Когда тебе немного за тридцать, и нет надежды выйти замуж за принца, а за плечами сплошь разочарования, неизбежно начинаешь думать о смысле жизни. Я примерно вспоминаю все юношеские надежды и стремления; с высоты сегодняшнего опыта и наросшего коркой цинизма они кажутся слишком наивными и инфантильными, но тогда я хотя бы чувствовала себя живой.

Что у меня есть сегодня? Набившая оскомину рутина, непроглядное одиночество, коллекция алкоголя в мини-баре, профессиональное выгорание и несколько подчинённых.

Я люблю свою работу и коллектив, по крайней мере, любила раньше; мы все приходили сюда малышами с восторженными улыбками и амбициями, а теперь лишь встречаемся потухшими взглядами в курилке и друг другу киваем в знак немой поддержки. Иногда приходит ощущение внезапного праздника, когда удаётся заключить крупную сделку, закрыть масштабную задачу или улучшить показатели, но эта радость выветривается вместе с кислым запахом вина, которое мы пьём в небольшом кабинете в качестве празднования. Я смотрю на постаревших, уставших когда-то мальчиков и девочек и стараюсь гордо признать собственное поражение: я стала одной из них.

Я задвинула куда подальше грандиозные цели и планы, которыми горела в двадцать лет. Я больше не верю, что смогу изменить мир и свернуть горы. Я трезво оцениваю свои способности и не берусь делать свыше требуемого, потому что просто больше нет сил. Да и зачем, в конце концов, тратить силы, когда можно не тратить силы?

Мне до ужаса хочется внезапной встряски, горячечной влюблённости, чего-то, что взбудоражило бы меня и пробудило из этой спячки, но я лишь крепче убеждаюсь в том, что спячка — это нормальное состояние, а сверхъестественные эмоции — это отклонение от нормы, девиация.

Враньём будет сказать, что я не любила; след от обручального кольца на безымянном пальце правой руки по-прежнему виднеется под определённым освещением, и я не пытаюсь его утаить. Но та сумасшедшая любовь, которая со временем трансформировалась в уютное тепло, затухла, будто дотлевшая спичка. Будучи достаточно честными и имея уважение друг к другу, мы разошлись, не пообещав даже созваниваться. И только это не обещание мы сдержали.

В водовороте однотипных дней не может откуда-то взяться любовь, даже влюблённость, да даже симпатия — я едва ли смотрю по сторонам и анализирую окружающих. Погруженная в собственные мысли, в бесконечный поток новостной ленты, в телефонные разговоры, в список покупок, я никогда не подмечаю, что происходит вокруг. О сменах сезонов я узнаю из настольного перекидного календаря, о днях рождения близких людей из назойливых напоминалок в смартфоне, об интересных премьерах и событиях из новостных обзоров и сводок.

Осознание проблемы не может привести ни к какому решению, потому что намеренно тянуть в свою жизнь какую-то сомнительную любовь невозможно, разве что скачивать Badoo и оплачивать премиум-подписку, но вряд ли подобные знакомства закончатся чем-то бо́льшим, чем разовым и едва ли хорошим сексом.

Я отрываю взгляд от экрана и сосредотачиваюсь на медленно текущим за окном потоком машин. Часы в углу рабочего стола услужливо подсказывают, что конец рабочего дня был больше полутора часов назад, но я не помню, когда последний раз заканчивала вовремя.

Работать, когда офис пустеет, гораздо приятнее и спокойнее, можно сменить агрессивное освещение на мягкий свет настольной лампы и не беспокоиться о том, что очередной брейншторм прервёт звонок, которых в нерабочее время, к огромному счастью и облегчению, становится заметно меньше. Я оглядываю список контактов и подмечаю, что некоторые подчинённые по-прежнему в сети. Это немного греет душу, потому что так или иначе мы боремся за общую цель, но я немного беспокоюсь о том, что спустя несколько лет их ждёт то же, что и меня: абсолютное равнодушие ко всему, что происходит.

О собственном трудоголизме напоминает голодный желудок, тихо, но настойчиво урча. Я осознаю, что в очередной раз пропустила обед, и вздыхаю, заставляя себя подняться с нагретого места и направиться на кухню. Там давно погашен свет, мусор выброшен, а кофемашина ушла в спящий режим. Я открываю дверцу холодильника и беру с полки бутылочку питьевого йогурта, когда тишину прерывает тихий щелчок двери. В помещение заходит директор маркетингового отдела, такой же усталый и помятый, как и я. Он, в отличие от меня, направляется со своей кружкой к кофемашине. Ничего удивительного в таких поздних встречах нет. Я не представляю себе, как руководитель целого направления по продвижению может уходить с работы в шесть, когда у нас, кажется, в самом разгаре крупный ребрендинг. Наш отдел сейчас воюет за сотрудничество с крупнейшей сетью в стране, и дел тоже по горло.

— Виктория, — краткий почтительный кивок я отзеркаливаю.

— Как успехи с Thalia? — участливо интересуется Артур. С ним всегда можно было поговорить о рабочих вопросах честно и без обиняков, поэтому я вздыхаю и задумываюсь, подбирая слова.

— Паршиво. Готовы сотрудничать только с эксклюзивом, а наши давно перестали быть актуальными. Нужно заполучить исключительную лицензию с какой-нибудь легендой.

Артур понимающе кивает и расстёгивает пуговицу пиджака, после чего расслабленно приваливается поясницей к кухонному гарнитуру. Кофемашина издаёт тихие звуки, и по кухне разносится соблазнительный кофейный аромат. На несколько секунд создаётся ощущение уюта, даже туфли на шпильке становятся как будто неуместными.

— Да, нам бы это тоже не помешало для формирования и укрепления статуса. Есть кто-нибудь на примете?

— Анна клялась, что нашла что-то грандиозное, но я мало верю в её способности, если честно, — Артур в ответ на это лишь сочувственно хмыкает. — Я могла бы заняться этим вопросом, но…

— Можно даже не продолжать. Я бы тоже мог многое провернуть, будь у меня время и возможность.

— Мы плохи в делегировании, Артур, — я усмехаюсь и слышу ответный лёгкий смех, пока коллега наливает сливки в свой кофе. — Хорошего вечера!

Артур салютует лаконичной чёрной кружкой и остаётся на кухне, устремив пустой взгляд в оконное стекло, и я ухожу, планируя закончить как минимум с двумя подвисшими контрактами и назначить несколько созвонов на предстоящую неделю.

      Анна уже полчаса плачет в офисном туалете — я отдалённо слышу всхлипы и рыдания; как я и предполагала, с налаживанием сотрудничества она не справилась, но официального отказа мы не получили, поэтому шансы на заключение контракта ещё есть. Я вздыхаю и покидаю кабинет, чтоб поговорить с руководством о необходимости взять эту задачу на себя. Представить не могу, как удастся снять с себя часть обязанностей и освободить место для этого, но выбора у нас, по большому счёту, нет. Нам нужно заполучить этот чёртов эксклюзив, иначе последние полгода трудов, заискивающих взглядов и деловых ужинов отправятся в помойку.

Около уборной стоит Клара и резко отскакивает на полметра, увидев меня боковым зрением. Я слабо улыбаюсь.

— Скажите Анне, что не всё потеряно. Я ими займусь, — Клара часто кивает и отводит смущённый взгляд в сторону.

В приёмной Альберта тихо и прохладно, раздаются лишь тихие щелчки клавиш под пальцами секретаря, и я позволяю себе сделать глубокий вдох перед тем, как постучать в дверь и разделить свою жизнь на «до» и «после». Я пока не знаю, что конкретно принесёт мне этот проект, но чувствую, что бесследно это не пройдёт.

— Входите, — я распахиваю дверь и оказываюсь окутана атмосферой строгости и холода. Многие руководители позволяют себе некоторые вольности в интерьере, но здесь всё выверено по линеечке, и ни одна пылинка не посмеет приземлиться в неположенное место. Я всегда чувствовала себя неуютно здесь. — Виктория. Чем обязан?

