Габриэль Агрест ненавидел совещания. Долгие, нудные, они съедали энергию, отнимали драгоценное время, к тому же совсем не подходили его стилю управления. Единоличный владелец дома моды, он повелевал в нем каждым движением, начиная от выбора фурнитуры и заканчивая пошивом готового платья. Одно его слово могло разрушить карьеру или же, наоборот, возвысить трудолюбивого сотрудника над остальными. И все же… как бы модельер ни пытался контролировать все и вся, кое-что не поддавалось его влиянию.

На дом моды «Габриэль» трудился целый штат дизайнеров, каждого из которых Габриэль отбирал лично. Но как бы он их ни направлял, в работах нет-нет да проскальзывало что-то неуместное. Иногда несоответствие было лёгким, но часто вопиющим и недопустимым.  Просто отклонить эскизы, велев все переделать, Агрест не мог: это было бы неуважительно к чужому полету мысли. Именно поэтому и появились эти несчастные совещания — чтобы его подопечные могли отстоять именно свой вариант для включения в коллекцию. Требовалось лишь склонить творческого руководителя  — то бишь его — на свою сторону. Но то ли молодежи не хватало настойчивости, то ли он был непробиваемым... Каждое собрание превращалось в топтание по бесконечной временной петле.

Вот и сейчас, второй час кряду сидя в зале для переговоров и вполуха выслушивая коллег, Габриэль мечтал, чтобы этот ад поскорее кончился. Очередной молодой человек комментировал свой труд, и Агрест еле удерживал усмешку. Все новое — хорошо забытое старое, не так ли?  «Инновационный прорыв» он видел уже десяток раз, платье хоть и поразило публику, но еще в коллекции Диора годах так в семидесятых.  По ходу смотра его уже пытались соблазнить колониальными мотивами, но исполнение было таким, что  бедный Ив Сен-Лоран — непосредственный создатель стиля сафари — наверняка в гробу перевернулся. А в самом начале хотели отделаться точной копией платья от одного из российских модельеров. Уж на что, а на память Габриэль никогда не жаловался — в истории моды он прекрасно разбирался. Жалко, что молодежь привыкла не работать головой, а копировать старые идеи, выдавая их за свои.  Жан-Поль Готье не одобрил бы.

«Инноватор» уступил свое место следующей сотруднице. Агрест всеми силами сохранял выдержку, но получалось с трудом. Девушка, принятая в команду в числе «свежей крови» всего полгода назад, воодушевленно нахваливала  свою работу, не забывая при этом усиленно хлопать ресницами и приторно улыбаться. Габриэль с трудом удержал себя от так популярного нынче жеста «рука-лицо». Заигрывать с ним было равносильно попытке разбудить сытого медведя в разгар зимней спячки. Глупо, а временами еще и опасно.

И вообще, кто соблазнится женщиной, одетой в брючный костюм? Агрест не знал, по какому уставу его сотрудницы подражают мужчинам, но если бы выяснил — тут же бы его отменил. Габриэль не был сексистом, просто воспринимал это как злоупотребление образом. Столкновения случались даже с Натали: несколько раз он потребовал от ассистентки сменить брюки на юбку, отправив ее за дверь. Но та была принципиальна в своих предпочтениях, а еще до безобразия упряма — затею пришлось оставить….

Вяло махнув рукой на эмоциональную речь молоденькой коллеги, он вызвал последнего, утешая себя мыслью: «Еще один — и свобода». Тут его вернул к жизни мелодичный голос. Звук подействовал сродни прохладе маленького оазиса в жаркой пустыне, поэтому Габриэль даже не попытался сдержать облегченный вздох. Наконец-то, толковый ум в этом сборище «непризнанных гениев»!

Маринетт Дюпен-Чен была, наверно, единственным молодым дизайнером, которого он принял на работу без раздумий. Агрест следил за ее успехами еще со времен вчистую выигранного в коллеже конкурса шляп. Он невероятно гордился тем, что столь одаренная девушка выбрала его дом моды в качестве стартовой платформы. Правда, тогда неожиданно нашлась недоброжелательница в лице Хлои Буржуа. «Уже не знает, как бедного Адриана охомутать. Вот и решила подобраться к нему через вас, месье Габриэль!» — выдала дочка мэра Агресту прямо в лицо. Вот только отреагировал модельер абсолютно спокойно. Сын уже больше года был счастлив со своей девушкой Кагами, довольно много времени проводя за десять часовых поясов от дома. Поэтому все инсинуации мадемуазель Буржуа можно было считать лишь отголоском детских обид…

Маринетт неспешно, охватывая вниманием каждую деталь, описывала свой эскиз, выведенный на большой экран, и Габриэль чувствовал растущее удовлетворение. Он даже сел поудобнее, откинувшись в кресле, сцепив пальцы на животе и тем самым заставляя присутствующих невольно подобраться на своих местах. Дюпен-Чен заметно занервничала и замолчала.

— Продолжайте, — ободряюще улыбнулся он, краем глаза замечая, как меняются лица у всех присутствующих.

