, — шицзе протянула тонкую маленькую ладошку и мягко коснулась щеки Вэй Ина, — ты так быстро ушёл в тот раз, а я ведь хотела сказать тебе, что… — и этот момент настал. Снова. Старейшина Илина, а вместе с ним и Цзян Чэн, увидели в глазах Цзян Яньли удивление и искорку страха, но они тут же сменились решительностью, она не задумываясь оттолкнула замершего Вэй Ина, принимая удар, предназначенный для него. Пятно крови, мгновенно расползшееся по светлому платью шицзе, болезненно сжатые губы и взгляд, всё так же наполненный любовью, той самой любовью, что и раньше. Она не может умереть. Не может. Она… умерла, а Вэй Ин вместе с ней. Его сердце окончательно погибло, и Цзян Чэн это почувствовал. Медленно поднявшись с колен, Старейшина Илина заторможенно повернул голову в сторону убийцы Цзян Яньли и улыбнулся. Улыбнулся так, как никогда раньше. Улыбнулся, как сумасшедший, а потом резко, без предупреждения выкинул руки вперёд и убил того, кто посмел нанести шицзе удар. Да, не убить, а именно нанести удар. Цзян Чэн сейчас вызовет лекарей и спасёт её. Его дорогую шицзе обязательно спасут, в этом совершенно точно нельзя усомниться, а ему, Вэй Ину пора исчезнуть. Слишком много боли он принёс тем, кого любит, слишком много страданий.

— Эй, Вэй Ин! Отдай нам Тигриную печать, и мы не убьём тебя! — крикнул один из глав клана.

— Что? — безумно захохотал Вэй Усянь, — вам нужна печать? — потом смех оборвался, и он громко и резко сказал: «Забирайте!»‎ — и с силой бросил артефакт в толпу. Радостные возгласы и крики разнеслись по полю боя, а Старейшина Илина тихо продолжил: «Только сначала докажите, что способны ей владеть»‎.

— У меня, у меня Стигийская Тигриная пе… — первого, кто схватил артефакт, ждал удар сабли прямо в грудь.

— А-ха-ха-ха, а-аа. — второго лишили руки.

— У меня, она у меня! — шёпот перешёл в дикий визг.

Вэй Ин стоял чуть в стороне и не переставал смеяться, его смех был… нет, даже не безумным — мёртвым, и единственное, что говорило о том, что этот человек всё ещё жив — это слёзы, нескончаемым потоком бегущие из некогда беззаботных глаз. Цзян Чэн плакал вместе с ним, плакал душой.

Сейчас Вэй Ин тоже покинет его, навсегда покинет. Почему он, Цзян Чэн, не протянул ему руку помощи, почему не помог Лань Чжаню вытащить его, почему пожелал смерти? Вэй Ину было так больно, а он, единственный оставшийся в живых родной для него человек, только и сделал, что облил ненавистью.

Старейшина Илина нашёл взглядом тот самый обрыв. «Нет!!!» — мысленно закричал Цзян Чэн, но его никто не слышал. Вэй Усянь уже устремился туда. Встал спиной к краю и в последний раз обвёл взглядом дерущихся людей. Нельзя так просто оставить им печать, так они навредят не только себе, но и простым людям. Он опять думает о всех, кроме себя, о всех, кроме Цзян Чэна. Последним усилием воли, собрав все свои силы в один приказ, он заиграл на Чэнь Цин в последний раз. Печать задрожала, окуталась тьмой и раскололась на множество частей, по размеру схожих с песчинками. Теперь её ничто не соберёт обратно, теперь он может уйти без сожалений. Мягкая улыбка тронула красивые губы, тоже в последний раз. Вэй Ин закрыл глаза и опрокинулся назад, предвкушая скорую и быструю смерть. Там он встретит всех тех, кого потерял в этой жизни, там будет хорошо, лучше, чем здесь, там он снова станет счастливым. Слёзы маленькими капельками упали в пропасть, потревоженные резким движением. Вэй Усянь удивлённо посмотрел на сжавшую его ладонь окровавленную руку, поднял взгляд выше. Белый рукав, знакомые одежды, Бичень, красивое лицо, лобная лента с вышитыми на ней облаками.

— Лань Чжань, — голос прозвучал мягко, — отпусти, прошу.

— Вэй Ин! — голос второго Нефрита был напряжённым, по его руке на руку Старейшины Илина начала стекать алая струйка крови.

— Отпусти! — теперь голос звучал с мольбой.

И тут появился Цзян Чэн с мечом в руке и всё той же ненавистью во взгляде.

— Цзян Чэн, — с грустной улыбкой поприветствовал его Вэй Ин.

— Вэй Усянь, умри! — крикнул глава клана Юньмен, но тем не менее не смог пустить в ход оружие, но этого и не требовалось, Вэй Усянь и сам справился

— Вэй Ин! — полный боли крик Лань Чжаня разнёсся над пропастью.

Вэй Усянь летел, он знал, что сначала будет больно, но потом… потом он встретит шицзе, и она предложит ему суп из корней лотоса и свиных ребрышек, может быть, там будет и Цзян Чэн, и он ещё не будет ненавидеть своего шисюна, а ещё там обязательно будут дядя Цзян, и Мадам Юй, и, конечно, Вэнь Нин с сестрой, и малыш А-Юань, и все те, кто жил с ним на горе Луаньцзан, и они все, абсолютно все будут счастливы, осталось только долететь до земли, совсем чуть чуть…

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/8947191

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Ванильный динозавр

подпольный индастриал

А что, если бы тело Вэй Усяня было найдено Цзян Чэном? А что, если бы он провёл ритуал Сопереживания?

Мосян Тунсю «Магистр дьявольского культа» (Основатель тёмного пути)

Неукротимый: Повелитель Чэньцин

Вэй Ин

Цзян Чэн

Сопереживание

ru-soperejivanie-vanilnyi-dinozavr-beta-podpolnyi-indastrial

Сопереживание

Рекомендуем к прочтению

Комментарии (0)