Глупая формулировка. Все в этой компании обязаны скорее Альберту, чем он нам, но это лучше опустить. Я дежурно улыбаюсь и опускаюсь в невысокое кресло для посетителей после приглашающего кивка.

— Желаете чаю или кофе?

— Вы, конечно, пришли не рассказать, как Ваши дела, да и в принципе не за обычной болтовнёй здесь, — Альберт качает головой со снисходительной улыбкой и откладывает планшет, по экрану которого растянулась огромная сводная таблица.

— Конечно, — глупо отрицать, но я прекрасно знаю, что руководитель в том числе ценит меня за то, что я никогда не распыляюсь на ерунду. — Пока я не знаю, как возможно это организовать, но для получения контракта с Thalia мне необходимо самостоятельно заключить лицензию об эксклюзивном контенте. Пока не знаю, с кем конкретно, это наработка Анны, но она… Полагаю, она пока не готова проводить с переговоры с партнёрами такого уровня.

— Мы хотим заполучить нового автора?

— А Вы, видимо, жаждете вспомнить молодость, когда с менеджментом авторов общались исключительно Вы? — Альберт улыбается как-то неожиданно добро, хотя нельзя назвать его лояльным руководителем.

Я подхватываю улыбку и киваю, опустив взгляд в пол. На самом деле мне не кажется такой уж радужной перспектива вернуться в молодость и снова пытаться уговорить кого-то на сотрудничество, но кризиса не удастся избежать, если не заполучить какую-нибудь крупную рыбу.

— Что ж, сражайтесь за свой лакомый кусочек, Виктория. Я не против. Уже придумали, кого назначите своим заместителем?

— Я думаю, что Линда отлично справится, — говорю это, а у самой во рту пересыхает: я доверяю себе, но мало доверяю остальным, а уж тем более сложно доверить кому-то дело, которому я посвятила последние десять лет.

Преимущество Линды в том, что мы практически одновременно пришли в компанию, и она настолько же глубоко погружена в тему, как и я. Альберт одобрительно улыбается.

— Заполучите этого… кого бы то ни было. Если выгорит, Виктория, я задумаюсь о внеочередной премии.

— Я делаю это не только ради денег, Альберт, и Вы прекрасно знаете.

— Это мне в Вас нравится больше всего.

— Что ж, спасибо. Не буду Вас больше задерживать, — я поднимаюсь с кресла и незаметно одёргиваю платье, которое задралось выше колена. Альберт практически сразу вновь берёт в руки планшет и забывает о моём присутствии.

Сейчас я жалею о том, что менеджер автора живёт не где-нибудь за тридевять земель, потому что смена обстановки могла бы благотворно сказаться на моём моральном состоянии. Пока об отпуске я не могу даже и мечтать, а до государственных выходных, как до Луны на велосипеде, хочется хотя бы в командировку. Я всем сердцем люблю Берлин, но меня всегда тянет к новым, неисследованным землям, которые могут принести вдохновение, умиротворение и покой. Меня неумолимо тянет куда-нибудь к морю, необязательно тёплому; вода успокаивает, и моей растревоженной душе очень необходим этот покой, приправленный колючей солью в воздухе.

Если бы появилась возможность отмотать всё обратно и переиграть хоть какую-нибудь часть собственной жизни, я бы не воспользовалась ею ни за что. Несмотря на стылый холод внутри и жажду жизни, от которой как будто зависит моя жизнь, я знаю, что сделала всё правильно. По заветам ласковой бабушки, по обещаниям, данным отцу, я проживаю достойную жизнь, которая позволяет моей родне не беспокоиться о завтрашнем дне, которая позволяет мне гордиться своими достижениями. Однако помимо работы у меня нет ничего, и это не на шутку пугает. Если вычленить меня из атмосферы офиса, буду ли я представлять из себя что-то?

Я никогда не отличалась особыми талантами и вообще предрасположенностью к творчеству, из меня не вышло молодой матери и покорной жены, я не стала великой и не совершила ни одного открытия. О чём станут вспоминать после моей смерти? Вряд ли о том, как я заполучила права на публикацию прогремевшего на всю страну детектива, название которого я даже не вспомню теперь. Что я вообще за человек? Что после меня останется в качестве наследства, кроме горстки недорогой ювелирки и груды тряпья?

Я переехала так далеко от родителей, что не помню, как те выглядят за пределами экрана моего смартфона или ноутбука. Я пережила рождение племянника, находясь на другом конце света, и поздравляла сестру сообщением, набитом эмодзи, пока по щекам катились слёзы обиды. Я делаю всё правильно, но от этой правильности мне порой тошно.

За размышлениями меня застаёт Линда, которая уже в курсе предстоящих изменений. Она вооружена блокнотом с ручкой, планшетом, телефоном и воодушевлением во взгляде. Кому-то достаточно такой простой вещи, как минимальное продвижение по карьерной лестнице, а мне этого уже не хватает. Счастье кажется слишком недостижимым, чтоб я могла хотя бы предположить, что мне его подарит. Я приглашаю Линду занять место напротив меня и начинаю потихоньку вводить в курс дела.

      — Нет, нет, нет! Только не это, чёрт, — я закатываю глаза, чтоб не видеть, как по полу рассыпаются белые жемчужины.

Каждый тихий удар о пол отзывается грохотом в голове. Я очень зла, но времени на причитания и замену украшения нет. Неаккуратно сметя жемчуг в сторону, я пробегаю в прихожую и пару секунд оглядываю придирчивым взглядом две пары обуви: высокие ботфорты и низкие челси. Кажется более разумным обуть сегодня низкие ботинки, но к юбке куда больше подошли бы ботфорты. Помявшись ещё несколько мгновений, я всё же влезаю в ботфорты. Между ними и юбкой остаётся небольшой зазор, позволяющий немного выглядывать тонкому капрону. Слишком легкомысленно для ранней весны, но на улице весьма приветливое солнышко, поэтому я даже меняю привычное тёплое пальто на кожаную куртку. В любом случае мне предстоит минимум времени провести на улице — только по пути от машины к месту встречи.

Не слишком пафосный ресторанчик неподалёку от парка кажется отличным выбором для первой деловой встречи; правильно подобранная обстановка в заведении всегда располагает к плодотворному сотрудничеству и дружелюбной беседе. Я делаю пару кругов в поисках парковочного местечка и выскальзываю из машины с достаточным запасом времени в десять минут. Образовавшийся перерыв решаю использовать для того, чтоб выкурить сигарету и вдохнуть свежий весенний воздух с реки.

— Девушка, прошу простить, — я плавно поворачиваю корпус в сторону источника звука. — Моя зажигалка, кажется, сдалась, — незнакомец пожимает плечами и подтверждает свои слова, пощёлкав несколько раз кремниевым колёсиком. Зажигалка натужно плюётся искрами.

— Прошу, — я протягиваю свою, давая себе время изучить незнакомца взглядом.

Я поняла, что бо́льшую часть жизни провожу, опустив взгляд: в книгу, в телефон, просто в землю. От этого практически невозможным становится случайное знакомство или любовь с первого взгляда; какая любовь с первого взгляда, когда и взглядов то никаких нет? Теперь насильно приходится заставлять себя прятать телефон в компактную сумочку, не позволяя социальным сетям и новостным порталам украсть моё внимание и время.

Мужчина приветливо улыбается мне в ответ и на пару лишних секунд задерживает пальцы на моих, обжигая холодом. Если бы я провела на улице чуть больше времени, тоже смогла бы похвастаться окоченевшими конечностями, но пока хватает кроны зазеленевшего совсем недавно дерева, чтоб укрыться от ветра.

— Стивен, — представляется незнакомец, сохраняя зрительный контакт и выпуская изо рта первое облачко дыма. Его сигареты, в отличие от моих ментоловых и лёгких, пахнут крепким табаком.