Маринетт в доме моды недолюбливали. Более того, открыто ревновали к ее успехам. За год пребывания в штате еще ни один крупный показ не обошелся без ее участия. А недавно Габриэль и вовсе доверил ей аксессуары к основной женской коллекции «весна/лето». Хоть он и клялся, что все для него равны, Дюпен-Чен заметно выделялась на фоне остальных. И Агрест охотно ее в этом поощрял.

Но  разве это он виноват, что девушка понимает его с полуслова и создает то, чего он месяцами добивается от других? Они смотрели на мир моды одним взглядом, вынашивали схожие идеи, и Габриэль считал это огромным плюсом. Маринетт возможно было бы повысить и до делового партнера. Делиться своим детищем он не собирался, однако на будущее помечал. В конце концов, он не вечен, а дело всей его жизни должно остаться в надежных руках.

Девушка осмелела и принялась чинно расхаживать влево-вправо, рассказывая о вариативности цветовой палитры и комбинаций ткани для будущего наряда и подкрепляя слова жестами. Агрест не удержался и скользнул взглядом по ладно сидящему на фигурке светло-серому платью, внимательно рассматривая силуэт. Маринетт в таком виде больше напоминала школьницу, нежели взрослую женщину, но Габриэлю нравилось. Он даже задумывался о том, чтобы  разработать линейку одежды для учащихся, вдохновившись ее образами.

Агрест улыбнулся чуть ярче официального, вызвав у женщин еще более сильное раздражение: они  явно решили, что его мысли далеки от приличий. И, как всегда, были неправы. В отличие от дам, утвердившихся в статусе «эмансипэ», Маринетт никогда не отказывала себе ни в платьях, ни в юбках. И ни разу не «удостоилась», чтобы ее зажали где-нибудь в уголке. Потому что грош цена мужчине — французу в особенности! — который добивается своего принуждением. Габриэль за  малейшее домогательство вышвыривал на улицу без выходного пособия.

Дюпен-Чен закончила свое выступление, и Агресту оставалось только поаплодировать. Она едва ли не единственная поняла все тонкости данной тематики. Он тут же утвердил эскиз, чем вызвал гул голосов.

— А теперь все свободны, — Габриэль поднялся со своего места. — Все ваши поправки обсудим в понедельник, в одиннадцать…

Едва зал опустел, он плюхнулся обратно в кресло, снял очки и устало потер лицо.

— Господи, ну почему я продолжаю заниматься мазохизмом? — произнося это слух, мужчина не рассчитывал, что ему быстро ответят.

— Может, потому, что в глубине души вы стремитесь передать бразды правления другому? Люди, разбирающиеся в Теме, предположили бы, что вам нужен хороший доминант.

— Спасибо, Натали. Твои комментарии, как всегда, бесценны, — Агрест близоруко прищурился в сторону личной помощницы, стоящей рядом с подносом в руках. Деловые отношения между ним и Санкёр уже давно переросли в дружбу, хотя иногда он сомневался,  даром это считать или проклятьем. — Давай, пожалуйста, без обсуждения Темы. Я и так чувствую себя участником группового изнасилования.

— И, как всегда, в качестве жертвы. При жесткости ваших требований это неудивительно: подчиненные платят вам вашей монетой, — коротко вздохнула ассистентка. — Я принесла вам кофе.

— Лучше бы ты принесла мне коньяк, — буркнул мужчина, но все же потянулся за чашкой. — Два потерянных часа, и ни одной толковой идеи!

— Так уж и ни одной? – Санкёр вопросительно приподняла брови, а затем чуть ухмыльнулась. — Мне показалось, Маринетт Дюпен-Чен удостоилась вашей похвалы.

— Одна! Одна из шестнадцати! Это никуда не годится! — зло отчеканил Габриэль, делая глоток кофе и блаженно прикрывая глаза. — Иногда мне кажется, проще уволить всех к чертовой матери. Одна Маринетт принесёт больше пользы, чем весь этот сброд вместе взятый.

В ответ неожиданно раздался заливистый смех. Не то чтобы Натали никогда раньше не смеялась, однако подобная реакция на вполне серьезную проблему показалась ему неуместной.

— Что такого смешного я сказал? — Агрест удивлено округлил глаза.

— Да нет, ничего, — Санкёр хихикнула, откладывая поднос на стол. — Не вздумайте сказать это при ваших воздыхательницах.  Девочку съедят и не подавятся. И так не знают, как бы ее цапнуть, чтобы побольнее вышло.

— Мои… кто? — еще сильнее удивился Габриэль и тут же посуровел. — Это что еще за новости?

— Да ладно. Об этом уже почти полгода шепчутся, — закатив глаза, Натали уселась на ближайший стул. — Весь дом моды в курсе, что вы к Дюпен-Чен неровно дышите.

— Я? Неровно дышу?! К Маринетт?!! — мужчина едва не выронил чашку. — Что за бред сумасшедшего?!!

— А разве нет? — Санкёр принялась перечислять, загибая пальцы: — Вы еще ни разу не отправили на доработку ни одного ее эскиза…

— Потому что она единственная с первого раза понимает, чего именно я хочу! — перебил ее Агрест, но тщетно.

— … за ней не числится ни одного выговора, которыми вы так славитесь…

— Потому что ей хватает ума и воспитанности для серьезного подхода к работе!