— Какое совпадение, у меня как раз назначена встреча в этом ресторане с мужчиной по имени Стивен, — я хмыкаю и качаю головой. Хочу представиться в ответ, но мужчина останавливает меня кратким смешком:

— Виктория? — я улыбаюсь и киваю. — Никогда не верил в совпадения. Приятно познакомиться с Вами.

Мужчина выше меня на сантиметров пятнадцать, что заставляет приподнимать голову для поддержания зрительного контакта. У него озорные голубые глаза и тонкие, ярко очерченные губы, ухоженная щетина и стильная укладка. На Стивене не слишком строгий клетчатый костюм, но вместо рубашки простая чёрная футболка, а на ногах белые кроссовки — выглядит лаконично и не слишком вычурно; самое то для первой встречи менеджера и издателя.

— Взаимно, Стивен, — ненавижу светские беседы, потому что вопрос о делах может показаться слишком личным, а о погоде — банальным, но собеседник спасает меня от неловкости и заводит разговор сам.

— Я, признаюсь честно, не ожидал увидеть столь эффектную девушку. Думал, что уговаривать на сотрудничество меня приедет какая-нибудь чопорная дама с неприятным голосом и кипой распечаток.

— Мы ведь договаривались на относительно неформальную встречу. Я не буду уговаривать Вас, Стивен, если Вы примете окончательное решение отказаться от сотрудничества с нашим издательством, наши профессиональные пути разойдутся. Обещаю, скандалов не будет, — я хмыкаю и с удовольствием наблюдаю, как теплеет лицо нового знакомого. Он вальяжно стряхивает пепел себе под ноги.

— Виктория, я должен Вам признаться… Не в моих правилах лгать красивым женщинам…

Я в очередной раз молча пропускаю неуместный и немного бестактный комплимент мимо ушей и кивком предлагаю продолжить. Сигарета потихоньку дотлевает.

— Мы отказали Анне во всём, что она предложила, потому что я… Я не совсем менеджер автора книги, Виктория, я менеджер музыкальной группы, о которой пишется биография. Самое полное издание, море эксклюзива, автор — наш друг.

Я вновь подгоняю кивками, заинтересовавшись ещё больше прежнего. Если это какая-нибудь культовая группа, и наше издательство заполучит полную биографию с эксклюзивом, я могу рассчитывать даже не на одну премию. Если это не культовая, а только набирающая популярность группа, это тоже будет нам на руку: смотрите, потенциальные авторы, мы дружим с молодёжью и поддерживаем во всех начинаниях, заключайте с нами долгосрочные контракты, пожалуйста. Стивен откашливается.

— Короче, мы ни черта не поняли, в чём преимущества и недостатки исключительной лицензии с вами, стоит ли это делать, а если и стоит, то как. Идея о написании книги пришла раньше, чем пришло осознание, что мы совсем ничего не смыслим в издательстве текстовых материалов. Зато я могу дать лекцию об авторских правах на музыкальные альбомы, — новый знакомый неловко отсмеивается в кулак и поднимает немного смущённый взгляд на меня.

Чёрт, я в лучшем положении из возможных! Победоносная улыбка сама рвётся на усилием сжатые губы, из груди просится облегчённый смех, но я принимаю вид сочувствующий и понимающий, чтоб не спугнуть потенциального партнёра раньше времени. Они почти у меня в кармане, дальше просто дело техники.

— Не возражаете против того, чтоб зайти внутрь? Я расскажу обо всём без приукрас, а Вы примете решение или хотя бы примете информацию к сведению. Я не тороплю, — Стивен часто кивает и быстро шагает вперёд, чтобы открыть дверь в заведение, позволяя мне пройти.

За часа полтора диалога, которые мы провели в компании друг друга и роскошного горячего, Стивен заметно расслабился и явно начал склоняться в сторону какого-то решения. Я так и не смогла выяснить, какую именно группу представляет менеджер — он юлит и уходит от ответа, как будто эта информация может что-то в корне изменить. Меня изнутри сжирает безумное любопытство, но я не давлю, поскольку это всего лишь первая встреча. Возможно, Анна что-то знает, и мне следует спросить у неё. Лёд в бокале с моим безалкогольным мохито округлил углы и острые грани, подтаяв, и я не хочу допивать, но в диалоге нет необходимости брать короткие передышки и прятаться за напитком. Разговоры потихоньку меняют русло, и я осознаю нас со Стивеном на этапе обсуждения любимого кинорежиссёра. Я спохватываюсь, когда через режим «Не беспокоить» прорывается напоминание повышенной важности. Мой беглый взгляд на экран не утаивается от собеседника, и он понимающе улыбается, кратко сжав мою ладонь пальцами.

— Простите, что задержал, Виктория. Полагаю, наша встреча неприлично затянулась. Было очень приятно познакомиться с Вами, надеюсь, мы продолжим общение.

— Разумеется, Стив, — он сам настоял на сокращённом обращении, а я не стала протестовать — это может, опять же, сыграть на руку, да и выстраивание доверительных и приятельских отношений удаётся мне лучше, нежели сухой официоз.

— О! У меня есть прекрасная идея, — мужчина заговорщически улыбается и тянется в нагрудный карман пиджака. Двумя пальцами изящно достаёт визитку и кладёт передо мной текстом вниз — я по-прежнему сгораю от любопытства и не могу прочесть ни должность, ни полное имя, которое наверняка легко гуглится. — Приходите в пятницу для знакомства с музыкантами. Поймём, насколько нам комфортно сотрудничать, а после сможем продолжить общение в неформальной обстановке. Станете нашим другом-издателем при положительном исходе. Или просто другом.

Я почти слышу флирт в этом приглашении, поскольку мужчина немного поигрывает бровями, обозначая намерения, и неэтично было бы соглашаться, но я сгрузила на Линду практически все текущие дела, связанные с офисом, и теперь моё расписание вполне может включать любые выезды и встречи. Всё, что осталось под моим контролем, может быть решено в любой точке планеты, где есть вай-фай достаточной скорости. Да и я, в конце концов, мечтала о новых знакомствах и чём-то лёгком. Невинный флирт, перерастающий в пару приятных встреч, не противоречит моим принципам и не идёт вразрез с планами на ближайшую жизнь. Я размышляю всего пару секунд прежде, чем взять со столешницы визитку и выдохнуть с улыбкой:

— Договорились. Я с удовольствием.

Стивен жестом показывает, чтоб я перевернула визитку. Мне даже немного волнительно делать это, и я стараюсь максимально резко обнажить лицевую сторону. На металлизированной чёрной бумаге красуется лаконичное «Rammstein Management». Я ахаю и прикрываю рот ладонью, а Стивен заразительно смеётся.

— Я не зря выдерживал эту интригу.

Глава 1

sluchaynaya

Я долго бродила где-то в отдалении от истины, посвящая себя работе и неважным мелочам. Оказывается, я всю жизнь шла к себе. Больше тридцати лет пути, чтоб оказаться в твоих объятиях.

Rammstein

Emigrate

Richard Kruspe

Till Lindemann

Richard Z. Kruspe

ОЖП

Тилль Линдеманн

Рихард Круспе

ОМП

Mein Walzer oder Frühling in Berlin

ru-mein-walzer-oder-frühling-in-berlin-sluchaynaya

Подготовка к предстоящей встрече запоминается бесконечным чтением статей, сайтов и интервью: негоже приходить на встречу с музыкантами, зная лишь пару песен, которые умудрились просочиться на любимую радиостанцию. Информации непомерно много, и непонятно, за что хвататься, с чего начинать и в каком порядке слушать альбомы, но, Боже, храни фан-сообщества с их навигацией и пояснениями даже самого очевидного. За неделю у меня формируется определённое отношение к творчеству Rammstein, их деятельности в медийном пространстве и их менеджменте. Самое главное, что волнует непосредственно меня — несокрушимая, огромная база поклонников по всему миру.