— …вы постоянно ее разглядываете…

— Мне просто нравится, как она одевается!

— … а еще вы каждый раз так ей улыбаетесь. Даже я поневоле начинаю завидовать.

— С хорошим человеком и общаться приятно! — взорвался Габриэль. — Да, она импонирует мне как женщина! И что с того? Красота и юность всегда достойны восхищения! Чувствовать его законом не запрещено!

Он хотел продолжить, но осекся: помощница расплылась в победной улыбке.

— Что и требовалось доказать! — резюмировала она. — Маринетт вам нравится.

— Да не нравится она мне, — устало выпалил Агрест, но тут же спохватился. — Нет, в смысле… нравится. Как человек. Не как женщина! Нет, она, конечно, достаточно миловидна… Но не до такой степени, чтобы я в нее влюбился!

Чем больше он пытался оправдаться, тем шире становилась улыбка.

— Я бы сказала, что вы уже взрослый… и сами несете за себя ответственность… — задумчиво протянула Натали, а затем подперла щеку кулачком и нагловато осклабилась, — но мне нравятся ваши оправдания. Продолжайте.

Габриэль в очередной раз поперхнулся, лихорадочно раздумывая над ответом.

— Она на двадцать лет меня моложе, — ляпнул он первое, что пришло в голову.

— Вы так говорите, будто вам уже за семьдесят, — Санкёр закатила глаза. — Поверьте, хорошего мужчину  возраст не испортит.

— Молодежь сейчас другого мнения, — не согласился Агрест, нацепляя очки обратно на нос.

— Всегда были и будут исключения! И вообще… вам полезно развеяться. Так что хватайте Маринетт в охапку и ведите ее…

— Куда? Вот чисто гипотетически? Куда бы я мог сводить молодую девушку? Ты же знаешь, что я не любитель таскаться по барам и ресторанам.

— Вас и не просят вести ее в бар. Хотя идея с рестораном мне нравится. Сводите ее туда… ну, скажем, после какой-нибудь выставки или презентации. Вам же приглашения пачками приходят.

— Современным девушкам это неинтересно, — отмахнулся Габриэль.

К его удивлению, поток аргументов ненадолго иссяк.

— А вот тут я с вами не согласна! — после небольших раздумий заговорила Санкёр. — И вообще, почему мы играем в угадайку, когда можно узнать наверняка?

Она поднялась на ноги и прошествовала к выходу, возле которого на небольшом письменном столе стоял коммутатор. Сообразив, что к чему, Агрест попытался было жестом остановить ее. Но было уже поздно.

— Маринетт Дюпен-Чен, зайдите, пожалуйста, в зал для совещаний. Захватите с собой папку с эскизами! — почти пропела Натали, улыбаясь от уха до уха.

— Ради всех святых, что ты делаешь? — Габриэль почувствовал, как от страха дрожат руки.

— Устраиваю вам свидание с понравившейся девушкой.

— Да не нравится она мне! — простонал Агрест, мысленно взывая к высшим силам. — Маринетт хорошая, очень хорошая. Признаю, я давно не встречал такой замечательного человека. Но я…

— По-вашему выходит, все слухи беспочвенны? — перебила его Санкёр. —Так не бывает!

— Максимум, что я могу к ней испытывать, — платонические чувства. Скорее покровительствовать, чем любить.

— Тоже неплохо. И любви совсем не исключает. Большинство женщин в глубине души мечтают быть холимыми и оберегаемыми.

— Поздно! — Натали замерла возле открытой двери зала.

Вскоре послышался стук каблучков. Чем ближе раздавался звук, тем сильнее Габриэль нервничал. А если Маринетт смекнет, что это все выходки Санкёр? Вдруг она сочтет происходящее глупой шуткой? Как ему тогда оправдаться перед ней? А вдруг…

— Еще раз здравствуйте, — поприветствовала их Дюпен-Чен. — Вы хотели меня видеть?

От неожиданности Агрест едва не подпрыгнул на месте.

— Да, я хотела! — тут же оживилась Натали. — Вы ведь уже закончили с аксессуарами? Давайте я заберу, что у вас есть…

Пока обе решали организационные вопросы, Агрест, нервно закусив губу, разглядывал Маринетт. Ну и как Санкёр представляет это свидание? Между ними возрастная пропасть в двадцать лет. Он не станет для нее хорошим кавалером. Даже на один вечер. Габриэль мог смело представить подле нее кого угодно, хоть самого разнузданного бунтаря, но только не себя.

— Увы, завтра я не смогу вам их вернуть, — голос Натали зазвучал где-то совсем рядом.

Женщины уже успели остановиться близко от Агреста.

— Я хочу сходить на премьеру «Бала вампиров», потому в пятницу вечером никакой работы! — продолжила Санкёр. Габриэль с трудом подавил усмешку.

Помощница проела ему весь мозг этим спектаклем, поэтому пришлось позвонить старинному другу и выпросить у него билеты. И еще на всякий случай дать Натали несколько отгулов.

— О, я тоже хотела, но все места уже были распроданы, — Маринетт грустно улыбнулась. — Я слышала, что художник по костюмам там сам Николя Лавуа. Вот бы хоть одним глазком их увидеть.