Поклонники равно поддержка, зарубежные поклонники равно переводы издания на разные языки и повышение уровня продаж. В нетерпении я ощущаю себя взбудораженной и вдохновлённой, даже хочется радостно потереть друг о друга ладони с загадочной ухмылкой, но я позволяю себе это лишь внутренне. Больше всего хочется либо построить, либо создать видимость прочных партнёрских отношений с группой, чтоб долгосрочное сотрудничество не вызывало сомнений. Единственное, что остаётся загадкой — ради чего Стивен пригласил меня знакомиться непосредственно с музыкантами, когда есть автор биографии, есть менеджмент; удивительно, что у автора нет ещё и литературного агента, которые пользуются огромной популярностью. На страницах моего ежедневника то и дело появляются новые заметки, детали и вопросы, которые я боюсь упустить при встрече и более подробном диалоге. Поскольку Стив упоминал собственную неосведомлённость во всём, что касается издания книг, я планирую стать им и литературным агентом, и мамочкой, и проводником в мир литературы. Предстоит длинный и интересный путь, который было бы истинным удовольствием пройти неподалёку от легендарной группы.

В машине тепло пахнет булочками, которые лежат в бумажном пакете на пассажирском сидении, и кофе, из приоткрытого окна струйкой затекает по-весеннему тёплый воздух, а аудиосистема выдаёт простые риффы Emigrate — пожалуйста, не говорите никому, но из всех возможных проектов именно они стали моими любимчиками. Относительно незамысловатые тексты, приятное звучание и отсутствие льющей за грань злобы, что немного оттолкнуло меня в Rammstein, покоряют с первой секунды. Я отстукиваю по рулю ритм и немного растерянно улыбаюсь, увидев внушительный пропускной пункт на въезде на территорию студии. Сомневаюсь, что назначить встречу на тот день, когда музыканты заканчивают работу над песней, это хорошая идея, но Стивен был непреклонен в своём желании поговорить как можно раньше. Я не стала протестовать и на всякий случай надела красивый комплект белья. Мало ли, всякое в жизни случается, а мужская нетерпеливость и настойчивость всегда воспринимается весьма однозначно.

Перед тем, как войти в здание, я строго и критично оцениваю собственное отражение в большом панорамном окне; нужно признаться, что я остаюсь абсолютно удовлетворена увиденным. Классическая косуха отлично смотрится с прямыми синими джинсами и рубашкой. Единственное, что огорчает — я решила не использовать помаду, потому что… ну, сами понимаете. Всякое в жизни случается, я уже говорила. Мне непривычно видеть свои губы такими бледными, я каждый день наношу хоть что-нибудь. Кратко облизнув губы и обнажив зубы в приветливой улыбке, я тяну на себя тяжёлую дверь.

— Виктория! — с диванчика в холле подлетает Стив и придерживает для меня дверь.

— Здравствуй, — голубые глаза блестят неподдельной заинтересованностью, и я знаю, что это не просто профессиональное. Это льстит, пусть и не вызывает бури эмоций, о которой я так мечтала. Это лучше, чем ничего.

Стивен провожает меня до этажа и приглашает в комнату, похожую на обычную жилую гостиную. У стен стоят диванчики, возле большого окна расположился стол, бо́льшую часть которого занимают незамысловатые закуски: бутерброды, фрукты, сыры и сладости. Помимо прочего по всей площади помещения натыканы пепельницы всех форм и размеров, и даже если бы их не было, легко было бы догадаться о том, что здесь курят: запах табачного дыма буквально въелся во все поверхности и даже стены. Я немного морщу нос и вижу, как моментально реагирует Стивен: подлетает к окну и открывает его нараспашку, позволяя свежему воздуху беспрепятственно заполнять комнату.

— Располагайся и чувствуй себя как дома. Ребята скоро закончат, им нужно будет некоторое время остыть, а потом сможем нормально обсудить сотрудничество. Я сразу хотел спросить… Я почитал про литературных агентов; кажется, это разумное решение для таких недотёп как мы, — Стив очаровательно ухмыляется и разводит руками, как бы говоря «а что поделать, не мы такие, жизнь такая». Я хихикаю.

— Можете сэкономить, я вам во всём помогу и буду сопровождать в этом мире до момента, пока вы сами не захотите расстаться.

Стивен сияет. Это мило.

— А если начистоту, тебе это всё вообще выгодно? Я понимаю, что ты берёшься за имя, — приятно иметь дело со взрослым человеком, которому нет нужды доказывать, что медийные имена и лица мне необязательны. Ничего личного, только бизнес, — но чисто тебе хоть процент будет капать?

— Не. Но это наверняка положительно скажется на моём положении в компании, — я пожимаю плечами. Стивен жестом предлагает чем-нибудь угоститься, я так же жестом отказываюсь.

— Если тебе будет комфортно, мы можем тебя нанять. Заключить с тобой договор или просто платить деньги за помощь. Автор наш такой же оболтус, который прежде только в стол писал. Какой-то давний друг Тилля, — Стив говорит это таким тоном, будто сразу должно стать всё ясно. Друг Тилля это, видимо, диагноз.

— Мы пока ещё даже ни о чём не договорились, не торопись, — заверяю я и всё-таки тянусь к упаковке мармеладок Haribo, утаскивая пару медвежат. Предложение интересное, но я пока не знаю, насколько это уместно в рамках работы на издательство. Если всё сделать красиво, то, конечно, грех отказываться…

Дверь в помещение распахивается, и в неё, хохоча, вваливается толпа мужиков — иначе и не скажешь. Можно расслышать какие-то хвалебные комментарии в адрес друг друга, хлопки по плечам и фразы в духе «Я умираю как устал». Я с пару минут наблюдаю за этим из своего уголка; Стивен присоединяется и подхватывает бодрый настрой, тоже отпускает пару шуток. Я внимательно рассматриваю взглядом каждого участника группы и, кажется, звукаря, на шее которого покоятся внушительных размеров накладные наушники. От них прёт заразительной энергией и любовью к тому, чем они занимаются, я даже ненадолго выпадаю из реальности, представляя, что было бы, если бы моя работа вызывала во мне столько эмоций. Наверное, мне бы не нужна была никакая любовь романтическая с такой любовью к своему делу.

— Сожрал бы слона, честное слово. Давайте тех бургеров гигантских закажем? — на диван напротив меня плюхается Рихард и обращается к друзьям, даже не заметив меня. Наверняка публичная жизнь приучает концентрироваться на знакомых людях и игнорировать существование остальных, пока в них нет необходимости.

— Я за, — из общей толпы заметно выделяется Тилль, который говорит меньше всех, то и дело покашливая в кулак.

— Тебе бы, конечно, поменьше разговаривать, — сочувствующе говорит Оливер и похлопывает Линдеманна по плечу, и Тилль стряхивает руку товарища, сморщившись.

— Мне нужен мой врач. И немного тишины, — Линдеманн хмурится и хлопает себя ладонями по карманам, видимо, в поисках пачки сигарет. Рихард, не поднимая глаз от телефона, вытаскивает свои сигареты и бросает в том направлении, где стоял Тилль. Тот на удивление быстро реагирует и ловит пачку на лету. — Спасибо.

— Всё, заказ будет у нас через сорок минут, — Круспе кладёт смартфон в задний карман чёрных джинсов и поднимает взгляд, осматривая помещение. Наткнувшись на меня, вскидывает брови. — Э. Привет?

Он беспомощно озирается по сторонам в поисках ответов, остальные музыканты тоже наконец обращают на меня внимание и выглядят такими же непонимающими, даже по сторонам смотрят, чтоб убедиться, что вошли в нужное помещение. Один Стивен слишком увлечён размешиванием сахара в кружке и не замечает установившейся тишины. Я откашливаюсь, чтоб представиться самостоятельно, но Стив наконец заподозривает неладное и поднимает взгляд.

— О! Ребята, прошу простить. Как обещал, знакомлю вас с Викторией. Она может стать нашим помощником в издании будущей книги, — я дружелюбно улыбаюсь и наблюдаю, как Рихард расплывается в обворожительной улыбке. Он не успевает ничего сказать, хотя и протягивает мне руку, как его перебивает Линдеманн:

— Ты всё-таки привёл её в нашу студию? Господи, Стивен, — Тилль закатывает глаза. — Тех, кто предлагает тебе моющие пылесосы, ты тоже впускаешь в квартиру и позволяешь толкать своё дерьмо? Торгашей нам ещё не хватало. Книгой будет заниматься Камилла, это решённый вопрос. Прости, э-э… Виктория. Наш товарищ, кажется, забыл о договорённостях, — жёсткий и угрожающе тихий голос Линдеманна смягчается, когда тот смотрит на меня, но в этом не больше, чем просто дежурная вежливость. Я, нахмурившись, перевожу взгляд на Стивена, который тоже закатывает глаза и цокает.

— Нашей книгой не будет заниматься чёрт-те кто, потому что ты просто ей что-то когда-то обещал. Виктория…

— Я говорил, я её должник, — перебивает Тилль. — Долг — это не пустой звук для меня, дружище, — в голосе Тилля слышится усталая снисходительность. Он опускается на диван напротив меня, но избегает зрительного контакта, и глубоко затягивается сигаретой.

— Тилль, ты действительно не прав. Давай хотя бы познакомимся. Боже, Виктория, прости его, — в разговор вклинивается Ландерс и откручивает крышку с бутылки воды, делая после несколько жадных глотков. — Он не такой злой и страшный, каким может показаться. Просто он заболел и устал.

Я чувствую себя всё хуже и хуже с каждой минутой. Мало того, что музыканты вообще не хотели меня видеть, так они ещё и предполагали сотрудничать с другим издателем. Во мне поднимается вихрь злости и разочарования; это был отличный шанс для меня, но он ускользает. А ещё меня назвали торгашкой — это совсем возмутительно, но вступать в конфликт с Линдеманном нет ни малейшего желания. Он, мать его, просто гигантский. Выглядит как груда мышц и злобы. Я неуютно съёживаюсь, скользя взглядом по его фигуре, и ёрзаю на месте.

— Сделаем вид, что этого показательного выступления вообще не было, как идея? — с кошачьей ухмылкой предлагает Круспе и вновь протягивает мне руку, встав напротив. — Рихард.

— Виктория, — отвечаю я и протягиваю ладонь в ответ, рассчитывая на рукопожатие, но музыкант наклоняется и прижимается губами к пальцам. Я мгновенно вспыхиваю, но отчаянно стараюсь скрыть своё смущение. Круспе выглядит донельзя довольным.

Остальные музыканты тоже по очереди представляются, один Тилль сидит молча и практически неподвижно — лишь стряхивает пепел с тлеющей сигареты, которую не курит, смотрит в одну точку и прижимает к виску прохладную бутылку воды. Знакомиться, будучи больным, действительно плохая затея, и я в жизни не поверю, что Стивен был не в курсе о состоянии здоровья солиста. Это бесит, потому что по его милости я оказалась в неловком положении. Ради чего была эта спешка?

— У тебя весьма интересный акцент… Дай угадать, ты из Польши? — Рихард позволяет себе присесть рядом со мной, но на приличном расстоянии, и тоже выуживает сигарету из пачки. Я хмыкаю и качаю головой.

— Почти. Я русская, — пожимаю плечами я. Тилль мечет на меня быстрый, но заинтересованный взгляд — о, так тут есть русофилы! Может, это станет моим козырем?

— А я целый год прожил в России! — на корявом русском выдаёт Пауль, приблизившись ко мне с бутербродом в руках. Я не сдерживаю смешка, но он лишь немного смущается и просто бросает затею хвалиться глубокими познаниями языка. — Мы бываем в России с концертами. Из какого ты города, Виктория?

— До переезда сюда я жила в Калининграде, — Ландерс кивает, как будто что-то понял, хотя выглядит скорее так, будто я предложила умножать пятизначные числа в уме.

— Тилль очень любит Россию и неплохо знает язык. Да, Тилль? — Стивен выглядит так, как будто всеми силами пытается нивелировать конфликт, но в итоге делает лишь хуже, потому что Линдеманн мгновенно отрезает на грани слышимости:

— Не имею потребности в том, чтоб рисоваться перед непонятно кем, — он говорит это так, чтоб услышал только рядом стоящий Стив, который сжимает кулаки после сказанного, но у меня достаточно острый слух, чтоб оскорбиться самостоятельно. После этого Тилль натягивает фальшивую и неубедительную улыбку, обращаясь уже ко мне по-русски, — Да! Часто вспоминаю свои под-мос-ков-ны-е вечера.

Я морщусь от плохой актёрской игры и неприязни; произношение — меньшая из проблем. Думаю, какой же неприятный тип этот Линдеманн, если позволяет себе разговаривать подобным образом с потенциальным партнёром. У них есть возможность заработать на продажах книги максимум, на который способен немецкий, а впоследствии и мировой рынок, но Тилль выбирает долг и старые договорённости. Друг Тилля — это действительно диагноз, как и предполагалось. Не осуждаю, но и понять тоже не могу. Разговор максимально не ладится, и я стараюсь придумать относительно убедительный повод сбежать, но тут, кажется, даже объяснять ничего не нужно. Когда я вижу, что ребята начали обсуждать свои темы, а Стив нерешительно мнётся и теребит на запястье ремешок часов, поднимаюсь с дивана, хлопнув себя по коленям:

— Если удастся уладить все неурядицы, свяжитесь со мной, — я кладу визитку среди бутербродов и мандаринов, набросив на плечо ремешок сумки. — Приятно было познакомиться. Хорошего дня!

В коридоре я слышу догоняющие меня шаги, наверняка принадлежащие Стивену, и хочу гордо уйти без сопровождения, но, ощупав карманы, понимаю, что выронила ключи от машины. Приходится развернуться на пятках и столкнуться нос к носу со Стивом.

— Прости! Виктория, это всё огромное недоразумение, я был уверен, что Тилль… Слушай, в конце концов, не он один принимает решения… — Стивен тяжело дышит, запыхавшись, и держит меня за запястье. Я мягко высвобождаюсь из хватки и качаю головой:

— Я забыла там ключи, — и, не дождавшись ответа, отталкиваю мужчину плечом, чтоб освободить путь.

В помещении стоит окутывающая, плотная тишина, когда я приоткрываю дверь — разговоры утихли, сменившись обычным отдыхом. Мне удаётся застать врасплох Круспе, который крутит между указательным и средним пальцем визитку с загадочной улыбкой; завидев меня, мужчина прячет руку в карман, но улыбаться не прекращает и сохраняет зрительный контакт. Контрольным в голову Рихард подмигивает. Линдеманн сидит на диване, прикрыв глаза и откинув голову назад, будто пытается немного вздремнуть. Остальные либо пьют что-либо, либо старательно жуют, только звуковик куда-то испарился — я даже не знаю, как давно он ушёл.

— Решила остаться? — удивлённо спрашивает Ландерс. — Мы не против, мне вообще очень интересно, какая может быть судьба у этой книги, но… Наше большое «но», — Пауль пальцем указывает на Тилля и фыркает. Остальные тоже вразнобой хмыкают, лишь Тилль остаётся неподвижным и молчаливым.

— Откажу вам в удовольствии наблюдать, как лютует герр Линдеманн. Просто забыла где-то здесь ключи от авто, — я усмехаюсь и осматриваю диван, на котором сидела, залезаю рукой в щели между подушками и вполголоса матерюсь: они не могли упасть дальше этого диванчика. В дверном проёме пыхтит Стивен и вновь пытается что-то сказать, то ли о Тилле, то ли о ситуации в целом, то ли о моих ключах, но так и не решается.

Тилль, услышав собственную фамилию в исполнении Ландерса, а потом и в моём, лишь открывает глаза и почти незаметно улыбается. Я ловлю улыбку и невольно отзеркаливаю — как суровое и грозное лицо, оказывается, теплеет от искренней улыбки. Мужчина разжимает ладонь, на которой покоится мой ключ.