— Зачем же одним, можно пойти и посмотреть двумя! — обрадовалась Санкёр. — У меня как раз есть лишние билеты, могу поделиться.

— Это было бы здорово! — Дюпен-Чен заметно воодушевилась. — Я перед вами в долгу, Натали.

— Пустое, — отмахнулась та. — Сходите развейтесь. И месье Габриэля с собой прихватите, а то ему одному идти скучно.

Агрест встрепенулся, невольно привлекая к себе внимание. Его взгляд пересекся со взглядом Дюпен-Чен. От волнения мужчина едва не растерял остатки храбрости. Политес требовал сказать хоть что-нибудь, однако он не мог выдавить из себя ни слова.

— Сомневаюсь, что составлю вам хорошую компанию, — осторожно начал он, почему-то с трудом отводя взгляд. — К тому же у меня есть дурная привычка комментировать происходящее в зале.

— Именно поэтому моя подруга никуда не ходит со мной. Я тоже этим страдаю, — смущенно потупилась Маринетт. — Иногда просто не могу вовремя остановиться и досаждаю всем своей болтовней.

Габриэль кивнул, прекрасно понимая подобное состояние. Но не успел выразить сочувствие словами, поскольку пересекся взглядом с Натали. Она выглядела так, будто активно переживала за главных героев мелодрамы. Ее лицо напомнило Агресту о том, что он вообще-то собирался выпутываться из этой авантюры.

— Я смотрел этот мюзикл уже раз десять, — сказал он, понимая, что отговорка слабая.

— Значит, еще один не повредит. Вы сами говорили, что готовы пересматривать его бесконечно, иначе какой смысл покупать билеты на премьеру? — деланно удивилась Натали и вдруг озорно подмигнула. — Все лучше, чем скучать дома. Заодно расскажете Маринетт о том, как много лет назад Великий Ник вымаливал ваши конспекты по материаловедению, которое злостно прогуливал в университете.

— Вы знаете месье Лавуа?! — девушка удивилась.

— Знаю, — согласился Габриэль. — Учились с ним на одном потоке. Даже несколько лет жили в одной комнате в общежитии.

— И, между прочим, до сих пор дружат! — вставила Санкёр. — Месье Лавуа всегда посещает премьеры тех спектаклей, к которым создавал костюмы. Помяните мое слово, месье Габриэль еще потащит вас к нему в антракте, чтобы поболтать!

Чем больше говорила его помощница, тем больше восторгом светилось лицо Маринетт. Агрест порывался было остановить этот поток пустых обещаний, но неожиданно перехватил взгляд Дюпен-Чен. Ее голубые глаза так ярко сияли и выражали такую искреннюю радость, что у Габриэля язык не повернулся разрушить ее надежды.

Может, действительно сходить на эту злосчастную постановку? Они могут появиться… скажем, как деловые компаньоны. Маринетт будет интересно посмотреть творения Николя, а он порадуется общению с университетским товарищем. Приятный вечер без какого-либо романтического подтекста... Никакого свидания.

— Что ж, — Агрест остался весьма доволен результатом самовнушения. — Если вы готовы весь спектакль терпеть мои саркастические замечания, а остаток вечера скоротать с двумя скучными, помешанными на своей работе стариками… я буду завтра вашим спутником.

— Скорее, это я вам надоем, — поспешила заверить его Дюпен-Чен. — И я совсем не против слушать о вашей с месье Лавуа работе. Наверняка я почерпну для себя что-то новое!

Габриэль несколько смутился, но не успел и рта раскрыть: Натали скорчила из-за спины Маринетт настолько свирепую гримасу, что он побоялся что-либо добавить.

— Тогда до завтра, — еле выдавил из себя Агрест. — Я пришлю за вами машину. Часов в семь.

— Спасибо! — Дюпен-Чен широко улыбнулась, а затем обернулась к Санкёр. — И вам спасибо, Натали!

— Принимаю спасибо в виде ваших фирменных профитролей, — улыбнулась ей в ответ женщина. От такой откровенной наглости Габриэль едва не поперхнулся.

— Всенепременно! — пообещала лучащаяся радостью Маринетт. — А теперь извините, у меня остались еще незаконченные дела.

Дюпен-Чен развернулась на каблуках и поспешила к выходу. Но в дверях она вдруг замерла и обернулась.

— Я тут подумала… Вы зря говорите, что вы старый, — смущенно пролепетала она, а затем ободряюще улыбнулась. — Как сказал бы один персонаж Астрид Линдгрен, вы мужчина хоть куда! В полном расцвете сил!

Она учтиво кивнула головой присутствующим и ретировалась. С минуту в зале царила гробовая тишина, а после грянул заливистый, почти истерический смех Натали.

— Ой, не могу! — хохотала она, уцепившись за стол в попытках удержать равновесие. — Это было великолепно! Даже я не сказала бы лучше!

Однако Агрест не разделил ее веселья. Он уставился в одну точку, не зная, как воспринимать сравнение с низкорослым, в меру упитанным мужчиной с пропеллером на спине.