— Взял заложника? Планировал шантажировать? — Рихард смеётся и перехватывает связку за брелок, не позволяя мне соприкоснуться с рукой Тилля. Линдеманн качает головой и закатывает глаза, продолжая улыбаться.

— Без обид? — спрашивает Линдеманн, почему-то по-русски, и во мне что-то жалобно и глухо скребётся — я не могу разобрать, что это, но и ответить настолько эмоционально, как хотелось бы, тоже не могу. Одно ясно точно: злиться не получается и вряд ли получится. Ничего личного.

— Конечно, — Тилль успокоенно кивает и вновь расслабляется, сомкнув веки.

— Нет, ну, так нечестно, — возмущается Рихард, жаждавший, видимо, подслушать разговор и поучаствовать в нём.

Я ухмыляюсь и жестом показываю телефон, намекая позвонить мне когда-нибудь потом (никогда, например), и он удовлетворённо кивает.

Стивен молча провожает меня до выхода и неловко приглашает на кофе. Я отказываюсь, думая, что на этом история взаимодействия и сотрудничества с Rammstein закончена. Я пока ещё не знаю, насколько ошибаюсь.

Глава 2

Альберт зол. Об этом невозможно сказать наверняка, не зная его, но проработав столько лет в издательстве, я по раздутым ноздрям могу понять, что он в чёртовом бешенстве, и это, надо признаться, закономерно. Упустить настолько крупный проект — это большой, но понятный провал для новичка, и абсолютно непростительный для профессионала вроде меня. Что хуже всего, Альберт… разочарован. Я пристыженно гляжу в пол, словно провинившийся ребёнок, и ощущаю себя примерно так же: будто я в начальной школе неделю готовилась к контрольной по умножению и провалилась на самых простых заданиях, получив позорную двойку.

Возраст не стал со временем бронёй от боли и обид, даже нелепых и неуместных. Особенно в том, что касается карьеры и профессиональной деятельности — это буквально единственное, что держит меня на плаву в водовороте абсолютно безликих будней.

— Виктория, я могу ещё понять… — начальник вздыхает и трёт переносицу, сняв очки. — Я могу понять Анну, но с Вашей хваткой, с Вашим опытом. Упустить такую легендарную группу, и из-за чего, Боже, не сумев договориться с какой-то там звездой, — он интонационно подчёркивает всё своё пренебрежение по отношению к Тиллю. — Виктория, — Альберт качает головой. Я морщусь, словно он впихнул мне в рот лимон целиком, и чувствую, что продолжать слушать это просто невозможно, но топнуть ногой и убежать было бы слишком. — Думайте, как выкручиваться, или я буду думать, кем Вас заменить.

Альберт никогда не отличался сердобольностью, но подобная жестокость и холодность в голосе выбивают у меня из груди весь воздух. Я поражённо смотрю на него, не мигая, пока он не поднимает на меня глаза и не выгибает в немом вопросе бровь.

— Можете идти, — озвучивает Альберт очевидное. Я открываю рот, как выброшенная на берег рыба, и захлопываю вновь.

— А. Да. Извините, — я неловко цепляю воздух вместо дверной ручки пару раз, но в итоге справляюсь и вываливаюсь в приёмную, стараясь отдышаться: сердце трепыхается обезумевшей птичкой.

Секретарь отрывается от заполнения документов и поднимает на меня озадаченный взгляд. Я отмахиваюсь и растягиваю губы в безмятежной улыбке, чтоб не стать поводом для сплетен в курилке и на обеденном перерыве, как это обычно бывает с каждым, кого отчитывает Альберт. Он человек весьма терпеливый и сдержанный, позволяет себе выходить за рамки сухого официоза и вежливости лишь в исключительных случаях. Не хочу, чтоб вся компания судачила о моём исключительном случае, тем более, начальник прав — это просто ерунда, не суметь договориться с артистом, который вообще никакого отношения непосредственно к книге не имеет. Бред какой-то.

Первым порывом становится попытка позвонить Стивену, но судя по тому, чему я стала свидетелем в ту злополучную пятницу, он не имеет особого веса и права голоса, особенно если его мнение идёт вразрез с планами Линдеманна. Это не то, что я привыкла видеть в профессиональных кругах, но в каждом коллективе устанавливаются свои негласные правила, и я не могу осуждать Стива. Хотя и очень хочется.

Моя команда перебрала уже все возможные варианты последующих действий, потому что отказываться от плана сотрудничества с Thalia никто не намерен, но мы застопорились на мысли «почему бы нам самим не написать и не продать себе книгу». Истерический смех заполняет помещение, и я бы посмеялась тоже, но ситуация скорее страшная. Мой телефон в очередной раз звонит, и если это снова социологический опрос, я не выдержу и познакомлю их с русским матом. На экране, конечно, незнакомый номер.

— Это я, — я устало опускаюсь в кресло и отворачиваюсь спиной к коллегам, которые продолжают мозговой штурм, но уже вполголоса. Голос на том конце провода кажется мне смутно знакомым, но я не берусь предполагать.

— Рихард Цвен Круспе, — я роняю из рук ручку и слишком резко наклоняюсь её поднять, едва не упав на пол вслед за ней. Боковым зрением я замечаю, как Анна порывается подать мне руку и спасти от встречи с полом, и стараюсь непринуждённо улыбнуться, чтоб не привлекать лишнего внимания.

— Секунду, я выйду туда, где потише, — я спешно покидаю кабинет и направляюсь на офисную террасу, где никого не бывает после того, как там запретили курить. Конечно, мне важнее не «потише», а «поменьше ушей», потому что тут так или иначе почти всегда грохочет ветер. — Чем обязана?

— Я так понимаю, что усилиями Тилля мы лишились сотрудничества с тобой, верно? — я скомкано угукаю в трубку, сомкнув веки. За последние недели я успела смириться со своей участью, но мысленно вновь и вновь возвращаюсь к произошедшему и испытываю праведный гнев. — Что ж, поздравляю, мой совестливый друг придумал какую-то альтернативу и уже который день клянчит у меня твою визитку, — моё сердце пропускает удар, — но я наотрез отказываюсь делиться, пока не приглашу тебя на свидание в ресторан. Что скажешь?

— Скажу, что я свободна сегодня вечером, — надеюсь, в моём голосе не слишком слышно ликование, но я всё-таки заполучу сотрудничество и, вероятно, неплохой секс; видит Бог, я всегда добиваюсь того, что хочу.

— А ты карьеристка, — удовлетворённо хмыкает Рихард. — Я пришлю за тобой машину часов в восемь, хорошо? Скинь адрес сообщением. До встречи.

— До вечера, — прощаюсь я и отключаюсь, не в силах противостоять глупой улыбке, которая растягивает мои губы.

Мне приходится сделать вид, что у меня образовались неотложные дела, чтоб успеть заехать домой, принять душ и переодеться из офисного скучного костюма во что-то более вечернее. Коллеги смотрят на меня обескураженно, потому что в моём стиле скорее не уехать из издательства вообще, чем уехать ещё до конца рабочего дня, но никто никак не комментирует происходящее. Постоянными переработками я явно заслужила право свалить хоть разочек на пару часов раньше.

Я совсем недавно была в шаге от увольнения из компании, которой посвятила добрую треть собственной жизни, и если для того, чтобы избежать этой участи, мне придётся собирать странные взгляды сослуживцев, я готова заниматься этим хоть каждый день. Не думаю, что смогу найти себе дело и место по душе, потому что ещё во время учёбы я пришла в это издательство и не жалела ни единой секунды. Я даже не представляю, как сейчас искать работу — наверняка рассылать резюме почтовыми голубями или что-то в этом духе, я не знаю.