Часть 1

BlackPrincessMamoru

О навязанных свиданиях с молодыми девушками и их последствиях для вдовых мужчин средних лет. /NoMagical!AU/

Чудесная божья коровка (Леди Баг и Супер-Кот)

Габриэль Агрест/Маринетт Дюпэн-Чэн

Натали Санкёр

(Un)wished date

ru-unwished-date-blackprincessmamoru-beta-myl

Если бы можно было выбрать один месяц в году, чтобы провести в нем всю оставшуюся жизнь, Габриэль Агрест, не раздумывая, назвал бы сентябрь. Ему очень нравилось время, когда осень постепенно прокрадывалась в город, принося в него насыщенный багрянец, восхитительную лимонную желтизну и глубокие тона коричневого. Его любимая палитра….

В этот субботний вечер все располагало к творчеству. Теплая погода так и манила на улицу, и чутье трепетало в предвкушении чего-то нового и необычного, даже волшебного.  У Агреста было отменное настроение, именно поэтому он легко принял идею, неожиданно возникшую в его голове. Почему бы не скоротать остаток выходного за любимым некогда занятием?

Через полчаса Габриэль, сменив белые пиджак и жилет на бордовый кашемировый свитер, с принадлежностями для рисования в руках стоял под раскидистой грушей в своем саду. Придирчиво оглядев ветки, он отметил, что фрукты уже поспели. Надо бы сказать прислуге, чтобы снимали урожай… Единственное плодовое дерево на этом участке, ютившееся в самом углу, на отшибе, выглядело скромно по сравнению с великолепием декоративных роз и пестрыми сортами дорогих цветов на клумбах. Агресту предлагали соорудить на его месте альпийскую горку, но у него рука не поднималась отправить грушу под пилу.

По правде говоря, он сам бы не объяснил, какой от нее толк. Может, всему виной была услышанная когда-то формула «построить дом - посадить дерево - вырастить сына». Он сам (и, разумеется, инкогнито) выбрал в питомнике молодой саженец, оплатил покупку и устроил ему приют в своем саду — тоже собственными руками, чтобы не нарушить важность момента. Тогда он верил, что его поступок будет символом обновления, и жизнь, в которой после потери любимой женщины не осталось места для радости, наконец изменится. Однако груша цвела и плодоносила вот уже десять лет, а поворот к лучшему у Агреста так и не наступил…

Легкий ветерок зашелестел в еще зеленых листьях, отвлекая внимание от потока непрошеных грустных воспоминаний. Коротко вздохнув, Габриэль положил свой нехитрый скарб на плетеный садовый диванчик. Низкий складной мольберт с прикрепленным листом плотной бумаги он установил таким образом, чтобы закатное солнце бросало на будущую картину достаточно света. Оставшись довольным, мужчина потянулся к туго перевязанному шнуром пеналу из черной замши. Легкий небрежный взмах руки — и акварельные карандаши легли на столешнице широкой пестрой лентой. Затем второй пенал, внешне похожий, но заполненный инструментами для черчения. Агрест взял в руки простой карандаш и сделал то, чему научился в художественной школе много лет назад: изгнал посторонние мысли из головы и отпустил себя.

Он ничего не представлял заранее: спонтанное творчество всегда получалось куда более удачным. За подобную самодеятельность учителя частенько его ругали, но тут же отмечали прекрасную технику исполнения и живые эмоции, исходящие от картин. И на первых шагах не искал недочёты, поскольку у него была вредная привычка браковать собственные рисунки раньше, чем он доводил их до конца…

Женский голос зазвучал так близко и так внезапно, что Габриэль едва не выронил карандаш. Он поднял голову и встретился взглядом с одной из горничных.

— Жюдит? Что случилось? — спросил модельер, с трудом вспоминая нужное имя — так сильно поглотило его рисование.

— Простите, что отвлекаю, месье, но к вам посетительница.

Агрест судорожно стиснул карандаш, пытаясь сообразить, кому он понадобился вечером в субботу.

— Если это Натали Санкёр, то можете смело отправить ее к дьяволу, — сказал он, возвращаясь к эскизу.

— Это мадемуазель Дюпен-Чен, месье.

Габриэль замер, будто разом обернулся ледяной статуей. С чего бы Маринетт приходить к нему? Сегодня, сейчас. Он совершенно точно не назначал ей встречу. Если только…

— Что мне сказать ей, месье? — робко поинтересовалась горничная, не зная, как трактовать его молчание.

— Пусть войдет, — Агрест отчего-то ощутил болезненный укол в области сердца. — Проводите ее сюда.

Жюдит кивнула и удалилась. Тяжело вздохнув, Габриэль отложил карандаш. Ему не было обидно из-за того, что прервали его уединение. Он чувствовал боль: жизнь откровенно насмехалась над ним, используя для этого самый милый инструмент.

После злополучного похода на «Бал вампиров» прошло уже больше года, однако Агрест до сих пор корил себя за то, что на него согласился. Жизнь переменилась, но в лучшую ли сторону, трудно было сказать. И он не знал, кого винить в происходящем: себя, постоянно сующую нос в чужие дела Натали или же милую, временами застенчивую, но такую замечательную Маринетт…

Он заметил девушку издалека. Темные волосы и бледная кожа так выгодно подчёркивались алыми пальто и беретом, что Габриэль невольно улыбнулся. Правду говорят, что истинным француженкам не прививают чувство стиля. Они одарены хорошим вкусом от рождения.

— Добрый вечер, месье Габриэль, — поприветствовала Дюпен-Чен, замирая у плетеного столика с белой коробкой в руках. — Простите, что без приглашения.

— И вам добрый вечер, — Агрест отодвинулся от мольберта. — Чем обязан?

Девушка открыла было рот, но внезапно жутко смутилась.

— Если я скажу вам правду, вы будете рвать и метать, — пролепетала она, невольно затеребив свою ношу.

— Значит, чутье меня не подвело, — Габриэль всеми силами постарался утихомирить рвущийся наружу гнев. — Рассказывайте.

Несколько мгновений Маринетт молчала, а потом не выдержала.

— Натали, — выпалила она, будто одно это имя доносило всю суть проблемы. — Она часто покупает у нас выпечку и обычно не задерживается. А тут устроила целый спектакль при посетителях. Мол, пока мы тут развлекаемся, вы прозябаете в одиночестве и стали совсем отшельником. И…

— Дайте угадаю, — перебил ее Агрест. — Она разбудила у вас глупое чувство вины, и вы сломя голову понеслись через два округа, чтобы проверить, как мне живется. Я прав?

— Не вполне, — Дюпен-Чен смутилась еще сильнее. — На сборы мне потребовалось два часа. Я не могла прийти с пустыми руками.

«Ах вот оно что! Значит, в этой коробке угощение».

— Спасибо, конечно, однако я не поклонник сладостей, — Габриэль надеялся, что она не воспримет это как оскорбление.

— Знаю, — согласилась Маринетт, но все же протянула ему коробку. — Поэтому  я лихорадочно вспоминала, что вы любите.

Эти слова заинтриговали Агреста, и он принял подарок. Открыв упаковку, модельер забыл, как дышать. Мало того что Дюпен-Чен попала в десятку — от такой сладости он априори не мог отказаться, — еще и название несло скрытый смысл. Официально любимый десерт Габриэля был известен как меренга, однако люди предпочитали полюбившееся «безе». «Поцелуй».

— Спасибо большое, — он слегка улыбнулся, чтобы Маринетт перестала сверлить его нервным взглядом. — Выглядит восхитительно.

— Не то чтобы я мастерица печь меренгу, но вроде бы все получилось, — она тоже ответила улыбкой. — Это лучший десерт для вечернего чаепития.

— Только если вы составите мне компанию, — сказал Габриэль, хотя и немного пожалел об этом. Сейчас он предпочел бы другое развитие событий, однако приличия еще никто не отменял.

— Я с удовольствием, — кивнула Маринетт. — Погода такая замечательная, мы могли бы посидеть прямо здесь… Нет-нет, не вставайте! Я сама схожу за чаем, мне не трудно!

Агрест не успел ничего произнести: девушка упорхнула обратно в дом. Иногда модельер совсем не понимал ее, но забота была весьма приятной… Улыбка сползла с его лица, и Габриэль съежился, будто ощутив порыв ледяного ветра. Ну почему, почему он так ведет себя? Особенно когда Дюпен-Чен рядом с ним?

Агрест надеялся, что после его появления на мюзикле вместе с Маринетт помощница успокоится, но та, как выяснилось, задумала подложить ему свинью покрупнее. Как-то раз, когда он вызвал Маринетт, чтобы обсудить кое-какие вопросы, Санкёр вдруг приспичило навести порядок на своем рабочем месте. В самый разгар беседы она подошла к столу и вывалила на него огромный ворох пригласительных карточек.

      «Часть я забрала себе, остальное девайте, куда хотите! Хоть выкидывайте, мне уже надоело сортировать их!» — безапелляционно заявила ассистентка, намеренно привлекая к себе внимание.

«Разве можно такое выкидывать?» — Дюпен-Чен взяла в руки самое верхнее приглашение. — «Выставка Моне! Говорят, на нее вообще нереально попасть, такие там очереди!»

«Рад был бы вам помочь… но в большинстве своем они именные, поэтому для вас бесполезны», — ответил Габриэль — и чудом не охнул, поскольку Санкёр исподтишка ткнула его в плечо.

«Месье Габриэль почти никуда не ходит. Довольно сложно найти хорошую компанию», — Натали подвинула стопку поближе к девушке.

«Бывают такие моменты, когда одиночество лучше любой компании», — Маринетт покачала головой, с каждым просмотренным билетом все больше теряя самообладание. — «Хотя даже если бы я могла их приобрести, это влетело бы в круглую сумму. За некоторые не жалко последнее отдать…»

В эту минуту Габриэль утратил контроль над собой. Не успел он опомниться, как Маринетт уже оказалась приглашенной на ту самую выставку картин — причем не понадобилось никакого пинка от Натали. После того, как девушка, сияя, покинула кабинет, он едва не бился головой об столешницу. Санкёр разве что не аплодировала. «Можете ведь, когда хотите!» — довольно резюмировала она, вызвав у Габриэля новый приступ самобичевания. Да только отказываться от своих слов было поздно.