Рихард действительно присылает за мной авто с водителем, заставляя меня ненадолго почувствовать себя принцессой из современной сказки. Приятное ожидание встречи ощущается как предвкушение Рождества, когда любая мелочь кажется чудом, и ничто не может испортить настроение. Так и теперь разверзшееся грозой небо ничуть не сбивает меня с настроя на приятный вечер, тем более водитель открывает надо мной зонт ещё до того, как я покидаю салон автомобиля, и провожает до самого входа в ресторан. Внутри тепло от горящих свечей, пахнет аппетитными специями, и нос немного щиплет от обилия ароматов. Девушка на входе без лишних вопросов сопровождает меня в укромное место за небольшой ширмой, создающей ощущение приватности в достаточно большом заведении.

За столиком уже сидит Рихард в потрясающем чёрном костюме по фигуре; наверняка он был сшит на заказ, поскольку сидит безупречно. Я мысленно радуюсь тому, что тоже выбрала классический чёрный цвет для сегодняшней встречи. Я задерживаюсь взглядом на выкрашенных чёрным лаком ногтях и небрежной укладке. Моё платье с открытым плечом и длинными рукавами давно ждало своего звёздного часа, и лучшего повода, чем сегодняшнее свидание, и придумать нельзя. Лицо Рихарда озаряет тёплой улыбкой, когда он встречается со мной взглядами, и мужчина встаёт, чтобы поприветствовать меня. Я рассчитываю на обычное «Привет», допускаю вероятность, что он опять поймает меня за ладонь и коснётся губами костяшек, но Круспе вновь удаётся меня удивить, на этот раз фамильярным поцелуем в щёку.

— Сногсшибательно выглядишь, — заключает Рихард, помогая мне сесть за столик. Придвигает мой стул и невесомо гладит пальцами обнажённое плечо, отходя к своему месту. Участок кожи, удостоенный касания, отзывается мурашками. Я погружаюсь ненадолго в плотное облако вечернего парфюма с медовыми нотками, которые перекликаются с благородным ароматом виски и кофе. Стараюсь максимально тихо и незаметно вдохнуть поглубже, запоминая запах.

— Спасибо, — я позволяю себе покрутить головой, чтоб изучить пространство. Взгляд останавливается на роскошной люстре и, конечно, на панорамных окнах во всю стену. За стеклом живёт и дышит по-весеннему свободно Берлин, и от него невозможно оторваться. Единственная достойная причина отвлечься — это озорной блестящий взгляд Круспе напротив меня.

— Я уже заказал блюда на свой вкус. Надеюсь, ты не против, — Рихард так мягко и обезоруживающе улыбается, освещённый пламенем свечей, что я не могу не улыбнуться в ответ. — Виктория… Или лучше Вика?

— В России я действительно Вика. Но близкие здесь называют меня Вики. Мне так привычнее.

Рихард кивает в ответ и отвлекается на подошедшего официанта, в руках у которого громыхает ведёрко со льдом и бутылкой шампанского; я боюсь предположить, сколько может стоить в подобном заведении целая бутылка шампанского, но кокетничать и отказываться не в моём стиле, я предпочитаю брать от жизни всё, что она предлагает. В том числе охлаждённый брют, от которого щекочет нёбо и теплеет в груди. Рихард поднимает первый бокал за меня, после чего беседа завязывается сама собой без лишних усилий.

Мы начинаем с непринуждённого обсуждения последних новостей в жизни каждого из нас так, будто мы давние знакомые, которые долго не виделись, и я погружаюсь в это ощущение, как в тёплую морскую воду. Рихард искренне и тихо посмеивается над рассказом о сотрудничестве, в котором ничего не смыслит, и в ответ щедро делится историей о недавних туровых приключениях. После горячего мы уже травим какие-то байки о подростковых похождениях и первых выкуренных сигаретах, смеясь совершенно без стеснения — мне удивительно хорошо и спокойно в компании этого незнакомого, экспрессивного немца, который, подумать только, собирает крупнейшие стадионы и залы планеты, полные беснующихся, одуревших от восторга фанатов.

Когда Рихард касается вопроса наших отношений со Стивеном, я вижу игривую ухмылку на чужих губах и спешу заверить, что нас ничего не связывает, кроме пары деловых встреч. Круспе смеётся, поймавший меня на стеснении и слишком активном сопротивлении; все мои намерения и ожидания мгновенно оказываются разоблачёнными. Пока я не успела слишком сильно смутиться и дать заднюю, мужчина накрывает мою ладонь своей и обещающе сжимает пальцы, глядя прямо в глаза — от этого взгляда внутри всё переворачивается и скручивается терпким возбуждением.

Эмоции ощущаются немного приглушёнными, будто я отвыкла чувствовать что-то приятное в полную силу, но даже эта положительная динамика заставляет трепетать и восторженно, немного растерянно улыбаться собственному отражению в зеркале уборной. Рихард ждёт меня внизу, и у меня есть всего пара минут на то, чтоб выровнять дыхание и привести в порядок растрепавшуюся причёску. Предлог переместиться в квартиру, прозвучавший из уст Круспе, кажется до ужаса избитым и даже банальным, но я уверена, что в его мире, где он находится в центре любой вселенной — своей или чужой, это уже много.

Наверняка покорные и согласные на всё поклонницы могут рано или поздно утомить, особенно Рихарда, который выглядит как человек, который получает искреннее удовольствие от ухаживаний, проявления внимания и игр в невинность, в которые мы играем на протяжении всего вечера. По признанию самого Круспе, в его жизни есть быстрый бездумный секс в гримёрках и недорогих номерах в турах, но это напрочь лишено эмоциональной подоплёки. Я не знаю, смогла бы я так же; для меня слепая влюблённость в человека совершенно незнакомого кажется бредом, ровно как и лечь в одну постель с человеком исключительно из-за того, что он нечеловечески хорош во владении гитарой и собственным голосом. Ну, и просто хорош собой — это невозможно отрицать.

В салоне машины даже слишком прохладно, я чувствую, как оголённое плечо мгновенно покрывается мурашками, что не укрывается от внимательных глаз Рихарда, который скользит взглядом по коже с того самого момента, как я села на соседнее место и пристегнулась. Без лишних вопросов Круспе просит водителя отрегулировать температуру на более комфортную, прикрывает перегородку между передним и задним сидениями и без предупреждений прижимается губами к моему плечу. Я резко вдыхаю воздух через сжатые зубы, не ожидавшая такой прыти, и Рихард смотрит на меня вопросительно, но в этом вопросе читается издёвка и озорство, я почти слышу насмешливое «Мне прекратить?». Я прикрываю глаза и откидываю голову назад, позволяя продолжить. Рихарда дважды приглашать не нужно. Он с присущей ему кошачьей леностью изучает доступные участки моего тела руками, губами и языком. Это хорошо, просто очень хорошо.

Мы не набрасываемся друг на друга с лихорадочными поцелуями прямо в прихожей и не трёмся в машине, как пубертатные подростки. Рихард позволяет мне спокойно принять душ, выделив в распоряжение несколько душистых махровых полотенец и мягкий халат, после чего сам закрывается в ванной. Я оказываюсь предоставлена самой себе в огромной квартире, где каждая деталь кричит о характере и жизни хозяина.

Приятно и даже немного почётно удостоиться посещения жилища музыканта, когда он спокойно мог выбрать номер в отеле, и раз уж мне так повезло, я не отказываю себе в удовольствии пройтись по длинным коридорам и порассматривать фотографии на стенах. Помпезные фотосессии с группой перемежаются с тёплыми, семейными кадрами, где Рихард совсем не похож на свой сценический образ. За разглядыванием снимка в каком-то неоновом сияющем парке аттракционов, где Рихард, неуместно мрачный за счёт чёрной мантии с капюшоном, держит розовую сахарную вату, меня застаёт сам Круспе. У него влажные волосы, немного раскрасневшаяся от горячей воды кожа и абсолютно такой же, как у меня, мягкий халат. Я невольно улыбаюсь с нескрываемой нежностью — интересно наблюдать за звездой в естественной среде обитания, видеть, как раскалывается защитная скорлупа образа, внутри которой оказывается простой, немного уставший, но при этом тёплый мужчина.