С тех пор они с Маринетт виделись еще и вне работы, один-два раза в неделю. Натали нарочно подсовывала ей те приглашения, которые могли бы ее заинтересовать; Агрест, зачарованно глядя на милое личико девушки, предлагал посетить понравившееся место. Но как бы хорошо они ни проводили вечер, в конце у Габриэля кошки скребли на душе, и неприятный осадок накапливался внутри тяжелым грузом…

— Я вернулась! — радостно сообщила Маринетт, отвлекая его от невесёлых мыслей.

Он молча сдвинул вещи на столе, чтобы девушка могла опустить тяжелый поднос.

— Кажется, я плохо подумала, когда подбирала одежду, — сказала Маринетт, сбрасывая легкое пальто на плетеное кресло рядом с диванчиком. — Жарковато.

— Я бы не советовал, — Агрест покачал головой, разглядев ее платье из тонкого черного трикотажа. — Совсем скоро похолодает.

— Ничего страшного, — заверила его Дюпен-Чен. — Оденусь, если замерзну.

Она подошла к диванчику, и Габриэль подвинулся, уступая ей место. Пробормотав тихое «спасибо», Маринетт принялась разливать чай по чашкам, а затем подала одну из них Агресту…

Чаепитие проходило в тишине. Меренга оказалась вкусной, хоть девушка и посетовала, что совсем не умеет ее печь. В целом Габриэль остался доволен: фруктовый ройбуш приятно согрел изнутри, от сладостей поднялось настроение, а присутствие Дюпен-Чен воспринималось как неотъемлемая часть идиллии. На мгновение у него мелькнула мысль, что надо было попросить ее захватить из дома плед, но он тут же отмел идею как сумасшедшую. Они, да под одним пледом… Бред!

— А что вы рисуете? — неожиданно спросила Маринетт. —  Решили поработать или устроили пленэр?

— Просто пленэр. Мне захотелось развеяться.

— Конечно, — согласился Агрест и почти немедленно пожалел об этом.

Девушка придвинулась к нему на расстояние буквально нескольких дюймов. Габриэль замер от неловкости, не зная, куда себя деть. Он не любил, когда в его личное пространство вот так запросто вторгались. Однако непрошеное сокращение дистанции было еще цветочками. Дюпен-Чен задумчиво оглядела набросок, а затем ойкнула и густо покраснела.

— Это что, я? — спросила она так тихо, что Агрест едва расслышал ее.

Решив, что ей просто показалось, модельер внимательно посмотрел на рисунок… и едва не поперхнулся. Действительно, с бумажного листа смотрела Маринетт. Портрет был построен в ракурсе три четверти, но лицо определенно принадлежало девушке. Ругая про себя глупые игры подсознания, Габриэль спешно пытался придумать достойное оправдание.

— Красиво, — протянула Дюпен-Чен, а затем отстранилась. — Вы ведь его закончите?

Он не знал, что ответить. Отказать означало выставить себя не в лучшем свете. Согласиться — посеять еще большее смятение не только в своей душе, но и в душе Маринетт.

— Закончу, если вы обещаете не мешать мне, — наконец выдавил он, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Считайте, что меня здесь нет, — Маринетт налила себе еще чай и поудобнее устроилась на диванчике.

Агрест кивнул в ответ, повернулся к рисунку и тяжело вздохнул. Ну и как прикажете работать? Он на несколько мгновений прикрыл глаза, пытаясь вновь поймать волну вдохновения, однако поняв, что это бесполезно, мысленно послал все к черту и взялся за карандаш…

Постепенно гнетущее чувство отступило, и Габриэль мог рисовать свободно. Несколько правок ластиком, цепочка штрихов карандашами разной плотности, чуть-чуть фантазии, и отрывистые линии превратились в полноценное изображение.

— Здорово! — тихо восхитилась Маринетт, когда он решил сделать перерыв. — Я и не знала, что вы так умеете.

— Мама поставила мне ультиматум: я регулярно занимаюсь рисованием и музыкой, а во всех остальных областях получаю полную свободу, — ответил Агрест. В голове сами собой воскресали воспоминания далекой юности. — Она мечтала, что я буду художником или пианистом.

— А стали в итоге модельером, — улыбнулась Дюпен-Чен, наливая ему уже слегка остывший чай.

— Да, и хоть мама никогда этого не показывала, я нутром чувствовал, что она недовольна, — улыбнулся Габриэль в ответ.

— Верю. Папа иногда тоже сокрушается: мол, я первая в роду Дюпенов, в ком никак не проснется страсть к семейному делу.

— Так уж и не проснется? — удивился он, кивая в сторону коробки с меренгой.

— Ну, это скорее исключение. Я…

Она не договорила, поскольку ее телефон издал громкую трель. С тихим «извините» Маринетт полезла в карман пальто.

— А, это просто новостная рассылка. Ничего важ…

Девушка осеклась и посуровела. Сев обратно на диванчик, она принялась пролистывать сообщение. И по мере прочтения выглядела все более и более выбитой из колеи.

— Что-то не так? — решился спросить Агрест, видя выступающие на ее голубых глазах слезы.

— А? — Маринетт встрепенулась и быстро заблокировала экран. — Нет-нет, ничего! Все в порядке!

— Я вижу, как все «в порядке», — недовольно сказал Габриэль, а затем протянул руку и властно потребовал: — Дайте!

Судорожно сглотнув, Маринетт подчинилась. Она положила телефон на его ладонь, и модельер погрузился в чтение. Лучше бы он этого не делал. Его взору открылась очередная «желтая» статья. Опус получился настолько сочным, что издатели любовных романов должны были бы передраться за авторские права.

Пожалуй, единственная причиной, по которой Агрест ненавидел быть знаменитым, была публичность. Каждый его шаг рассматривался под лупой. А учитывая, что в последний год он десятки вернисажей, театральных премьер и светских вечеров посетил в сопровождении красивой девушки… Словом, подобных статей Габриэль уже перечитал сотни, но никак не отзывался. Запретить газетчикам писать о нем все равно невозможно, а переживать из-за каждого щелкопёра — слишком много чести! Только теперь у него впервые мелькнула мысль: а как на все это реагирует Дюпен-Чен? Судя по тому, как она съежилась и понуро опустила голову, данная бульварная шелуха ее ох как беспокоила.

— Очередной бред сумасшедшего, — Габриэль вернул ей телефон. — Не тратьте нервы. Оно того не стоит.

— Знаю, — отозвалась Маринетт. — Я честно пытаюсь не обращать внимание на все это. Говорю себе: «Все равно они не знают всей правды, вот и сочиняют всякое». Вот только…

— Иногда мне кажется, их слишком много.

— Их — в смысле, статей? — уточнил Агрест.

— Их — в смысле, людей, — как-то особенно горько ответила Дюпен-Чен и, поймав его вопросительный взгляд, неожиданно потупилась и обняла себя двумя руками. — Ну, знаете… родители, друзья, коллеги. Иногда журналисты. Всем хочется… подробностей.

— Иногда я говорю себе, что это плата за мою хитрость, но это слабо утешает, — Маринетт пожала плечами, но тут же спохватилась: — Нет-нет, это совсем не то… Я бы никогда… Я просто…

Поймав растерянный и одновременно потрясенный взгляд Габриэля, девушка окончательно запуталась в словах и покраснела.

— Просто… мне нравится думать, что это такая… компенсация. Не то чтобы я жалуюсь на отсутствие личной жизни… но у меня там на самом деле все плохо. А так я… вроде как с вами… Как будто… Как будто…

Маринетт замолчала и вновь потупилась.

«Как будто мы пара», — мысленно закончил Агрест. Откровенность Маринетт должна была бы вогнать его в ступор, но на деле он почувствовал облегчение. Теперь он отчасти понял покладистость Дюпен-Чен и ту приветливость, которую она выказывала при каждом их совместном выходе.

— Вы не подумайте, это не из-за выставок! — вновь заговорила Маринетт. Темп ее речи постепенно стал ускоряться. — Вы очень хороший! Я таких людей могу по пальцам пересчитать. И мне нравится быть рядом с вами. Вы столько всего знаете, что порой хочется слушать вас бесконечно. Я так боюсь надоесть вам, что делаю кучу ошибок и чувствую себя полной дурой. А сейчас…

Она посмотрела на рисунок.

— Сейчас я смотрю на этот портрет и думаю: может, я и правда что-то важное упустила? Или у меня разыгралась фантазия?

Дюпен-Чен замолчала и принялась нервно потирать собственные пальцы.

«Ну что, Санкёр, сделала свое черное дело?!» — негодовал про себя Габриэль. Разумеется, о какой личной жизни речь? Девушка либо все свое время проводит на работе, либо таскается следом за ним. И, разумеется, Дюпен-Чен не могла не войти во вкус, потому что… Черт, да он сам буквально считал минуты, оставшиеся до следующей встречи! Потому что хотел почувствовать себя нужным — погрузиться в худший из всех видов самообмана! Агрест оказывал Маринетт знаки внимания в рамках приличия, она — тоже в пределах приличий — заботилась о нем. И, похоже, они слишком заигрались.

«А может, и не заигрались?» — вдруг подумал Габриэль. Может, он сгущает краски? Ему было хорошо рядом с Дюпен-Чен. Он жаловался, что впустую тратит свою жизнь, но даже не пытался изменить ее к лучшему. Может, Маринетт и есть его счастливый билет? Тот самый, один из тысячи? Что, если вправду… присмотреться к ней. Нет, конечно, если девушка будет против поползновений в свою сторону, он их прекратит. Но по всему выходило, что Дюпен-Чен нравится его общество. Или он неправильно понял?

Его размышления прервал порыв холодного ветра. От неожиданности Агрест вздрогнул. Дюпен-Чен вновь обняла себя обеими руками, однако теперь он знал наверняка: она замерзла. Правильней всего было бы подняться из-за стола и подать ей пальто, но Габриэль поступил иначе. Он уверенно притянул к Маринетт к себе, и через мгновение она уже грелась в полуобъятии, обхватив Агреста двумя руками за талию.

— Простите, — тихо заговорила она, прижимаясь щекой к мягкому кашемиру его свитера. — Я сейчас такой бред несла. Это было… глупо.

(Un)wished date

Содержание

Часть 1

Часть 2

Комментарии (0)