— Ты тут совсем не похож на себя, — подмечаю я. — Выглядишь таким счастливым.

— Не хочу об этом, — Круспе мягко отстраняет меня от полки, взяв за талию, и кладёт фоторамку изображением вниз. Я понятливо отхожу на почтительное расстояние и изворачиваюсь в объятиях, чтоб оказаться лицом к лицу. Рихард смотрит на меня так внимательно, что я теряюсь.

— Что-то не так? — неловко спрашиваю я, не представляя даже, что может происходить в голове у Круспе.

— Ты другая. Это странно, — он заправляет прядь волос мне за ухо и не отнимает руку, а гладит большим пальцем меня по шее. Я следую за ласковыми касаниями и прижимаюсь щекой к раскрытой ладони, а сама кладу руки на его плечи.

— Тихая, не восторженная. У меня были девушки, с которыми я знакомился по работе. Они старались изобразить безразличие, чтоб показаться для меня особенными, чтоб отличаться от обычных фанаток. А тебе и правда всё равно.

— Тебя это задевает? — уточняю я. Рихард хмыкает и качает головой.

— Пока сам не понял, — кажется, Круспе не хочет продолжать эти разговоры, копаться в себе и во мне, потому что перемещает руку на мой затылок и приближается, чтоб поцеловать. Я не отказываю себе и ему в этом удовольствии.

Мы с Рихардом засыпаем, когда на горизонте уже занимается рассвет — я чувствую удивительный покой, прижатая к постели тяжестью чужих конечностей, и не испытываю ни капли сожалений о том, что этой короткой истории суждено закончиться сразу с пробуждением. Мы ничего друг другу не обещали, и уж это мы сдержать в состоянии. По телу разливается приятная послеоргазменная усталость, и я проваливаюсь в сон с лёгкой улыбкой.

Глава 3

— Доброе утро, — сипит над ухом низкий мужской голос, и я вздрагиваю от неожиданности: я давно отвыкла просыпаться не одна. Циферблат часов на запястье напоминает, что едва ли можно назвать утром полдень, но я отвечаю с зевком:

Рихард трёт глаза ребром ладони и сладко с протяжным стоном потягивается, из-за чего футболка на нём задирается и оголяет низ живота. Круспе без одеяла, зато я укутана по самый нос — заметив это, я ехидно хихикаю, а Круспе беззлобно закатывает глаза и встаёт с нагретой постели. Через щель в жалюзи в комнату проникает яркий солнечный свет, который подсвечивает светлую кожу Рихарда, от чего он почти сияет подобно вампиру, особенно в контрасте с чёрной футболкой и чёрными боксерами. Он красивый.

— Да, стоило пустить женщину в свою квартиру, как она уже распоряжается моим имуществом… Будешь кофе?

— Ого. Да, спасибо, — Рихард отвлекается от поисков вещей в огромном шкафу и прикрывает створку, чтоб вопросительно взглянуть на меня через плечо.

— Я сказал что-то удивительное?

— Пожалуй. Ты не стал выставлять меня ночью и не торопишь теперь. Это не совсем то, чего я ожидала. Я, вероятно, слишком подвержена стереотипам, — я стараюсь скрыть неловкость за смешком, но у меня явно плохо получается. Рихард улыбается одним уголком губ как-то задумчиво.

— Я тоже думал об этом, но, слушай… Меня совсем не тянет выставлять тебя из квартиры, да и из собственной жизни тоже. Мне казалось, как минимум разговаривать нам интересно. И наш секс…

— О господи, я умоляю, замолчи, — я смеюсь, зажмурившись от накрывшего смущения. Рихард отвечает продолжительным и проникновенным взглядом, от которого внутренности будто срываются со своих мест и летят вниз.

— В общем, если ты захочешь остаться в моей жизни, я буду не против. Наверное, — он игриво подмигивает мне, будто не смотрел на меня секунду назад столь серьёзно, и скрывается за дверью ванной, прихватив с собой одежду.

Я пытаюсь переварить всё услышанное и увиденное. Невозможно сказать, что между нами вспыхнула невыносимая страсть, пронеслась искра и сотня аналогичных эпитетов, но Рихард прав — нам действительно интересно вместе, и из этого могла бы вырасти крепкая духовная связь при должных усилиях с обеих сторон. Не хочу ничего загадывать, но и сразу хоронить эти взаимоотношения тоже ни к чему.

За кофе мы молча курим, и в этом есть своё очарование: мне спокойно и совсем не хочется поскорее оказаться в своей квартирке, как это обычно бывает после мимолётных интрижек и кратких встреч. Рихард тоже выглядит весьма умиротворённым, его лицо и тело полностью расслаблены, он лишь тихо настукивает указательным пальцем по кружке какой-то незнакомый мне ритм. Это либо профессиональное, либо просто дурацкая привычка, однако меня это ничуть не раздражает.

Я продолжаю исподтишка изучать окружающее меня пространство и стараться узнать в нём характер хозяина. Всё, что я встречаю, порождает сплошные противоречия. Рихард Круспе выглядит как человек, который очень любит порядок и бардак. Одновременно. Выставленные по линейке баночки со специями встречаются с валяющимися как попало упаковками каких-то батончиков прямо на одной полке, и если бы мне не было позволено так вольготно находиться в чужом доме, я бы решила, что Рихард женат, и его супруга соблюдает порядок только на вверенных ей территориях.

— Ты женат? — всё-таки спрашиваю я, когда противоречий и несостыковок становится слишком много: пачки сигарет, пустые и даже невскрытые, разбросаны по подоконнику, пока горшки с цветами выглядят как выставочные образцы, стопка чистых полотенец соседствует с ворохом пустых упаковок из-под чайных пакетиков. Рихард давится сигаретным дымом и смеётся.

— Чёрт, ты серьёзно решила спросить об этом уже после того, как мы переспали? — Круспе хохочет так, что из его пальцев выскальзывает окурок. Приземляется прямиком в пепельницу — мужчина даже замолкает на пару секунд, чтоб удивлённо вскинуть брови, но вновь заливается смехом. — Дважды! — истерически добавляет мужчина, потерев лицо ладонями.

— Ты не ответил на вопрос, — с шутливо подозрительным прищуром отмечаю я, и Рихард откашливается прежде чем выпрямить спину и заявить:

— Нет, Вики, я не женат. Свободен как июльский ветер. Претендуешь?

— Боже упаси, — отвечаю я, и Рихард смеётся снова, мимолётно погладив меня по плечу. Внутри от этого невинного жеста что-то переворачивается. Я высказываю ещё одно предположение: — У тебя есть домработница?

— Есть, — с поднятой бровью медленно отвечает Рихард, озираясь по сторонам. — Ты обнаружила следы женщины? Где домработница так отметилась?

— Скорее ты. Очевидно, что специями для готовки она пользуется одна, поэтому среди них полный порядок, а вот протеиновые батончики ешь ты, и там бардак, — я указываю рукой на полку, которая первой вызвала у меня вопросы. Рихард внимательно изучает её взглядом и одобрительно хмыкает.

— Отлично сработано, Шерлок. А, кстати! — Рихард хлопает себя руками по карманам джинсов. — Я скину Тиллю твой номер телефона, и он, скорее всего, позвонит сразу же, как получит моё сообщение. Я и без того долго его мариновал с этим вопросом и отказывался давать визитку. Мне кажется, он хочет поработать с тобой, но это будет уже другая книга, скорее всего, сборник его стихов. Он давно его готовит. Ты как, не против?

Я перевожу поражённый и оскорблённый взгляд на Круспе и отодвигаю кружку с подостывшим кофе подальше, чтоб ненароком не смахнуть. Рихард, заподозривший неладное, тоже отставляет свой американо.

Mein Walzer oder Frühling in Berlin

Содержание

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Комментарии (0)